А. Зорин - Индейская война в Русской Америке
С помощью эякского тойона Пуртову удалось завязать отношения с якутатскими вождями. Из поездки в Якутат тойон вернулся с сыном местного вождя, отданного в аманаты. Кроме того он привёз с собой "три посоха, убранные короткими суклями и орлиными перьями и обвешаны бобрами по их обычаям в знак… дружества". В ответ якутатцам были посланы посохи, украшенные бисером и корольками, а взамен тойонского сына партовщики оставили "кадьяцкого нашего Семёна Чеченева в залог". Предварительный обмен заложниками состоялся.
Однако, несмотря на это, появление близ стоянки небольшого тлинкитского отряда немало встревожило Пуртова и даже "ввергло весь русский отряд в немалое беспокойство и заставило их делать все приготовления для обороны." Переговоры о мирных сношениях вели через посредство эякского тойона. Наконец было снаряжено посольство в само индейское селение. Когда послы приблизились к берегу, навстречу им из своего дома вышел якутатский тойон "и множество с ним народу, зделали они пляску… потом просили приставать и как скоро пристали, в тот час подбежав к байдаре человек до 20-ти взяли на руки нас, сидячих в байдарке, принесли к их селению, стоящему на пригорке. Тайон просил в юрту, пришед угощал столом, поставлена была палтосина и еловая кора с жиром и ягодами глубеникой, подарил 2 бобра." 28 Посланцы Пуртова в свою очередь вручили тойону бисер и медные кольца и пригласили посетить стоянку партии, но согласился на это он лишь после повторного приглашения и с непременным условием, чтобы взамен него в селении был оставлен заложником именно русский. Пуртову пришлось пойти ему навстречу и оставить среди якутатцев одного из своих спутников, Ахмылина.
Тойон прибыл к стоянке рано утром на большом резном каноэ в сопровождении 12 человек. Кадьякцы приветствовали его прибытие песнями и индейцы отвечали им тем же. Не выходя на берег вождь произнёс речь, в которой употребил "всё своё красноречие для определения точного протяжения границ их [тлинкитов] земли и показания несправедливости русских убивающих и уносящих оттуда морские выдры, не делая за то ни малейшего вознаграждения. Кончив изложение всех сих жалоб с большой важностию и силою, он послал Пуртову одну шкуру морской выдры, по принятии им оной, поднялся с обеих сторон большой крик, за которым последовало опять пение, коим заключались сии приготовительные обряды." 29 После этого вождь сошёл на берег и тотчас послал за прочими своими людьми, которые не замедлили прибыть в количестве 50 человек – "они имели у себя 6 отличных ружей, в лучшей исправности; сверх того, каждый имел при себе большой железный кинжал, висящий у них на шее, в готовности к немедленному употреблению." 30
Несмотря на то, что в его распоряжении было более 900 человек, Пуртова серьёзно беспокоила безопасность его партии. Хотя тлинкитов "считалось не более 70, включая в сие число и несколько женщин и детей, он предвидел, что в случае внезапного нападения с их стороны, большая часть его отряда не будет в состоянии противустать стремительному нападению столь дерзкого и отважного неприятеля." 31 Опасаясь этого, он даже заручился поддержкой британского лейтенанта Пьюджета, командира судна "Чатам", который заверил русского байдарщика в том, что пока его судно будет "находиться в соседстве с ним, он не замедлит подать ему всякую возможную помощь в случае какого-либо нападения со стороны туземцев; в то время намеревался он употребить всякое старание, дабы их более расположить в пользу русских. Сии предложения были приняты Пуртовым с изъявлением живейшей благодарности." 32 Чтобы упрочить доброе согласие с тлинкитами, русские одарили их бусами, медными браслетами и "медными досками", после чего только и начались переговоры.
Вождя спросили о судьбе российского герба, оставленного в Якутате в 1788 г. Оказалось, что после смерти его первого обладателя герб продали в Чилкат-куан. Относительно нападения 1792 года были даны те же объяснения, что и эяками; об аманатах – "детях чюгацких народов" – было сказано, что их продали в Чилкат, где те и умерли. Кроме того, по уверениям Пуртова, тойон "дарил нас той Якутатской бухтой и лежащими в ней небольшими островками". Истинность этого утверждения весьма сомнительна. О обличительных речах того же тойона Пуртов в своём рапорте Баранову просто не упоминает.
После этих переговоров партия продолжала промысел, встречаясь по пути с небольшими группами тлинкитов. Якутатцы, которые уже имели огнестрельное оружие, полученное путём меновой торговли с европейскими купцами, просили его и у русских. Однако партовщики отказывались продавать им как ружья, так и боеприпасы. Чтобы обеспечить себе свободный промысел, Пуртову пришлось вновь производить размен заложниками. В аманаты добровольно пошло четверо кадьякцев. В результате в Якутате оказалось 6 заложников из партии Пуртова, а у промышленных – до 17 якутатских аманатов, мужчин, женщин и детей. Для индейцев обмен заложниками был обычным ритуалом при заключении мира. Для русских же взять аманатов означало обеспечить себе безопасность и влияние на аборигенов. Оставлять взамен своих людей не имело для них никакого смысла. Понимая это, якутатский тойон и требовал перед посещением лагеря партии в аманаты именно русского, а не кадьякца или чугача. Пуртов же не собирался покидать Якутат, не "выручив" своих людей.
Завершив промысел, вся партия двинулась в Якутат чтобы "освободить толмача Чеченева и с ним захваченных кадьяцких". По сообщению Дж. Ванкувера, Пуртов просил капитана шхуны "Шакал" Брауна "подать ему некоторую помощь" для спасения людей, захваченных якобы индейцами. Англичанин согласился на это и послал в помощь русским шлюпку с вооружёнными матросами. Сам же Пуртов в своём отчёте утверждает, что он ни за какой помощью к англичанам не обращался, а напротив, "с аглицкого судна начальник приехав елботом вооружённой пушками… в числе 6-ти человек матрозов поехав с нами, хотя мы [его] от того отговаривали и не требовали их к тому пособия." 33 Судя по всему, англичане были просто обмануты Пуртовым, который без их поддержки не решался выступить против грозных тлинкитов. Кроме того, он, вероятно, стремился не допустить возможного соглашения между британцами и индейцами – возможность такого сговора была постоянным кошмаром служащих и правления шелиховской компании.
Когда 1 июня флотилия приблизилась к индейскому селению и остановилась у берега, русские потребовали возвращения своих аманатов. Тлинкиты не решились сопротивляться и пошли на переговоры. Они сразу вернули промышленным одного из аманатов – тойона с о. Афогнак, и обещали произвести окончательный размен на следующий день. 2 июня в лагерь партовщиков действительно прибыл на каноэ вождь из Акоя в сопровождении 8 индейцев. Он доставил Пуртову трёх кадьякцев, но переговоры о возвращении прочих аманатов, среди которых были толмачи Чеченев и Нечаев, затянулись. Обеспокоенный проволочками, Пуртов заподозрил недоброе и, "взяв предосторожность от Якутацких народов", перевёз имевшихся у него тлинкитских и эякских заложников на борт "Шакала", поручив их охрану доброжелательно настроенным британцам. Тем временем якутатский тойон обратился к русским с просьбой вернуть его брата, обещая прислать взамен сына. Партовщики, судя по всему, выполнили его просьбу. Нападения ночью не последовало, но утром 3 июня Пуртов так и не дождался ни возвращения своих толмачей, ни прибытия сына вождя. Не решившись применять силу, промышленные покинули Якутатскую бухту, вернувшись к ведению промысла (в целом за сезон было добыто до 2 000 шкур) 34.
Однако, в любом случае русские остались в выигрыше – вернув якутатцам всего 5 из 17 их заложников, они оставили им не более двух своих заложников (по сведениям Дж. Ванкувера – только одного из 6) 35. Двенадцать тлинкитов, мужчин и женщин, было вывезено на Кадьяк, как живое свидетельство "замирения" Якутата и Акоя. Там они были крещены священниками из только что прибывшей в колонии православной миссии. Они стали, формально, пожалуй, первыми христианами среди тлинкитов.
Однако и после этого успеха, весной 1795 г., партия Пуртова и Кондакова была враждебно встречена в Якутате (“попужана колюжами”, по выражению Баранова). Это послужило одной из причин срыва плана по устройству в том же году в Якутате постоянного русского поселения. Малое судно “Ольга” с самим А. А. Барановым на борту прибыло в Якутат в августе 1795 г. Александр Андреевич ожидал здесь встречи с партией поселенцев И. Г. Поломошного, которая должна была придти сюда на борту “Трёх Иерархов” под командованием Гаврилы Прибылова. Однако Прибылов запаздывал и тогда Баранов, невзирая на крайнюю малочисленность своей команды, приступил к “взятию во владение тои земли имянем императорскаго российскаго величества”. В своём письме к И. Л. Голикову и Н. А. Шелиховой от 10 июня 1798 г. Александр Андреевич красочно описывает организованную им “приличную процессию”. Вначале на берег был вынесен “герб российской водруженной на древке с привешенным флагом”. Затем сам Баранов и одетые в лучшее платье его немногочисленные люди сошли на сушу, “маршируя в такт с ружьеми и пушками, коими делали сколко смыслили воинских аволюций”. На глазах у изумлённой толпы собравшихся индейцев промышленные провели показательные военные учения с перестроениями и стрельбой: “в виде народа стреляли фрунтом беглым огнем и кареем, ежели может быть тот ис 20-ти необученных людей”, – как с некоторой иронией пишет о том сам Баранов. Однако и это немало впечатлило якутатцев. С одной стороны воинственные эволюции команды “Ольги” привели индейцев “во удивление и несколко в робость”, но с другой стороны они расценили это, как вызов к бою, а потому “вооружась и они копьями и ружьями, сколко у них было, к нам приблизились”. Однако высланному к ним навстречу толмачу удалось охладить воинственный пыл тлинкитов. Наконец, под троекратный громовой салют из всех пушек и ружей, как с судна, так и с суши, и “по зделании же несколких аволюций на приличном месте поставлен российской герб с привешенным флагом”, а Баранов “громким гласом” торжественно провозгласил: “Земля сия с народами берется во владение российскаго императорскаго величества и всякой верной сын отечества из россиян должен отстаивать и защищать [её] до потери жизни”.
