Александр Лепехин - Белев. Материалы к истории
Мы кое как позавтракали и решили возвращаться к себе в деревню.
Придя домой мы увидели, что вокруг нашего дома лежат убитые лошади и солдаты. Один солдат лежал в сенях с котелком в руках. Когда солдат с котелком выходил из нашего дома, через дверь в дом влетел большой осколок и попал в него. Зияющая дыра в двери оставалась еще несколько лет, как напоминание о войне. Я ее заделал, когда уже вырос и приехал с севера.
Теперь несколько слов о деревенских подвалах и рядом с ним стоявший барский дом. Дом и территория вокруг него занятая фруктовыми садами не подвергалась обстрелам. Ни одного снаряда сюда не залетело. Даже при отступлении немцы барскую усадьбу не тронули. Я долго не мог разгадать эту загадку, пока ко мне в руки не попал документ касающийся истории нашей деревни. Это было имение Борятинских. Потом этой усадьбой владела какая-то немка. Ее отец был каким-то крупным немецким военно – начальником, кажется фельдмаршал Фон – Бек. Возможно, кто-то их потомков был в районе Белева и следил, чтобы не разрушили его собственность. Они то решили, что дело сделано и уже готовились к жизни на завоеванных территориях. Поэтому не обстреливали и подвалы.
Когда мы вернулись в нашу деревню обстрела уже не было. Народ ходил вокруг своих разоренных жилищ и пытался хоть как то наладить жизнь. Мои дяди ругались с офицерами на повышенных тонах. Они их ругали за то, что они допустили ненужную гибель наших солдат. Потому что они говорили, что с этого края Белев сильно укреплен, что нужно в обход с севера и с запада его брать. Идти к Жабыньскому монастырю, затем деревне Береговой. А наши стали атаковать в лоб и много солдат погибло. И сейчас наши готовили новую атаку с этого же направления. Наши дядьки чуть ли не с кулаками бросались на офицеров. Не знаю что повлияло, но больше лобовых атак не было. Немцев обошли и ударили с тыла. 31 декабря 1941 года город Белев был освобожден, правда с большими потерями с нашей стороны.
Четвертый слева в темном пальто Ваня Иванов
После освобождения города, немца отогнали километра на три. Они оттуда все равно пытались нас обстреливать. Прилетали огромные снаряды. Один не разорвался и пролежал почти до окончания войны. Мы его еле подняли, загрузили на телегу и отвезли в лес ко рву. Там разожгли костер и бросили его в огонь. Он так жахнул, что переполошил всю деревню. За это вся наша компания была высечена почти всей деревней. На этом наши эксперименты с боеприпасами закончились.
Зиму 1942 года вся деревня питалась кониной. Убитых лошадей было много. Только около нашего дома лежало три лошади, на прогоне шесть, почитай у каждого дома лежало по лошади. Морозы были сильные и их так прихватило, что топором не сразу разрубишь. Еще долго на улице стояла разбитая военная техника. Погибших солдат похоронили. Наши войска беспрерывно шли через нашу деревню на запад. Мама каждый день варила несколько чугунов конины и не только кормила солдат, но и давала им еще с собой. Когда к нам домой погреться заходили солдаты, она всегда спрашивала: «Конину будете?» и выставляла очередной чугунок. Открывала крышку и хату наполнял великолепный запах мяса. Я не помню, чтобы кто-то отказался. Мясо лошадей мы сохранили до теплых мартовских дней. Моей обязанностью было, после того как отрубался очередной кусок конины, закрыть чистой попоной тушу и закидать чистым снегом. После боев у нашей деревне в нашем огороде остался лежать снаряд и граната. Со снарядом было все ясно – не взорвался, но откуда взялась граната для меня было загадкой. Граната была большой с ручкой. Мама просила всех солдат убрать с огорода эту гранату. Но солдаты отказывались и говорили, что это очень опасно. Лучше ее не трогать и обходить стороной. Мама мне строго настрого приказала близко к той гранате не подходить и не бросать в нее камни. Мы так часто делали с ребятами. Находили снаряд, приподнимали его нос над землей, а потом камнями пытались попасть в этот носик, с надеждой что он взорвется. Сами мы находились в метрах 10–15 от этого места и лежали на земле. Но ни один снаряд не взорвался. Страшно подумать что произошло, если бы все – таки один снаряд взорвался.
Наступило лето 1942 года. Деревенская детвора повсюду искала оружие, патроны, гранаты, снаряды. Практически все найденное было взорвано на кострах, за что нам систематически доставалось от взрослых. Остался только тот большущий снаряд, о котором я рассказывал выше, да еще один в нашем саду.
Раннее утро. Деревня вся уже на ногах. Народ гнал скотину в стадо. Я тоже выгонял свою корову. Только вышел на улицу, как услышал сильный взрыв около пятого дома от нас в сторону реки Оки. Я побежал туда и увидел страшное зрелище. Там было человек 7–8 моих сверстников. Кто-то бежал, кто-то кричал, кто-то лежал окровавленный. Один лежал с оторванной головой, другие были ранены в животы, в лицо, в руки и ноги. Как потом выяснилось, ребята все – таки взяли ту несчастную гранату с нашего огорода и хотели ее взорвать. Из этой гранаты всегда торчала трубочка взрывателя. Видать он сразу не вошел туда, а со временем он вообще перестал двигаться. Видимо поэтому граната и не взорвалась. Ее притащили в тому дому и кто-то предложил ударить по взрывателю, чтобы он встал на место и тогда гранату можно будет взорвать. Ударили и граната сразу взорвалась и переранила всех присутствующих. Наученные горьким опытом, ребята снаряд в огороде не трогали.
Но где-то в августе месяце ко мне подходит мой сосед Илюшка. Он был старше меня на два года и он уже пострадал от наших экспериментов с взрывоопасными предметами. Как-то мы нашли странный предмет. Небольшая трубочка с одного конца залитая белым составом. Мы ее показали старшим ребятам, но они сказали, что это опасная штуки и зашвырнули ее в огород с картошкой. Обычно наши матери все наши взрывоопасные игрушки и обнаруженное у нас оружие выбрасывали в реку или в колодцы. А тут мы излазили весь огород в поисках этой трубочки. Нашли. Что с ним делать никто не знал. Мой двоюродный брат, сын тети Лизы сказал: «Давай я прижгу его самокруткой, а ты Илья, его сразу бросишь». Илья ничего сказать не успел, как мой брат прижег самокруткой капсюль и он тут же сработал. Илья держал этот взрыватель двумя пальцами и после небольшого взрыва от увидел, что эти пальцы висят на коже, а моему брату осколком рассекло кожу на лбу. Илью отвели в военный госпиталь, который находился в нашем доме, и ампутировали пальцы. Пальцы к августу зажили. Вот он приходит и говорит мне:
– Пойдем в твой сад. Там ты не найдешь своего снаряда.
Я пошел и действительно снаряда на месте не было. Он смеясь повел меня в конец огорода, где у нашего погреба лежал этот снаряд. Погреб был на самом краю высокого обрыва. Я ему говорю:
– А почему ты снаряд не сбросил с этого обрыва? Ведь опять мать еще больше испугается.
Он и говорит мне:
– Ну давай сбросим.
Я осмелел. Мы взяли снаряд с двух концов, раскачали и бросили его вниз, а сами упали на землю. Но взрыва не последовало. Так мы его затаскивали к нам на огород раз пять и бросали вниз. Но он так и не взорвался. И мы решили сбросить его в омут речки Боровенки, где он и другие снаряды лежат по сей день.
Долго еще война уносила жизни и калечила любопытных и самонадеянных мальчишек. Почти каждый месяц, а то и неделю шли слухи о том то там разбирали снаряд и подорвались, то здесь граната взорвалась, то там убило, то здесь покалечило. Подрывались на минах и других боеприпасах.
Только к 1950 году трагические события с детьми почти прекратились. За расчистку мест боев взялись саперы и опять звучали взрывы и погибали наши солдаты.
Весной 1942 года все население привлекли к строительству оборонительных рубежей в том месте, где до войны проходили учения солдат. Рыли глубокие траншеи, противотанковые рвы, строили ДЗОТы. Народ недоумевал. Зачем? Ведь врага прогнали, но немцы были рядом. Последних оккупантов из Белевского района выгнали только через год летом 1943 года.
Как в народе говорят: «Помирать собрался, а рожь сей». По весне собрали по деревне у кого осталось семенное зерно и начали распахивать поля не тронутые войной. Ни тракторов, ни лошадей не было. В плуги запрягали коров. Весной успели посеять и посадить основные культуры.
Молок, творог, масло сдавали на колхозную ферму, потом все везли в город и передавали воинским частям и госпиталям. Собранный урожай также передавался армейским частям, которые стояли на территории Белевского района. Кроме продуктов все жители деревни вязали варежки и носки для солдат. Обуви у нас практически не у кого не было. Мы плели себе лапти и ходили в них и зимой и летом.
Потом в колхозе появились коровы и несколько лошадей. Постепенно жизнь налаживалась.
Беспокоили только ежедневные налеты немецких самолетов. Они заходили на Белев со стороны нашей деревни и атаковывали Белев, железнодорожную станцию и временный мост через Оку. Деревню не бомбили, но когда начинался налет все старались спрятаться. Потому что когда над деревней появлялись немецкие самолеты их начинали обстреливать наши зенитчики и осколки от зенитных снарядов градом сыпались на деревню. Осколок упавший с такой высоты пробивал и крышу и потолок в домах и их, восстановленные с большим трудом, приходилось постоянно ремонтировать. Если он попадал в человека, то причинял очень серьезные ранения. Поэтому, как только завывали над деревней немецкие самолеты, то все старались спрятаться.
