Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования
После завершения работы в комиссии Дэвид Слосон вернулся в свою адвокатскую контору в Денвере, но в Колорадо он пробыл недолго и снова отправился в Вашингтон15. Подобно Либлеру, который останется его другом на всю жизнь, Слосон не собирался до конца своих дней просиживать за конторкой в юридической фирме. Он тоже хотел преподавать. Он решил поискать место преподавателя в крупнейших школах права, а пока еще немного послужить обществу. Летом 1965 года он с радостью принял предложение поработать в элитарной юридической службе при Министерстве юстиции – Office of Legal Counsel – в Вашингтоне.
Слосон жалел только, что ему не удалось поработать в министерстве под началом Роберта Кеннеди, который теперь стал сенатором от штата Нью-Йорк; годы, когда Кеннеди руководил министерством, были поистине великим временем. Слосон сожалел и о том, что не может возобновить знакомство со своим давним другом из Денвера Джозефом Доланом, который работал с Кеннеди. «Я просто обожал Джо, – вспоминал Слосон. – Удивительный человек, с чисто ирландским чувством юмора»16.
В Колорадо Слосон и Долан, оба демократы, активно занимались политикой. Они познакомились в 1960 году, во время президентской кампании Джона Кеннеди: их пригласил участвовать в кампании руководитель избирательного штаба в штате Колорадо Байрон Уайт, наставник Слосона в юридической фирме. После победы Кеннеди Уайт и Долан получили должности в Министерстве юстиции и перебрались в Вашингтон. Уайт сначала был заместителем генерального прокурора при Роберте Кеннеди, затем был избран членом Верховного суда. Долан же пробился в «ирландскую мафию» помощником в офисе генерального прокурора, а затем вместе с Кеннеди перебрался на Капитолийский холм и теперь руководил его сотрудниками в Сенате.
В первые месяцы работы в Министерстве юстиции Слосона, когда он уходил с работы, сворачивая с Пенсильвания-авеню на прилегающие улицы, окружало море незнакомых лиц. Как всегда деловитый, он обычно заканчивал дневные труды к пяти часам пополудни и вливался в толпу госслужащих, спешащих по домам. Так что когда в один прекрасный день он вышел из министерства и увидел знакомое лицо, для него это стало приятным сюрпризом.
На тротуаре стоял Долан. Он быстро пошел навстречу Слосону, протягивая руку для приветствия.
«Джо? Что он здесь делает?» – подумал Слосон.
Он сразу понял, что эта встреча не случайна: не такой человек был Долан, чтобы топтаться на тротуаре среди белого дня, во всяком случае, не теперь. Казалось, Долан стоял там преднамеренно: он ждал, когда Слосон выйдет из здания.
То, что это не простое совпадение, видно было и по лицу Долана. Будь это случайная встреча, он расплылся бы в улыбке. Но когда он шагнул к Слосону, он был «серьезен и озабочен».
– Дэйв, как я рад тебя видеть, – сказал Долан. – Есть у тебя минутка?
– Конечно, – ответил Слосон.
– Сенатор послал меня задать тебе несколько вопросов.
– Конечно, Джо, разумеется, – повторил Слосон, пытаясь сообразить, что Кеннеди хочет от него услышать и почему собирает информацию так по-шпионски – возле многолюдной улицы в час пик. Этот разговор явно нужен был сенатору не для отчета.
Долан сразу перешел к делу:
– Дэйв, речь пойдет об убийстве его брата. О комиссии Уоррена.
Слосон, по его словам, совершенно растерялся.
– Дэйв, это должно остаться между нами, но сенатору все еще не дает покоя мысль о заговоре. Я рассказал ему о твоей работе в комиссии, о том, что ты проверял все эти версии заговора. И он просил задать тебе вопрос: ты уверен, что выводы комиссии Уоррена верны? Ты уверен, что Освальд действовал в одиночку?
Слосон не мог понять, с чего бы это. Кеннеди не раз публично заявлял, что доверяет выводам комиссии. Не узнал ли Кеннеди чего-нибудь такого, что заставило его изменить свое мнение?
– Джо, я думаю, что мы были правы, – сказал Слосон Долану. – Я думаю, Освальд один это сделал.
Они стояли на тротуаре, мимо с шумом проносились машины, и Слосон попытался вкратце рассказать, как комиссия пришла к выводу, что никакого заговора не было.
Долан внимательно слушал и кивал словно бы в знак согласия.
– Спасибо, Дэйв, – сказал он. – Я передам сенатору. Он будет рад это услышать.
Мужчины пожали друг другу руки, и Долан ушел. Казалось, он был удовлетворен.
Чарльз Томас и его жена Синтия полюбили Мехико, куда приехали в апреле 1964 года, после того как Чарльза назначили сотрудником политического отдела посольства Соединенных Штатов в Мексике17. «Мы чувствовали себя счастливейшими людьми в мире», – говорила Синтия, которой тогда было 27 лет. Они поженились двумя месяцами раньше после бурного романа, начавшегося со случайной встречи на вечеринке, которую устроил их общий нью-йоркский друг, бродвейский художник по костюмам. Синтия работала на Манхэттене в журнале Time и мечтала стать актрисой. После свадьбы состоятельные родители Синтии устроили в честь молодоженов прием при свечах в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Их первый ребенок, дочь Зельда, названная в честь покойной матери Чарльза, родилась в Мехико в 1965 году.
В середине 1960-х годов Мехико считался в среде американских дипломатов чрезвычайно почетным и приятным местом для работы. Город имел сравнительно контролируемое население в четыре миллиона человек; в последующие десятилетия оно увеличится в десятки раз. Супруги Томас нашли изящную, просторную, с высокими потолками гасиенду недалеко от посольства. С помощью хорошей знакомой Гваделупе Ривера, дочери прославленного художника Диего Риверы, наняли одного из лучших поваров в Мехико-Сити. «Наши гости знали, что у нас подают самые изысканные блюда мексиканской кухни в этом городе», – говорила Синтия. Посол Фултон Фримен считал Томаса самым талантливым из своих заместителей и часто захаживал к Томасам на вечеринки. Посол был очарован Синтией. «Мало того что она необычайно привлекательна и прекрасная актриса, она еще и великолепная хозяйка», – говорил он. Именно она «познакомила нас с молодыми мексиканцами – артистами, представителями культурной и интеллектуальной богемы, о которых мы раньше почти ничего не знали».
У супругов были хорошие отношения с сотрудниками посольства, хотя Синтия и чувствовала некоторую настороженность при встречах с Уином Скоттом; в семьях дипломатов все отлично знали, что Скотт – «человек из ЦРУ», работающий под прикрытием сотрудника политического отдела от Госдепартамента. Скотт умел подольститься, он нахваливал Чарльза его жене. «Чарльзу надо бы работать в Париже, он сделает там много хорошего с его прекрасным знанием французского», – говорил он ей на одной вечеринке. Но Синтии очень не понравилось, когда Скотт попросил ее собирать для него информацию по следам ее встреч с выдающимися мексиканцами. Она восприняла это как попытку завербовать ее в ЦРУ. «Мне было очень неприятно», – сказала она.
Местные писатели и художники любили чету Томасов. «Чарльз был необыкновенный человек, – вспоминала Елена Понятовска, мексиканская писательница, которая впоследствии стала едва ли не самым знаменитым мастером журналистского расследования в стране. – Он был интеллектуал. Он мог говорить обо всем»18. Особенно сблизились Томасы еще с одной одаренной мексиканской писательницей – Еленой Гарро. «Умная, очаровательная, чуткая женщина, – говорила о ней Синтия. – И такая энергичная, жизнерадостная».
На каком-то приеме в декабре 1965 года Гарро отвела Чарльза Томаса в сторонку и поведала ему удивительную историю об Освальде и «вечеринке твиста». Сказала, что годом раньше поделилась этой историей с сотрудниками американского посольства, но с тех пор – никакой реакции. И сообщила Томасу еще кое-что, чего не говорила посольским: шокирующие дополнительные подробности о своей родственнице Сильвии Дюран. По словам Гарро, Дюран и Освальд состояли в любовной связи, и весь Мехико знал об этом. Она была любовницей убийцы.
Томас усомнился в этом. Хотя он считал Гарро умной и хорошо информированной, возможно ли, чтобы человек, убивший Кеннеди, за несколько недель до убийства завел роман с сотрудницей правительства Кастро? К тому же в это время Освальд, судя по всему, находился под пристальным наблюдением ЦРУ. В отчете комиссии Уоррена, опубликованном годом ранее, не было даже намека на подобную связь.
Томас записал сведения, полученные от Гарро, и представил Скотту и другим сотрудникам посольства в служебной записке от 10 декабря 1965 года19. «Она очень не хотела обсуждать эту тему, но в конце концов рассказала эту историю», – писал Томас.
Томас также пересказал услышанную от Гарро странную историю, которая произошла с ней в первые дни после убийства Кеннеди. По ее словам, узнав об аресте Освальда в день убийства, она тотчас подумала, что здесь замешана Куба, она ведь знала о связях Освальда в кубинском посольстве. Возмущенные, они с дочерью в субботу, на следующий день после убийства, поехали к этому посольству, встали под окнами и стали кричать кубинцам, находившимся в здании: «Убийцы!» В тот же вечер к ним приехал один их знакомый, сотрудник Министерства внутренних дел Мексики. Этот их знакомый, Мануэль Карвильо, сообщил им новость об аресте Сильвии Дюран – хотя об этом официально не объявляли – и предупредил, что им угрожает опасность от «коммунистов». Карвильо предложил им на некоторое время спрятаться. «У него был приказ поселить их в небольшой скромной гостинице в центре города», – писал Томас.
