Петр Букейханов - Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». 1943
Другим важным фактором, хотя и внеэкономическим, являлось применение жесточайших методов государственного принуждения населения к обязательному и плохо оплачиваемому труду. Усиление эксплуатации населения со стороны правящей советской политической элиты наглядно демонстрирует Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Фактически данный указ нормативно закрепил рабский труд без выходных дней, за самовольный уход с работы была установлена уголовная ответственность. Ровно через год – 26 июня 1941 года – был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время», по которому отменялись отпуска, а хозяйственные руководители получили право вводить обязательные сверхурочные работы продолжительностью от 1 до 3 часов в день[98]. В целях дополнительного закрепления рабочей силы 26 декабря 1941 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий», в соответствии с которым все трудящиеся, занятые на предприятиях военной промышленности, а также обслуживающих ее отраслей, считались мобилизованными на период войны и самовольный уход с этих предприятий рассматривался как дезертирство[99].
При этом одним из крупных источников дополнительных трудовых ресурсов для коммунистического режима явилось население, ранее не занятое в общественном производстве, – женщины и подростки. Так, в 1940 году женщины составляли 41 % всех рабочих и служащих, в 1942 году – 53,4 %, а в 1944 году – 57,4 % (следовательно, их насчитывалось свыше 15,5 миллиона человек. – П.Б.); в сельском хозяйстве на долю женщин в 1944–1945 годах приходилось 55,5 % всех выработанных трудодней; к началу 1945 года удельный вес подростков в возрасте от 14 до 17 лет, занятых в промышленности, строительстве и на транспорте, составлял 10,5 % от общего числа работающих[100].
Для сравнения: в Германии в 1939 году количество женщин, занятых в хозяйстве, составляло 14,5 миллиона человек (≈37 %), хотя в дальнейшем оно незначительно увеличилось в связи с привлечением иностранных трудовых ресурсов: в мае 1940 года среди иностранных рабочих было 200 тысяч женщин, а в мае 1941 года – уже 400 тысяч, тогда как число трудившихся немецких женщин к этому времени уменьшилось до 14,2 миллиона человек[101].
Таким образом, изложенное показывает, что военная экономика нацистской Германии оказалась в целом менее эффективной, чем советская социалистическая экономика, ориентированная на военные нужды. Исторический опыт свидетельствует, что максимально централизованная система управления, основанная на жестком принуждении насильственными методами, гораздо эффективнее в условиях кризиса, чем относительно децентрализованная и более либеральная. С другой стороны, отсюда очевиден ответ на вопрос: какая политическая система являлась более отвечающей социальным интересам своего народа – советская коммунистическая или германская национал-социалистическая? По мнению участника войны генерала Фридриха Меллентина (Friedrich Mellenthin)[102], одним из главных преимуществ России в войне является ее способность выдержать огромные разрушения и кровопролитные бои, а также возможность предъявить необыкновенно тяжелые требования к населению и действующей армии.
Соответственно, начальник штаба Верховного командования сухопутных войск Германии (далее – Генеральный штаб сухопутных войск)[103] Франц Гальдер (Franz Ghalder) уже в августе 1941 года зафиксировал в своих заметках[104], что общая обстановка все яснее показывает недооценку военным руководством Германии хозяйственного и организационного потенциала СССР, а также его чисто военных возможностей: «И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину». В ноябре 1941 года начальник вооружений сухопутных сил и командующий армией резерва генерал Фридрих Фромм (Friedrich Fromm) докладывал Гальдеру, что количество людских резервов Германии и возможность обеспечения ее вооруженных сил материальными средствами требуют немедленного перемирия с СССР, поскольку в апреле 1942 года некомплект на Восточном фронте составит 180 тысяч солдат. Соответственно, в том же ноябре Гальдер констатировал, что колоссальные размеры территории и неистощимость людских ресурсов СССР вообще не позволяют гарантировать полного поражения этой страны, поэтому война смещается из плоскости военных успехов в плоскость способности выстоять в моральном и экономическом отношении, а главной задачей становится нанести противнику максимальный ущерб возможными средствами.
Военные специалисты, начиная с Карла Клаузевица, отмечали, что переход к массовым армиям позволил государству шире использовать для ведения войны возможности управляемого им народа, поэтому существенно изменилось понятие тыла, которым, по существу, теперь становилась вся страна, за исключением фронтовой полосы. Благодаря этому армии приобрели большую живучесть, и, даже потерпев сокрушительные поражения, при наличии крепкого тыла, образованного психологически сплоченным и морально устойчивым народом, а также времени и пространства, они могли восстанавливать свою боеспособность, одновременно приобретая боевой опыт.
Стратегия молниеносной войны, или блицкрига (нем. Blitzkrieg), разработанная германскими военными специалистами вследствие поражения в Первой мировой войне, предусматривала именно необходимость исключить тыл из военного противоборства либо, по крайней мере, существенно ограничить для противника возможности использования своего тыла. Стратегия предусматривала проведение серии взаимосвязанных краткосрочных операций, в основном на окружение крупных группировок неприятельских войск, что обеспечивало поражение вражеских вооруженных сил опережающими темпами, по сравнению с их восполнением и реорганизацией за счет ресурсов тыла и развертыванием в следующем стратегическом эшелоне. Тактическим средством реализации данной стратегии являлся комплекс методов и приемов ведения наступательных действий силами мотомеханизированных соединений, включавших танки, моторизованную пехоту, артиллерию на механической тяге, подвижные разведывательные, саперные, инженерно-технические части и подразделения связи, что позволяло непрерывно развивать наступление в оперативной глубине расположения войск противника. Соответственно, тактика блицкрига заключалась в прорыве обороны противника за счет действий ударных пехотных дивизий при поддержке авиации, с последующим входом в прорыв подвижных соединений с задачей нарушить всю систему вражеской обороны. Они должны были упредить выдвигающиеся на угрожаемый участок резервы противника, разгромить их по частям и продвинуться в оперативную глубину, чтобы овладеть ключевыми объектами и перерезать коммуникации вражеской группировки. В начале войны против СССР данная концепция ведения военных действий себя полностью оправдала, но недооценка мобилизационных возможностей советской стороны не позволила немцам добиться цели быстрого поражения и уничтожения основной массы советских вооруженных сил. Как отметил уже после войны генерал Герман Гот[105], разгром кадровой армии создал только предпосылку для гораздо более длительного акта разрушения военной промышленности противника.
Однако советское военное руководство не предоставило германской армии ни времени, ни реальной возможности для разрушения своей военной промышленности, поскольку оперативно пересмотрело мобилизационные планы с целью быстрого восстановления и увеличения численности вооруженных сил. Вместо создания ограниченного количества полностью укомплектованных кадровым командным составом и штатно вооруженных соединений был организован непрерывный процесс создания новых формирований, хуже оснащенных и состоящих из плохо обученных новобранцев и добровольцев под управлением офицеров запаса. В результате, если к началу войны в Красной армии насчитывалось всего 303 стрелковые, кавалерийские, моторизованные и танковые дивизии, в течение второго полугодия 1941 года была вновь сформирована 391 дивизия (для сравнения: в 1942 году – 73 соединения, в 1943 году – 26, в 1944 году – 5, в 1945 году – 2), поэтому в 1941 году на военную службу было призвано не 4,9 миллиона человек, как предполагалось до войны, а более 10 миллионов[106].
Хотя вновь сформированные соединения с ограниченной боеспособностью можно только условно называть дивизиями, тем не менее их создание позволяло заблаговременно занимать войсками оборонительные рубежи, заранее готовившиеся на всех угрожаемых направлениях, задерживать продвижение германских войск и причинять им потери, вынуждая германское командование изменять оперативные планы и перегруппировывать силы, то есть терять темп и проигрывать время. Ценой за это было полное или частичное уничтожение новых соединений, что в особенности отчетливо прослеживается при рассмотрении боевого использования так называемых дивизий народного ополчения.
