Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
Это означало необходимость рассматривать и другой вариант, который с точки зрения шансов на успех находился на шкале вероятности на несколько пунктов ниже. Согласно этому варианту, представлявшему собой вторую возможность захвата власти, главной фигурой заговора должен был стать начальник штаба сухопутных сил, исходя из того, что главнокомандующий сухопутными силами в лучшем случае будет в стороне от заговорщиков, а в худшем – использует свой авторитет и возможности, чтобы помешать им. Навряд ли стоит подробно объяснять, сколь рискованным был этот путь. Информация о том, что главнокомандующий не поддерживает выступление, а тем более выступает против него, могла фактически парализовать деятельность ряда оппозиционных групп. В истории антинацистской оппозиции в Германии, особенно в военных кругах, очень часто находили тот или иной предлог, чтобы не выступать или не выступать «прямо сейчас»; очень скоро эта практика стала весьма распространенной. И сейчас подобная новость стала бы прекрасным алиби для тех, кто не готов был поддержать выступление.
И это обстоятельство было в тот момент весьма существенным. Если Беку, а затем и Гальдеру не удалось убедить своего непосредственного начальника даже просто поддержать их планы, то было нетрудно догадаться, что шансы на их осуществление в новой, более сложной обстановке очень малы. Во время Первой мировой войны занимавшие пост главнокомандующего находились в тени личностей гораздо большего калибра, находившихся на посту начальника штаба, и зачастую не играли фактически никакой самостоятельной роли, являясь лишь «фасадом». Однако Сект, Хаммерштейн и Фрич изменили это положение на прямо противоположное. Генерал Браухич, при всех своих слабостях, еще мог какое–то время пользоваться влиянием и престижем занимаемого им поста, которые были созданы его предшественниками.
Был, конечно, отчаянный вариант – изолировать главнокомандующего и отдавать приказы от его имени. С учетом того, что именно через начальника штаба все приказы главнокомандующего обычно и передавались, такой вариант мог быть рассмотрен оппозицией при условии, что все другие возможности не проходили. По крайней мере, такой вариант стоил того, чтобы его рассмотрели, и, по имеющимся сведениям, он несколько раз рассматривался действительно серьезно. Однако тут возникали дополнительные очень серьезные сложности. Буквально на каждом шагу вставало устрашающее количество вопросов, на которые было сложно дать ответ. Было очевидно, что риск в сотни раз возрастал, если бы не удалось добиться быстрого успеха и свергнуть режим практически сразу.
Третий вариант был самым дерзким, практически это была последняя, отчаянная попытка, за которую выступали те члены оппозиции, которые потеряли всякие надежды осуществить переворот с помощью главнокомандующего сухопутными силами или его начальника штаба. Смысл этого варианта заключался в том, чтобы поставить военных перед свершившимся фактом того, что Гитлер уничтожен. В этом случае у многих должны были отпасть всякие сомнения и возражения против поддержки оппозиции, вызванные, в частности, и тем, что военные присягали на верность лично фюреру. Таким образом, предполагалось, что многие генералы из высшего военного руководства поддержат начавшийся переворот. Однако при таком варианте развития событий мало что можно было рассчитать заранее – слишком многое зависело от импровизации уже по ходу событий. Тут не приходилось говорить о какой–либо серьезной и полноценной координации и согласованности действий, в результате чего многократно возрастала опасность того, что Гитлер будет немедленно заменен кем–то из высшей нацистской иерархии. Этот вариант имел слишком большой риск оказаться выстрелом мимо цели, причем подобных рисков было настолько много, что было практически невозможно все их предвидеть и нейтрализовать.
Политика Гитлера после Мюнхена и новая фаза борьбы оппозиции
За два года, прошедшие между первыми шагами оппозиции к общей консолидации и созданию «большой коалиции» и разгромом во втором раунде, последовавшим в 1940 году, произошли серьезные изменения во взглядах и настроениях участников Сопротивления. После Мюнхена многие оппозиционеры настолько пали духом, что начали уничтожать подготовленные документы, которые могли бы их скомпрометировать, считая, что эти материалы уже более не понадобятся. Если бы Гитлер в тот момент предпочел добиваться своих целей конструктивным способом, то паруса оппозиции поникли бы навсегда. Однако он продолжал проводить политику, которая неизбежно вела к крупномасштабному международному военному конфликту, который он и сам предпочел бы отсрочить. С военной точки зрения позиции Германии в отношении Польши безусловно укрепились после захвата Богемии и Моравии в марте 1939 года.
Однако и до этого отсюда не существовало никакой угрозы «правому флангу» Германии. Осуществив захват, Гитлер невольно заплатил за это слишком высокую политическую цену, поскольку он открыл свои истинные цели в Европе. Если бы Гитлер вначале выступил против Польши, то ему бы практически не пришлось столкнуться ни с какими политическими осложнениями. Практически все немцы, независимо от политических убеждений, были едины во мнении, что то решение вопроса о восточных границах Германии, которое было принято в 1919 году, не могло быть устойчивым и долгосрочным и рано или поздно должно было быть пересмотрено. Если бы Гитлер сначала поднял именно этот вопрос, он получил бы максимальную поддержку внутри страны и практически не встретил бы политических трудностей за рубежом. Близорукая и очень недалекая по сути националистическая политика правящих кругов Польши, поддержавших захват и раздел Чехословакии и принявших в этом участие, вовлекла страну в фактическую международную изоляцию.
Глава 2
Оппозиция перестраивает ряды
Можно смело утверждать, что никогда позже у оппозиции не было столь благоприятных возможностей для достижения своих целей, как в сентябре 1938 года. Ведь когда началась война, возникло множество новых проблем, связанных уже не с тем, как предотвратить войну, а с тем, как остановить уже начавшийся военный конфликт. Антивоенные настроения в 1939 году были все еще сильны, но не настолько, как год назад. Не было, конечно, того «ура–патриотического» настроя, как в 1914 году, но и тот угрюмый и мрачный настрой, характерный для похоронной процессии, который преобладал на военном параде, принимаемом Гитлером 27 сентября 1938 года, в начале польской кампании уже не ощущался. В результате целой серии триумфальных международных успехов личный авторитет и популярность Гитлера были высоки, как никогда[16].
В 1938 году, когда война еще не началась и, соответственно, не стоял ребром вопрос «победа или поражение», представители оппозиции могли не опасаться обвинений в предательстве и «ударе ножом в спину». Военная присяга, принесенная лично Гитлеру, которая являлась серьезным препятствием для привлечения многих военных под знамена оппозиции, не была столь сильным сдерживающим фактором как с логической, так и с эмоциональной точки зрения в мирное время, каким она была во время войны. Мужество и надежность как непосредственных участников заговора, так и тех, на кого они рассчитывали, не нуждались в проверке, поскольку они были многократно подтверждены жизнью; а желание действовать и добиться успеха лишь окрепло после ряда испытаний и неудач. Наиболее решительно настроенные участники заговора как раз в то время занимали такое служебное положение, которое позволяло им наиболее успешно добиваться поставленных оппозицией целей. В целом ряде аспектов планы заговорщиков никогда не были проработаны столь детально, глубоко и тщательно, как перед Мюнхеном.
Единственным более благоприятным фактором в 1939 году было то, что западные державы наконец исчерпали предел терпения по отношению к Гитлеру и его политике. В течение непродолжительного времени они были готовы вступить в контакт с противниками Гитлера внутри Германии или, по крайней мере, внимательно их выслушать.
После неудачи оппозиции в первом раунде, как уже отмечалось, в их рядах наблюдались определенный упадок духа и некоторая подавленность. Не было уверенности в том, что именно делать дальше. Многие по–прежнему считали главной задачей предотвращение войны. Гитлер все больше и больше проявлял себя врагом мира и главной ему угрозой, и если, считали они, он и далее будет следовать этому курсу, то фюрер и его режим должны быть ликвидированы. Однако оставалась надежда, что Гитлер удовлетворится достигнутым и его удастся убедить «почить на лаврах», в общем, «умиротворить». Эти иллюзии, которые всячески поддерживались теми, кто выдавал желаемое за действительное как внутри Германии, так и за ее пределами, проникли также и в ряды оппозиции. Согласно их логике, можно было надеяться, что Гитлер, добившись провозглашенных целей на международной арене, станет проявлять большую сдержанность и с ним можно будет иметь дело; тем более если параллельно с внешнеполитическими успехами он станет проводить более умеренный курс и внутри страны, что, как считали, вполне можно было предположить. Однако после 3 сентября 1939 года от подобных мыслей и надежд отказались. Как в западных столицах стали следовать тезису «Не может быть мира с Гитлером!», так и в рядах оппозиции сошла на нет всякая надежда на компромисс с ним, и более того, укрепилось убеждение, что такой компромисс в принципе невозможен[17].
