Алексей Исаев - Мифы и правда о маршале Жукове
Армия большой страны – это не пистолет ТТ, который можно элегантно выхватить и взведением курка привести в состояние боевой готовности. Это даже не сверхтяжелое орудие, требующее сборки с помощью кранов перед первым выстрелом. От момента принятия политического решения применять вооруженные силы для защиты или нападения до технической готовности это сделать неизбежно проходит некоторое время. Если на заре ядерной эры это были часы на старт бомбардировщиков или заправку ракет, то в 1930-х годах время на приведение вооруженных сил в пригодное для практического использования состояние исчислялось неделями. М.И. Неделин почти за два десятилетия до своей гибели имел возможность на собственном опыте убедиться в том, что происходит, когда этого времени у руководства страны не оказывается. Тогда молодой полковник М.И. Неделин командовал противотанковой артиллерийской бригадой и сам мог видеть, как по Украине растекается группа армий «Юг», подобно вырвавшейся из баков Р-16 кислоте, безжалостно поглощая людей и технику.
Когда Г.К. Жуков стал начальником Генерального штаба Красной армии, на его плечи лег тяжелейший груз. Вопреки утверждению В. Суворова о том, что главное в обороне страны – это заваливание дорог гнилыми бревнами, минирование мостов и земляные работы, проблема отражения внешней агрессии намного сложнее. Рабоче-крестьянская Красная армия, как и другие армии 1930-х годов, была подобна даже не ракете Р-7, а элементу китайской космической программы из известного анекдота: «Китай запустил свой первый спутник, два миллиона рабочих по натяжению рогатки получили грыжу». Чтобы армия была способна эффективно решать задачи защиты страны, нужно было по четко продуманному плану поднять миллионы людей и переместить их на сотни километров. Последняя задача была тем более сложной в условиях протяженной и обладающей умеренной пропускной способностью железнодорожной сети СССР.
Нельзя сказать, что Г.К. Жуков пришел на пустое место. Сдвиг границы на запад произошел еще в 1939 г. Изменения в начертании западной границы, произошедшие в 1940 г., уже не затрагивали основные операционные направления – Украину и Белоруссию. Поэтому оперативные планы были в общих чертах разработаны. По крайней мере, к сентябрю 1940 г. план войны на западе был готов и написан на бланке «Народный комиссар обороны СССР» аккуратным почерком заместителя начальника оперативного управления А.М. Василевского. Косметические изменения, которые были внесены в этот план Г.К. Жуковым в мае 1941 г., принципиально ситуацию не меняли.
В наши дни практически общеизвестным фактом стало то, что советские планы первой операции были наступательными. Еще в сентябре 1940 г. основная идея оперативного плана войны на западе (уже с рубежа новой границы) была сформулирована следующим образом: «Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение Люблин-Сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла. В дальнейшем нанести удар в общем направлении на Кельце, Краков и выйти на р. Тилица и верхнее течение р. Одер»[34]. В сущности, основные черты плана были озвучены в варианте «ответный удар» в книге А.Г. Хорькова «Грозовой июнь» задолго до публикации написанных почерком А.М. Василевского записок. Формулировку «ответный удар» мы оставим на совести Анатолия Герасимовича Хорькова, т. к. с точки зрения времени реализации наступательных операций они должны были проводиться не после, а во время наступления противника. Основной идеей было соревнование с противником в успешности наступательных действий на разных участках фронта.
Однако еще до раскрытия тайн предвоенного планирования в исследованиях появился термин «стратегическая оборона». Сам по себе термин вещь в данном случае нейтральная, но огорчает его интерпретация. Якобы разработка плана стратегической обороны могла спасти страну от катастрофы 1941 г. Соответственно, напрашивалось обвинение в адрес Г.К. Жукова в отсутствии у СССР планов этой самой «стратегической обороны». Среди апологетов «стратегической обороны» оказался автор довольно слабой книги в серии ЖЗЛ о Жукове – В. Дайнес. В одной из его работ мы находим такие слова: «В последующем недооценка обороны как в теории, так и в практике стратегического планирования начала проявляться все определеннее. Особенно явственно это стало вырисовываться на рубеже 30–40-х годов. Дело дошло до того, что об обороне говорили как об «уделе обреченных». О стратегической обороне не только ничего не появлялось в военной литературе, но и в разговоре упоминать о ней считалось большим грехом. Правда, совсем она не отрицалась, ибо допускалась как эпизодический момент действий Вооруженных Сил при выполнении задач оперативного прикрытия стратегического развертывания до вступления в сражение главных сил»[35]. У эволюции советской военной мысли есть более простые объяснения. РККА мигрировала от отсталой армии аграрной страны к армии будущей сверхдержавы, насыщенной современной техникой. Соответственно, от вынужденной ориентации на разгромы и поражения в боях с армиями экономически развитых стран был осуществлен переход к идеям поединка на равных. Как говорил И.В. Сталин на выступлении перед выпускниками военных академий в Кремле 5 мая 1941 г.: «Красная армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная».
Тезисы о деградации советской военной мысли в 1930-х годах были повторены В. Дайнесом в биографии Жукова, а затем дополнены утверждениями вида: «А оборонная инициатива советского военного руководства по-прежнему сковывалась позицией Сталина»[36]. Если приложить эту «свежую» мысль В. Дайнеса к начальнику Генерального штаба Красной армии, то Георгий Константинович был поставлен своим биографом в глупейшее положение: все понимает, но сделать ничего не может. Именно на такого рода утверждениях взошли труды В. Суворова. Он вполне логично продолжил рассуждения о «все понимал, но не мог» и поставил вопрос ребром: «У каждого руководителя высокого ранга есть средство заставить считаться с собой. И это средство – отставка. Во все времена министры, генералы, маршалы пользовались этим средством: за чужую дурь не ответчик, увольте. Если у человека есть принципы, то он обязан их отстаивать»[37]. Поклонники «стратегической обороны» сами себя загоняют в капкан. Или они должны признать действия Жукова ужасной ошибкой колоссальных масштабов и катастрофических последствий, или же представить Георгия Константиновича бессловесной куклой в руках диктатора. Оба варианта, между которыми осторожно мечется В. Дайнес на страницах своей книги о Жукове, выставляют советского полководца в лучшем случае трусом и лизоблюдом. Какой бы вариант ни был выбран, он будет с глумливой усмешкой использован разведчиком-аналитиком для пространных рассуждений о кровавом режиме, планах завоевания Европы и т. п. изрядно набивших оскомину вещах.
Честно говоря, меня всегда подмывало усадить поклонников «стратегической обороны» за стол, положить перед ними пачку листочков со штампом в левом верхнем углу «Народный комиссар обороны СССР», дать перо, чернильницу-неразливайку и предложить изобразить свой вариант плана первой операции РККА. В идейно выдержанном ключе непротивления злу насилием, с элементами техники «быстрый драп» школы «стратегической обороны». Впрочем, вряд ли на выходе будет что-то принципиально отличное от заезженных Владимиром Богдановичем противотанковых рвов, минных полей и других средств тактической борьбы, спроецированных на стратегический уровень.
Никаких теплых чувств у меня школа военно-исторического мракобесия, старательно курящая фимиам «стратегической обороне», не вызывала и не вызывает. Это пораженческая концепция, которую справедливо называли «уделом обреченных». На самом деле и Г.К. Жуков, и К.А. Мерецков, и А.М. Василевский проводили единственно верную в той ситуации линию на разработку наступательных планов первой операции. Но прежде чем перейти к доказательству теоремы «Наступательный план – это оптимальное решение задачи обороны страны для СССР», сформулирую три леммы.
Лемма первая: «Никакие действия войск, находящихся у границы в мирное время, не способны отразить удара главных сил противника».
Одной из идеек, внедренных в массовое сознание в послевоенный период, стало преувеличение роли приведения в боевую готовность приграничных дивизий. Якобы своевременный подъем по тревоге войск армий прикрытия мог предотвратить глубокое продвижение немцев на территорию СССР. Логически продолжая этот тезис, «стратегическую оборону» низводили до простого занятия обороны в приграничных укреплениях силами уже находящихся вблизи от границы войск. По своему генезису эта идея не более чем гиперболизированный пересказ тезисов мемуаров и научных исследований. В действительности возможности армий прикрытия по отражению удара главных сил немцев были более чем скромными. Попытаюсь разъяснить этот момент подробнее.
