«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
5(18) мая Бунин записал:
«Только тем и живем, что тайком собираем и передаем друг другу вести. Для нас главный притон этой контрразведки на Херсонской улице, у Щ. Туда приносят сообщения, получаемые Бупом (бюро украинской печати). Вчера в Бупе будто бы была шифрованная телеграмма: „…Григорьев окружает Одессу, издал „Универсал“, которым признает советы, но такие, чтобы „те, что распяли Христа, давали не более четырех процентов“. Сообщение с Киевом будто бы совершенно прервано, так как мужики, тысячами идущие за лозунгами Григорьева, на десятки верст разрушают железную дорогу. Плохо верю в их „идейность“. Вероятно, впоследствии это будет рассматриваться как „борьба народа с большевиками“ и ставиться на один уровень с добровольчеством. Ужасно. Конечно, коммунизм, социализм для мужиков, как для коровы седло, приводит их в бешенство. А все-таки дело заключается больше всего в „воровском шатании“, столь излюбленном Русью с незапамятных времен, в охоте к разбойничьей вольной жизни, которой снова охвачены теперь сотни тысяч отбившихся, отвыкших от дому, от работы и всячески развращенных людей» [91].
«Губернский исполнительный комитет, – вспоминала Соколовская, – обсуждал создавшееся положение… Было настроение вести войну до конца. Затем начались некоторые колебания. Один товарищ выступил и заявил, что мы должны на время замаскироваться и передать власть эсерам (левым. – O. K.), пусть они правят пока, а мы уйдем в подполье до тех пор, пока не подойдут подкрепления из Москвы (! – O. K.). Тогда Жгенти заявил, что мы могли бы выдержать, но наши войска слабы, а григорьевские войска дерутся как сумасшедшие, потому что они всегда дерутся под самогоном, и предложил дать нашим войскам спирту (из слов этого уроженца региона виноделия выходило, что победит тот, кто окажется „под большим градусом“?! – O. K.). Ни то, ни другое предложение не прошло. С Григорьевым мы все же справились» [92]. Под «мы», естественно, следовало понимать части Красной армии, а не только и не столько одесские власти.
Упомянутая Соколовской прокламация, получившая название «Универсал», фактическим автором которой, по всей видимости, являлся Тютюнник, провозглашала «Власть Советов народа Украины без большевиков». Кроме того, в нем устанавливались процентные нормы для национальностей, входивших в состав Советов, соответствующие их численности на Украине (80% – для украинцев [естественно, русские не выделялись, все восточнославянское население бывшей Малороссии именовалось украинцами], для евреев – 5%, для остальных – 15%) [93]. Восстание охватило Николаевщину, Херсонщину и Екатеринославщину. Были захвачены Умань, Кременчуг, Черкассы и даже на 3 дня Екатеринослав. И практически везде оно сопровождалось многочисленными грабежами, погромами и массовыми убийствами, преимущественно евреев.
После объявления 10 мая советским командованием Украины Григорьева вне закона против него были брошены многочисленные воинские силы под руководством Павла Дыбенко, Климента Ворошилова, Александра Пархоменко. При этом 2 июня 1919 года Антонов-Овсеенко отбил телеграмму Ленину и Троцкому, в которой говорилось, что «Ворошилов терпит на своем оперативном участке большие неудачи, исправленные успехами других командующих» [94]. Только к концу мая общими силами удалось разгромить основные силы Григорьева. Нечего и говорить, что одни одесситы своими силами против восставших ничего бы сделать не смогли.
Григорьев с остатками своей армии летом 1919 года попытался соединиться с частями Нестора Махно. Однако союз двух «батек» продолжался недолго. 27 июля на крестьянском сходе в селе Сентово вблизи Александрии, организованном Махно, один из его командиров, Алексей Чубенко, предъявил присутствовавшему там же Григорьеву связь с белогвардейцами, ограбление крестьян-бедняков, еврейские погромы и, наконец, более частное обвинение: расстрел двух махновцев. Последний пытался все отрицать, но потом, поняв, к чему идет дело, выхватил маузер. Однако Чубенко был явно готов к такому повороту событий, и выстрел из его пистолета опередил григорьевский, отправив «атамана Херсонщины и Таврии» в мир иной [95].
Юрко Тютюнник еще за две недели до гибели своего атамана с большой группой бойцов вернулся к Петлюре, которым был произведен в генерал-хорунжии, получил командование несколькими дивизиями армии Украинской народной республики. Тютюнниковские части в начале 1920-х годов совершали опустошительные рейды по красным тылам на Украине, сопровождавшиеся колоссальной резней и погромами. В 1923 году, вновь оказавшись на советской территории, Тютюнник сдался властям и затем был амнистирован специальным постановлением Всеукраинского ЦИКа, что было весьма выгодно в условиях начавшейся в республике «украинизации». В 1920-е годы он преподавал в харьковской «Школе червонных старшин», писал киносценарии, в том числе для Александра Довженко, и даже сыграл самого себя в фильме «ПКП». Однако в 1929 году ГПУ Украины Тютюнник вновь был арестован, а в следующем году расстрелян.
«„День мирного восстания“ уже начался, грабеж уже идет»
Весной 1919 года Одесса переживала серьезный экономический кризис. В городе не хватало продовольствия, керосина, мыла, городская казна была пуста. Откуда новой власти было взять средства на его, хотя бы частичное, преодоление? В соответствии с ее установками для советских руководителей города и губернии ответ был ясен: у имущих классов.
27 апреля Владимир Маргулиес записал, что днем раньше на бирже состоялось собрание мелкой и средней буржуазии, заседавшей по секциям. На нем выступил секретарь исполкома Фельдман, который заявил:
«Много я говорить не намерен. Если вы ждете страшных слов, то ошибаетесь, если же вы ждете страшных действий, то не ошибаетесь. Мы считаем вас врагами сов. власти, но полагаем, что и врагов надо предупреждать… Вы оттягиваете внесение возложенной на вас контрибуции, и мы считаем это неуважением к советской власти. Завтра вам будет дан предельный срок; если к определенной минуте деньги не будут внесены, то мы всех вас арестуем… и будем держать до тех пор, пока деньги не будут внесены… Если аресты не помогут, то нас не смутят и расстрелы, как не смутили они вас, когда расстреливали рабочих». После Фельдмана выступил представитель комендатуры, заявив, что «если понадобится военная сила, чтобы принудить буржуазию вернуть награбленные ею деньги, то готовая сила есть, она ждет лишь сигнала» [96].
Первоначально комиссия по обложению буржуазии была создана из ее представителей – преимущественно банковских управленцев. Но уже в конце апреля в полном составе она была арестована во время своего заседания отрядом коменданта Одессы. Мотивом ареста был объявлен саботаж, выразившийся, с одной стороны, в «недостатке энергии, проявленной при работе» (!), а с другой – в неправильном распределении обложения [97].
Вскоре Одесский совет рабочих депутатов образовал другую комиссию – теперь уже «революционную» – Верховную коллегию по обложению буржуазии контрибуцией в составе секретаря исполкома Александра Фельдмана, заведующего финансовым отделом Бенциона Духовного, окружного военного комиссара Артема Кривошеева, коменданта города Виталия Домбровского и представителя комитета юстиции [98]. В отношении буржуазии и зажиточного населения города Александр Фельдман выступил с идеей проведения акции, которую он назвал «День мирного восстания».
28 апреля (11 мая) Иван Бунин, прочитав в одесских газетах информацию о взятии на учет буржуазии, задался вопросом, как это понимать, и ответ получил в тот же день от дворника дома, где они с женой жили: «Фома сообщил, что послезавтра будет „чистое светопредставление“: „День мирного восстания“, грабеж всех буржуев поголовно» [99]. Недоумение вызвало это известие не только у него, но и, естественно, у Веры Николаевны: «Что за бессмысленное сочетание слов – „мирное восстание“? – вопрошала она в своем дневнике. – И как может восставать правительство? Говорят, что отбирать будут все, оставляя только самое необходимое и то в очень малых размерах. Как-то даже не верится. Ведь этим они возмутят всех, восстановят против все население» [100]. Но Фома оказался прав.
