Юрий Скоп - Избранное
Серега тащил на плечах чьего-то парнишку. Рядом с ним подвигалась раскрасневшаяся Зинка в белом пуховом полушалочке…
Парнишка брыкал ножками, кричал Сереге, показывая на портрет:
— Это ты, дядя?!
Серега смущался…
И опять приостановился бурлящий ход праздничных людей. Иван Федорович Гаврилов с Юсиным прикрылись от ветра за воткнутые в снег транспаранты. Стали покуривать. Левая рука Гаврилова недвижно обвисла на темной ленте. Из-под рукавного обшлага бело и твердо виднелся гипс. Иван Федорович раздышал отсыревшую папиросу и хмуро сказал:
— Мы-то хоть с планом идем, а вон стройтрест за бесплатно. На халтурку музыкой пользуются.
— Праздник для всех, Иван Федорович. — отозвался Юсин и помахал Неле рукой: мол, я здесь…
— Это я и без тебя знаю. Потому и не нравится мне эта… уравниловка. Раз демонстрация, значит, и демонстрируй… чем в натуре богат.
— Да мы же сами-то только-только вытянули квартальный.
— Во-во! Так бы и надо было вот на этих штуках написать, — Гаврилов мотнул подбородком в сторону ближнего транспаранта «Шире развернем социалистическое соревнование!». — Вытянули квартальный на соплях. Стыдно!..
— А если весь район завалится? — продолжал Юсин.
— Тогда… Тогда никаких ему демонстраций. А в газете, в траурной рамочке, — «они, мол, позорят Первомай…». Понял? Для неспокойной совести какой праздник? Ты вот что скажи — как там со взрывом-то? Закончили расследование?..
Юсин задумчиво покусал нижнюю губу:
— Да вроде бы закончили…
— Ну? — нажимал Гаврилов.
— Комиссия считает, что разрушения, обнаруженные ею, — монотонно, как пономарь, завел Юсин, — в сто восьмидесятом скреперном штреке и в шестнадцатом орте вызваны взрывом в тысяча шестьсот семьдесят третьем пальце восстающей двух тысяч килограммов взрывчатого вещества типа аммонит шесть ЖВ, который был применен на массовом взрыве над сто восьмидесятым скреперным штреком двадцать шестого февраля данного года… Далее подписи… И моя в том числе.
— Так… — сказал Гаврилов, внимательно прослушавший этот воспроизведенный по памяти Юсиным документ. — А какого ж ты хрена паясничаешь?..
— Не знаю… — вздохнул Юсин. — Больно легко мы свалили все на отказавшую взрывчатку того, февральского, взрыва… Хотя по логике так вполне бы могло случиться.
— Короче.
Юсин хитро покосился на Ивана Федоровича:
— Да вы не нервничайте… Конечно, все могло быть… При том взрыве часть взрывчатки не сработала. Бывает? Бывает… В процессе выпуска руды она вместе с минным карманом осела к рудной пробке в пальцевом восстающем…
— Ну…
— …и взрыв фугаса, который поставил Григорий, явился инициатором взрыва ее… Вот и фугануло.
— А ты бы чего хотел? — зло спросил Иван Федорович.
— Правды, — с ходу ответил Юсин. — Был я у Григория в больнице.
— Ну?
— Он как-то странно молчит.
— А тебе, чтобы пел, надо?.. — сказал Иван Федорович. — Пошел бы ты!
— Ладно, — заулыбался Юсин.
Колонна затягивалась в сквер, к трибуне. Лица Кряквина и Скороходова посерьезнели. Потверже они стали печатать шаги.
— Слава советским горнякам, покорителям земных недр! — громыхнул усиленный динамиками голос.
Кряквин увидел на трибуне Верещагина, уже основательно припорошенного снегом. Верещагин тоже увидел его и кивнул, улыбаясь…
Перепадное, разорванное ветром «ура» поползло над потоком… Вот когда и протиснулась к Надежде Ивановне Зинка. Она давно уже, с самого начала демонстрации, все приглядывалась и приглядывалась к матери Григория, никак не решаясь подойти к ней.
— Здравствуйте…
Надежда Ивановна отчужденно посмотрела на Зинку:
— Здравствуй… Что скажешь?
— Я узнать… Как он там?
— Григорий, что ли?
— Ага… — кивнула Зинка.
Колонна пошла побыстрей. Вокруг гремело «ура». Надежда Ивановна взяла Зинку под руку.
— Это уж не ты ли его кусаешь, а? Пришел как-то весь обцелованный…
Зинка потупилась.
— Да ты не обижайся. Ешь, если хочешь, его на здоровье. Чего раньше-то к нам не приходила? Я про тебя и не знала…
— Да так…
— А сейчас, видишь… — Надежда Ивановна шмыгнула носом. — Оборвало его… Лежит весь в бинтах. Пластырем залепили всего, как окошко в войну. Поди, такой тебе не нужен?..
— Какой? — вскинулась Зинка.
Надежда Ивановна отмахнулась и вытянула из рукава носовой платок…
— Ура! Ура-а-а! Ура-а! — ревела колонна.
За поворотом, перед мостом, шествие заканчивалось — рассасывались здесь шеренги. Скороходов, покомандовав насчет праздничной бутафории — флагов, транспарантов и прочего, предложил Кряквину:
— Пошли, Алексей Егорович, в кривую. Согреемся маленько. Там сейчас все наши будут…
«Кривой» в Полярске называли столовую, размещенную в здании гостиницы, что по дуге огибала центральный сквер.
— Алексей Егорыч! Товарищ главный инженер! — услышал Кряквин. Оглянулся. Так его давно не называли — отвык даже. С противоположной стороны улицы ему махал рукой Павел, персональный шофер Михеева. — Идите сюда! Вас зовут!..
— Извини, Сергей Антоныч… — сказал Кряквин Скороходову и стал пробираться сквозь толчею.
— Привет, Паша! С праздником! В чем дело?
Павел загадочно улыбнулся. Показал головой на машину. Кряквин пригнулся и… увидел Михеева. Даже развел руками от удивления, быстренько обошел машину и открыл дверцу:
— Вот это да! Не ожидал… Ей-богу! И разведка не донесла ничего… С праздником, Иван Андреевич!
— Вас также. Садитесь…
Кряквин влез в машину.
— Это надо же!.. Когда прилетели?
— Сегодня ночью.
— Да-а… Нет чтобы обрадовать сразу-то?
— Инкогнито. Зачем вам сон нарушать?
Машина скатилась к железнодорожному переезду и пошла колесить закоулками, обросшими деревянными домами, кружным путем выбираясь снова к центру Полярска.
— Ну как вы, Иван Андреевич? — спросил Кряквин, так и не придумав другого вопроса.
— Как видите… Встал. Пора уж. Вы и не представляете, как обрыдли мне эти… в белых халатах… Прямо вот здесь вот сидят! — Михеев показал на горло.
— У вас и в машине лекарствами…
— Провоняешь… Хоть в химчистку сдавайся. Как вы-то, Алексей Егорович? Я, честно говоря, рад вас видеть. Рад…
— Я тоже, — тепло ответил Кряквин.
— Да-а… — протянул задумчиво Михеев. — А что, если бы я вас на рюмку чая пригласил? Не отказали бы?..
— Спасибо.
— Вот и хорошо. К дому, Павел, пожалуйста.
В машине было тепло. Приемничек рассказывал о параде на Красной площади. Михеев сидел похудевший, осунувшийся. Без шапки. Кряквин украдкой взглядывал на директора, с грустцой отмечая на его тщательно выбритом лице резче обозначившиеся морщины и седину, теперь уже почти полностью обморозившую крупный затылок.
— Может быть, мое приглашение… — начал Михеев.
— Нет, нет, Иван Андреевич, — остановил его Кряквин. — Я абсолютно свободен.
— Это прекрасно… — со странной усмешкой качнул головой Михеев.
— Ну вот! Наконец-то!.. — воскликнула радостно Ксения. — Явились не запылились!.. Помереть прямо легче, чем вас дожидаться! — Она шумно засуетилась. — Раздевайтесь скорее!
— С праздником вас… Ксения Павловна… — сдержанно сказал Кряквин и угловато затоптался в прихожей, шаркая ногами о коврик.
— Да пожалейте вы его! Хватит. Давайте я за вами поухаживаю. Все-таки приятно за директором ухаживать. — Ксения подмигнула Кряквину и повесила на крючок его меховую куртку. — Проходите, проходите. Будьте как дома.
Кряквин не часто бывал в этой квартире и сейчас невольно осматривался. Что и говорить — Михеевы жили постоличнее, что ли… у Кряквиных дома все было попроще, погрубоватей, без этого изыска. Он и Варюха вообще мало обращали внимания на внешний комфорт.
Ксения, свежая, нарядно одетая, красивая, все пыталась создать настроение:
— И сразу к столу! Промедление смерти подобно. Прошу вас, Алексей Егорович, вот сюда. А сюда уж мы моего Михеева. Он нынче у нас хворый — поторчит на втором плане. Это не важно, что он Герой… Здесь, понимаете, вне очереди не получится. А я вот сюда, с вами рядышком. Не возражаете?
От Ксении исходил какой-то неуловимо приятный, незимний аромат. Светлые волосы ее, свободно рассыпанные по плечам, щекотнули озябшее лицо Кряквина.
— С чего начать, а? — показала Ксения на бутылки. Стол беспокоил глаза продуманно-выверенной, искрящейся сервировкой. — О-о, вспомнила! Мне тут недавно Шаганский анекдот рассказал. О главных, ну то есть самых основных вопросах разных эпох. Хотите, расскажу? Очень неглупо. Значит, так… Быть иль не быть? Представляете? Гамлет. Кто виноват?.. Что делать?.. С чего начать? И наконец, наиболее популярный вопрос нашего с вами времени… Какой бы вы думали? Какой счет?! — Ксения рассмеялась первая.
