Лидия Богданович - Записки психиатра
Жена профессора переродилась. Она ощутила радость творческого труда. Труд направлял ее от болезни к здоровью.
Профессор очень интересовался здоровьем жены и присылал много писем и телеграмм.
Больная была в хорошем настроении, свободно ходила. Припадки прекратились.
Трудно передать все слова благодарности, которыми осыпал меня профессор, когда он увозил жену из больницы. И совсем уже не описать тех упреков, полных желчи и горечи, которые он высказал мне в письме через три месяца. Он потерял последнюю надежду. Жена снова отказывалась ходить.
В моем подробном ответе я напомнила профессору о советах. Он забыл, что нельзя покоряться любому капризу больной, а надо заставлять ее двигаться, работать и, главное, воспитывать себя, делать усилия.
Следующее письмо от него было спокойное, хотя и мрачное. Он писал:
«Все-таки, доктор, жена — тяжело больной человек, а вы советуете относиться к ней, как к здоровой. Разве это можно? Если бы вы отнеслись к ней, как к больной, она бы давно выздоровела».
Я представила себе мою больную — «трагический» взгляд ее светлых глаз, эффектную позу «умирающей». И мне припомнилась одна мамаша, написавшая на меня жалобу:
«Я поместила в одну из лучших московских больниц своего единственного сына, для которого готова умереть. Доктор сначала лечила его, а затем заставила работать. Вместо лечения и отдыха, что совершенно необходимо моему мальчику, он растрачивает свою и без того слабую энергию на выпиливание каких-то карнизов. Его даже заставляют вязать салфетки! Во-первых, он не женщина! Во-вторых, я, мать, протестую против такого лечения!»
Я верила, что рано или поздно больная будет здорова. Это заставило меня попытаться еще раз встретиться с больной. Помешал этому профессор. Он увез жену из Москвы.
БАРЧУКИ
Одна почтенная мамаша привела ко мне на прием свою семнадцатилетнюю дочь и сквозь слезы объявила.
— У Ирочки, видимо, психическая болезнь… Недавно запустила в меня чашкой. Исключили из комсомола. Ведет себя как-то непонятно… А чего ей не хватает?
Я занялась Ирочкой. Выяснила: воспитывается она в условиях, где все к ее услугам. Отец — известный профессор — редко видит дочь, но, компенсируя свое отцовское невнимание, приносит ей подарки и оставляет деньги на развлечения. С раннего детства Ирочке никогда ни в чем не отказывали, давали полный простор развитию ее самолюбия, необузданных влечений.
Ира слишком рано проявила интерес к туалетам. У нее, как сказала мне мать, был «тонкий природный вкус» к нарядам. Но мать не замечала одного важного обстоятельства: у ее дочери полностью отсутствовал вкус к труду. Ирочке постоянно требовались накрахмаленные платья, выглаженные ленты, но сама стирать свои наряды она не желала. А родителям и в голову не приходило заставить дочь что-либо для себя сделать, обслуживать себя. Все делалось руками матери, «лишь бы Ирочка не нервничала». Как и следовало ожидать, в школе девочка столкнулась с коллективом, с необходимостью владеть собой, считаться с чужим мнением. Естественно, что у плохо воспитанной Иры возникли конфликты с учителями и сверстниками. Дальше в лес — больше дров. Ее начал тяготить школьный режим, требующий постоянной работы над собой. Она стала получать двойки. Мать обвинила школу, учителей: «плохо воспитывают», «слабо учат».
Иру потянуло к внешкольным подругам, к таким, которым матери разрешают поздно приходить домой. Через новых подруг она познакомилась с мальчиками. Наконец, перестала посещать школу. Однажды ее не пустили на вечеринку. С ней сделался нервный припадок, и она бросила в мать чашкой. Нередки стали у нее истерики, слезы.
Рассказав мне обо всем этом, мать вышла из кабинета. Я осталась с больной наедине.
— Ира! Как ты дошла до такого поступка?
Она заплакала.
— Я стала нервной. И потому бросила…
— Но ты могла поранить мать. Разве это допустимо?
— Нет, я ее в плечо. А почему мать довела меня до этого? Папе некогда, а она…
— Что она?..
— Она никогда прежде меня не останавливала… А теперь я иначе не могу.
Ира рассказала мне историю своей жизни.
При всем пристрастии никакого психического расстройства я не обнаружила. Правда, были отдельные симптомы того, что мы, врачи, называем истерией или в широком смысле психопатией. Сказалось неправильное воспитание. Конечно, поступок Иры оправдать нельзя. Это могла позволить себе только испорченная дурным воспитанием девчонка. Но, увы, мне стал понятен поступок Иры. Мать не совладала с необузданной натурой дочери, и девушка почувствовала бессилие воспитательницы. Главное, у Иры недоставало тех моральных качеств, без которых не может жить в нашем обществе ни один человек. У нее не было охоты к труду. Она была ленива, упряма.
Я высказала свои соображения матери. Она осталась недовольна. Согласно ее принципам воспитания, врач должен был приголубить Иру, назначить ей бром, ванны, еще какое-нибудь средство, которое исправило бы результаты родительской беспомощности. Она не понимала, что никакие лекарства не могут заменить воспитательную работу родителей.
Ира осталась в девятом классе на второй год. А мать принесла в школу от частного врача справку о наличии нервного заболевания у ее дочери. Мать думала, что эта справка ее оправдает.
Мне, врачу-психиатру, нельзя было оставаться спокойной за судьбу девочки. Созвонившись с заведующей школой — старой заслуженной учительницей, я объяснила ей причину моего беспокойства. Она приняла горячее участие в будущем девочки. Три раза вызывавшиеся родители, наконец, приехали. Мать, видимо, не совсем довольная моим вмешательством в ее семейные дела, неохотно соглашалась с доводами. Отец оказался благоразумнее. Общими усилиями воспитание незаметно для Иры приняло нужное направление. Отец часто звонил заведующей школой и мне. Все это привело к должному результату. Ира закончила школу с удовлетворительными отметками и, проявив интерес к стенографии, поступила на курсы.
Жизнь дополнит воспитание Иры. Возможно, у нее в конце концов выработается и сдержанный характер. Все будет зависеть от среды, в которую она попадет.
* * *Подобный случай произошел и у моих знакомых. В семье военнослужащего родился ребенок. Подвижный, веселый мальчик приводил родителей в восторг. Они сразу же запланировали для него великое будущее. Им казалось, что у него особый слух и особая память.
Сказанный стишок, пропетая песенка вызывали у родителей, их знакомых, в том числе и у меня, восхищение. С шести лет родители «необыкновенного» ребенка старались не в меру развивать его ум. Мальчика определили в музыкальную школу имени Гнесиных. Он никогда не играл среди сверстников, мало гулял и целые дни сидел за роялем. Ему постоянно внушали, что он не должен себя равнять с с соседними ребятишками, что он — особенный и всегда должен об этом помнить.
«Сема играл в концерте». «Учительница, уверяет, что Сема необыкновенно талантлив». «Вот идет наш будущий лауреат!» — говорили родители в присутствии мальчика.
Сема снисходительно улыбался, и на его лице появлялось выражение превосходства и презрения к окружающим.
Сбиваясь буквально с ног, отказывая себе во многом, родители стремились оградить сына от малейшего трудового усилия, если оно не связано с музыкой. Сердобольная мамаша сама причесывала, одевала, кормила его, сама убирала по утрам его постель.
Так родители уродовали, калечили ребенка, делая из него индивидуалиста-барчука.
Родители относились к сыну, как к взрослому члену семьи, и он как равный принимал участие во всех семейных разговорах; в результате он начал дерзить и никак не мог понять разницы между собой и старшими. У него выявились и новые черты характера: раздражительность и эгоизм.
Мальчика водили к докторам. Он глотал порошки, микстуру, ему делали внутривенные вливания глюкозы. Ничего не помогало. Он стал бледным, физически слабым подростком. К музыке он начал относиться, как к неприятной повинности. Да и педагог сознался, что способностей у мальчика нет. Одним словом, ничего путного из него не выходило.
У мальчика с раннего детства было сильное желание стать военным и наблюдалась склонность к военным играм.
Мои знакомые несколько раз просили меня проконсультировать Сему у профессоров-специалистов по детской психиатрии. Они рассказывали мне о симптомах его психической болезни, просили лечить его гипнозом или сном. Я осмотрела мальчика и сказала, что это не поможет, объяснила, в чем суть болезни мальчика, и посоветовала пока применить простое средство — приучить «вундеркинда» убирать свою постель.
Мальчик решил, что этим его хотят ущемить в каких-то правах. Сопротивление и грубость стали его постоянной реакцией на попытку родителей направить сына на должный путь. Родители оказались бессильны. Тогда, учитывая склонность мальчика, я посоветовала отдать его на обучение в Суворовскую школу. Мальчик оживился и только об этом стал мечтать. Родители с болью в сердце поставили крест на его «музыкальной карьере» и послушались моего совета. И что же? Сейчас Сема — бравый суворовец.
