Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
Наконец приказ строиться, и нас в последний раз строем юнкеров ведут на молебен в церковь. Краткая церковная служба, нас снова выстраивают перед церковью, появляется начальник училища генерал Хамин с Высочайшей телеграммой и поздравляет нас с производством в прапорщики. Радостное, несмолкаемое “ура!” служит ему ответом, подается команда, и мы, уже не строем, перегоняя друг друга, весело мчимся в свои роты, чтобы как можно скорее переменить погоны и надеть шашку.
Итак, мы – офицеры Российской Императорской армии. Как раз 12 часов дня, час завтрака, нам любезно предлагают позавтракать последний раз вместе с юнкерами. Охотно принимаем приглашение, чинно спускаемся в манеж и занимаем свои места. Вот тут-то только начинаешь чувствовать, как дороги нам стены нашей славной школы и как грустно с ней расставаться.
После завтрака следует процедура выдачи ротными командирами причитающихся нам денег, получения предписаний и послужных списков, прощание с нашими курсовыми офицерами, и наконец мы свободны и покидаем училище.
По традиции училища первому солдату, который отдаст честь вновь испеченному нашего училища вне стен его, полагалось давать деньги. И вот, выйдя из училища (нас было человек пять), мы тут же на мосту через Яузу встретили первого солдата, лихо нам козырнувшего. Подозвав его к себе, мы начали давать ему деньги, конечно к неописуемому его удивлению. Получив что-то около тридцати рублей, по тем временам сумму немалую, совершенно не зная за что, он, вероятно, был весьма поражен и долго оглядывался нам вслед».
Прапорщики военного времени выходили из училищ с перспективой через восемь месяцев службы быть произведенными в чин подпоручика. Для отличившихся в бою в качестве награды это могло произойти в любое время.
Молодые офицеры разъезжались по местам назначения, и многим из них уже не доводилось встречать бывших однокашников.
Прапорщик А. В. Каптелин перед отправкой на фронт
Правда, у александровцев существовала возможность получить сведения о друзьях или оставить им весточку о себе. Сделать это они могли в кофейне братьев Савостьяновых на Арбатской площади (в доме № 2 по дореволюционной нумерации).
Заведение, располагавшееся неподалеку от Александровского училища, пользовалось среди юнкеров большой популярностью. А выпускникам училища оно служило своеобразным клубом и информационным центром. Бывая в Москве, офицеры обязательно заходили в савостьяновскую кофейню, чтобы на вывешенных там плакатах чиркнуть друзьям пару строк и отыскать среди подобных записей послание от друзей. Братья Савостьяновы говорили, что сохранят все эти материалы для будущего музея Великой войны.
Кроме военных училищ, герои-фронтовики из числа нижних чинов получали подготовку для сдачи офицерского экзамена в специальных школах прапорщиков. В Москве таких школ было шесть. Об одной из них, Четвертой, опубликовал воспоминания в журнале «Военная быль» кадровый офицер А. Г. Невзоров:
«Школа состояла из двух рот, по 250 человек в каждой. Офицерский состав был из боевых офицеров 1-й Великой войны. Большинство из них были инвалидами. Были и георгиевские кавалеры. Но инвалидность офицеров была такова, что не мешала им заниматься строем в условиях мирного времени. Например, капитан С. был ранен в пятку правой ноги и не мог ступать на эту пятку. Штабс-капитан М. ранен в кисть левой руки, но мог делать что-либо одной правой рукой. У поручика Л. не сгибалась левая рука от ранения в локоть и т. д., все в таком же духе.
Начальником школы был полковник Л. А. Шашковский. Это был в высшей степени образованный и гуманный человек, но с довольно своеобразными взглядами. При приеме молодых людей в школу для прохождения курса первое, что он делал, – это давал всем поступающим написать свою биографию. Во-первых, по этой биографии он узнавал степень грамотности поступающего, а также его специальность. Если оказывался кто-либо, кто служил раньше лакеем в ресторане, на вокзале или еще что-либо в этом роде, то такой человек моментально откомандировывался в полк. Полковник Шашковский говорил: “Приму крестьянина, рабочего, но не лакея”. Полковник Шашковский немного отстал от строевой службы, так как почти 30 лет был сначала воспитателем, а потом ротным командиром в 3-м Московском кадетском корпусе. Как начальник школы и воспитатель будущих офицеров он был незаменим.
Постоянному командному составу было работы много. Кроме строя, стрельбы, маневров, мы должны были читать лекции по топографии, тактике, стрелковому делу и уставам. Артиллерийское и инженерное дело читали специально приглашенные офицеры. Работать приходилось по 10–11 часов в сутки. Вначале в школу принимались люди без среднего образования. Достаточно было 4-х классов городского училища, гимназии или были еще какие-то школы 1864 года, которые давали права вольноопределяющегося 2-го разряда. Все эти люди уже побывали на фронте, среди них были и георгиевские кавалеры. Это был набор, с которым было легко работать. Они уже были знакомы с военной службой, и прапорщичья звездочка была для них заветным достижением. Потом начали присылать с фронта подпрапорщиков с полной колодкой Георгиевских крестов и медалей. Тут были и пехотные, артиллерийские и кавалерийские подпрапорщики. Был один воздухоплаватель. Все это люди, которым надо было получить чин прапорщика, и по окончании школы они как специалисты возвращались в свои части. (…)
Каждые два месяца приезжал командующий войсками Московского военного округа генерал Мрозовский. Производил очередной выпуск в прапорщики. Старший курс, произведенный в прапорщики, разобрав вакансии, разъезжался по своим запасным батальонам. А оттуда с маршевыми ротами отправлялись на фронт. От каждого взвода выпускаемых оставалось при школе, по выбору взводного офицера, по два прапорщика, которые были помощниками взводного офицера. Выбирались, конечно, лучшие. Они были очень хорошими помощниками. Оставались они в школе 4 месяца, а затем отправлялись в один из запасных батальонов».
Стоит отметить, что с началом войны, когда было резко увеличено число юнкеров, в Алексеевском училище также были введены должности помощников курсовых офицеров. Их предлагали занять выпускникам-прапорщикам, прекрасно себя зарекомендовавшим во время учебы. П. А. Нечаев упоминает, что такие офицеры считались прикомандированными на неопределенный срок. Некоторые из них, прослужив при училище год, получили чин подпоручика и были награждены орденом Св. Станислава (но без мечей – т. е. как за гражданскую службу).
Остается сказать, что в сентябре 1914 года специальным приказом императора было введено производство в офицеры прямо на театре военных действий. Командующие фронтов и армий получили право без экзаменов производить в прапорщики солдат и унтер-офицеров, показавших в боях храбрость и имевших соответствующий образовательный ценз. Царь затем лишь утверждал списки Высочайшим приказом.
Встречу на улицах Москвы с таким офицером, получившим погоны со звездочкой через два месяца пребывания на фронте, описал журналист газеты «Утро России»:
«На него обращают внимание все и всюду, где бы он ни появился. Слишком разительный контраст – эта папаха, сурово нависшая над бровями, и эти глаза, такие безмятежные, юные, с золотыми огоньками.
Конечно, Георгиевский крест – и офицерское снаряжение. Кожаные ремни на детских плечах. Да сколько же ему лет, наконец? Это – самый юный офицер в российской армии. (…)
Большая диковинка, этот юноша в офицерской форме, и за ним следуют толпы зевак, а он двигается в толпе спокойно и не спеша, и ни один мускул у него в лице не дрогнет».
История пятнадцатилетнего прапорщика оказалась проста. Бросил гимназию и отправился на фронт добровольцем. Проводя разведку, вместе с пятью товарищами захватил австрийскую батарею, за что был награжден Георгиевским крестом и чином старшего унтер-офицера. А в одном из боев, когда выбыли из строя все офицеры, поднял роту в атаку и захватил вражеские окопы. За этот подвиг он и получил офицерские погоны.
Забавно, что для юного прапорщика страшнее противника оказалась назойливая московская публика:
«Он вспыхивает и вспоминает:
– А вчера… Я был в театре. Подходит ко мне какая-то дама в фойе и смеется и предлагает: Что хотите, розу или апельсин?
– Ну и что же вы выбрали?
– Апельсин. Только оказался скверный, кислятина. И уже потом мне сказали, что это была насмешка. Свиньи!
От обиды он закусывает губу, а папаха еще суровее наползает на брови».
Без экзаменов могли получить офицерский чин полные георгиевские кавалеры[13] – так стал прапорщиком в феврале 1917 года Д. П. Оськин, находившийся на фронте с самого начала войны. Столь длительный срок объяснялся скорее всего невысоким уровнем образования героя.
А вот унтер-офицер И. И. Чернецов в январе 1915 года в письме к сестре сообщал, что ему достаточно сдать документы в полковую канцелярию, чтобы стать прапорщиком, и что в полку «уже многих произвели». Вот только видавший виды фронтовик не очень-то спешил надеть офицерские погоны:
