Валерий Чумаков - Сытин. Издательская империя
Вот Вам описание рисунков, вначале раскрашенная красками передняя страничка, обложка. Потом по номерам:
1. Жена провожает Епифана в город, на базар, чтобы он свез и продал там яйца, и говорит ему, что он простоват, как бы его не надули и чтобы яйца не разворовали. Он, подпоясываясь, успокаивает ее.
2. Приехав на базар, он снял с телеги лукошко с яйцами и, чтобы их не разворовали, придумал сесть на лукошко и не вставать с него до тех пор, пока не явится покупатель, чтобы купил у него все – гуртом. Покупатели требуют, чтобы он показал свой товар, но он из боязни, что раскрадут, не соглашается встать, и они отходят. Сидит Епифан много часов, дело идет к вечеру, – он все сидит. Торговки смеются над ним и говорят ему, что он так долго сидит на яйцах, что может вывести цыплят!
3. Подходит к нему плут цыган, уже раньше издали наблюдавший за ним. Здоровается и говорит Епифану, что сейчас только видел в кабаке его жену, которая хороводится там с солдатами. Епифан привстает с лукошка и просит цыгана побыть тут, пока он сходит в кабак.
4. Только что он стал удаляться, цыган, не теряя времени, стал перекладывать яйца из лукошка в Епифанову телегу. Переложил и уехал, оставив пустое лукошко. Торговки видят это, но ему не мешают.
5. Возвращается Епифан из кабака и удивлен при виде опустевшего лукошка; но торговки объясняют ему, что, сидя, он так нагрел яйца, что как только встал и ушел, тотчас же и вывелись цыплята. Епифан этому верит и, видя, что по базару там и сям ходят куры и цыплята, решил, что это он их высидел и что они принадлежат ему. Но торговки с этим не согласились, тогда Епифан, схватив близ него находившихся петуха и курицу, сунул их в лукошко и поторопился улизнуть от торговок, забыв даже о своей кобыле, на которой уехал с базара цыган.
6. Епифан что есть духу, с лукошком на руках, устремляется с базара – за город. Его яростно преследуют торговки, собаки и свинья. Наступает вечерняя тьма. Картинка между Э 6 и Э 8 еще не сделана, но она должна изображать темную ночь, а подпись под нею гласит, что вследствие наступившего мрака неведомо: был ли изловлен торговками Епифан или ему удалось счастливо от них уйти к себе домой, в деревню.
8. Цыган же, запасшись полштофом водки, благополучно выехал через другую заставу из города. Выбрал удобный пригорочек и расположился, чтобы насладиться плодами своей хитрости, то есть покушать краденых яичек и запить их водочкою.
9. Невпрок ему пошла краденая пища: объелся и приказал долго жить, растянувшись тут же, на пригорке, вылупя глазищи и язык, и воронье собирается тоже поужинать; а кобыла Епифанова, видя, что уж тут ей больше делать нечего, пошла домой и – конец.
Текст стихами мне сделает Александр Николаевич Островский.
Если Вам сюжет этот нравится и картинками этими Вы, как эскизами, довольны; а также, если Вы согласны на условие, чтобы 10 картинок этой книжки и текст считать за две больших моих картинки, т. е. вдвое против сделанного нами условия, то есть получать мне 2 копейки, если книжка будет стоить 10 коп., или 3, если книжка – 15 коп., то тогда об этом меня известите тотчас же, а рисунки передайте из рук в руки другу моему, Его Превосходительству Александру Николаевичу Островскому[26], он живет против храма Спасителя, в доме Светлейшего князя Голицына.
Желаю Вам доброго здравия.
М. Микешин».К сожалению, работа эта так и не пошла, иначе у нас сейчас было бы больше одним произведением великого драматурга Островского и десятью картинками замечательного художника Микешина. Почему Сытин не согласился на предложение живописца можно только догадываться. Возможно, он остался не в восторге от прежнего опыта сотрудничества, может его не устроила цена. Но, скорее всего, он просто был слишком занят и не мог отвлекаться на мелочи. Ведь письмо он получил буквально перед началом первой в его жизни художественно-промышленной выставки, которую должен был посетить сам Государь Император и на которую предприниматель Сытин делал большую ставку. Подготовка к ней отнимала все время без остатка, и на такие мелочи, как издание еще одной «народной» книжки его просто не оставалось. А Микешин и не настаивал.
Популярность сытинской продукции росла и одна литографическая машина была уже просто не в состоянии удовлетворить все далее растущий спрос. Производство надо было расширять. Только сделать это было не так просто, ведь хозяином литографии все еще числился консервативный Шарапов, просто боявшийся всяческих нововведений. Иван это прекрасно понимал. И старался как можно скорее полностью получить контроль над своим делом в свои руки. Для этого он досрочно, уже в 1878 году рассчитался с Шараповым и стал полноправным владельцем литографии. С бывшим хозяином теперь его связывала только договоренность о том, что вся сытинская продукция будет реализовываться через шараповскую лавку.
Отныне Иван получил почти полную самостоятельность, которую он так долго ждал. Ждал с надеждой и со скрытым, даже от самого себя, страхом. Страхом сына, знающего, что он навсегда покидает родительский дом и теперь ему за все придется отвечать единолично, не надеясь на то, что в любой беде он получить безусловную помощь и поддержку. В жизни Ивана начинался совершенно новый период. Период самостоятельно плавания по волнам издательского бизнеса. Вокруг плавали акулы, которые могли в любой момент проглотить конкурента. И не было уже рядом спасительного шараповского авторитета. Успокаивало только то, что пока у конкурентов не было особой нужды атаковать конкурента. Спрос на книжную продукцию рост темпами, явно превышающими рост предложения, и за покупателя пока бороться не приходилось. Да и сам Сытин постепенно тоже превращался в акулу. Пока еще маленькую, но способную, если и не проглотить врага, то пугнуть его, показав маленькие, но частые зубки. Хотя драться Иван, как мы помним, не любил. Ему больше нравилось плавать в компании себе подобных, будучи первым среди равных. И если таких вокруг не было, то их можно было создать.
Примерно в то же время, когда произошел расчет с Шараповым, литографию Сытина накрыл первый серьезный кризис. Кадровый. Увидев, насколько хорошо идут дела у хозяина, рисовальщик Мишка Соловьев вместе с печатником решили покинуть литографию и открыть собственное дело. Иван Дмитриевич удерживать их не стал. Более того, он вполне искренне пожелал им успеха и даже выпил с ними «отходную». На заработанные деньги беглецы купили старенькую машину и так же занялись печатью лубков. Дело, хоть и не с блеском, но пошло и уже скоро компаньоны, сразу не договорившиеся о своих долях в нем, перессорились и Соловьев просто вышиб из новой литографии своего старого партнера. Тот вернулся к старому хозяину и попросил взять его, по старой памяти, обратно. Но Сытин обратно брать его не стал, сказав, что на его месте уже работает печатник, к которому у Ивана нет никаких претензий и увольнять которого тоже нет оснований. Таково было официальное оправдание. На самом деле, как Сытин признался позже, он не желал принимать обратно на работу человека, уже почувствовавшего вкус собственного дела, не без основания полагая, что тот, накопив еще денег, вновь покинет предприятие. И тогда придется опять искать нового хорошего печатника, либо готовить его самому. Все это в планы Сытина не входило, и он посоветовал бывшему подчиненному открыть собственное дело. И не только посоветовал, но ссудил его необходимой суммой и помог купить подержанный станок.
Возможно, предприниматель и был обижен на «отступников», но даже вида этого он не показывал. Напротив, он сохранил с новыми «конкурентами» приятельские отношения и частенько встречался с ними как у себя дома, так и на нейтральной территории: в трактире, ресторанчике или еще в каком-либо отвлеченном месте. Позже, когда развитие дела потребовало создания товарищества на паях, и бывший печатник, и рисовальщик вошли в число пайщиков.
Несмотря на то, что продукцию свою Сытин сдавал Шарапову с существенной скидкой, шла она так хорошо, что уже спустя несколько месяцев после начала «самостоятельного плавания» Иван Дмитриевич накопил немалый капитал. Который позволил ему купить собственный дом на Пятницкой улице, куда он переехал с женой и двумя детьми – полуторагодовалой Марией и новорожденным Николаем. В этот же дома была перенесена литография, а к старой машине была добавлена еще одна. Тоже вполне передовая.
Первая литография Сытина на Пятницкой улице
В 1882 году Иван Сытин получил первую в своей жизни награду – бронзовую медаль художественно-промышленной выставки. Выставка проходила в Петровском парке Москвы с 20-го мая по 30 сентября.
