Хантер Дэвис - The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография
Память играет с нами занятные шутки. Как-то раз я обедал с Нилом Эспиноллом, и мы вспоминали о той ночи, когда проводились фотосъемки для «Sergeant Pepper». Я помнил, как костюмы привезли к Полу домой, – в памяти запечатлелось, как битлы их примеряли. Нил сказал, что нет, и костюмы доставили прямо в фотостудию на Флад-стрит. Я кинулся рыться в своих заметках, но этой мелочи там не обнаружилось.
Дебаты о том, как должен выглядеть конверт «Sergeant Pepper», длились неделями. Джордж хотел, чтобы много-много фигур были одеты как гуру. Пол желал включить людей от искусства – Штокхаузена, например. Джон требовал мятежников и злодеев, вроде Гитлера, но, судя по моим записям, от Гитлера его в последний момент отговорили. На протяжении фотосъемок картонная фигура Гитлера стояла в сторонке по стойке смирно.
Я предложил им включить в список героев футболистов. Как правило, парни, особенно ливерпульцы, звезд футбола знают. Меня всегда чуточку огорчало, что никто из «Битлз» не интересовался спортом, тем более футболом. В конце концов Джон вписал Альберта Стаббинза, который запомнился ему с детства, но, я подозреваю, лишь потому, что его позабавила фамилия[28], а не из-за футбольного мастерства.
Я помню, что от Пола мы уезжали в спешке и он попросил меня собрать гирлянды, разбросанные по всему дому, чтобы было чем заполнить картину. Гирлянды эти размещаются на переднем плане конверта – такая как бы статуэтка, пуля на постаменте; ее туда поставил я, чтобы закрыть дыру. Я рассказывал об этом своим детям несколько раз, но им было неинтересно.
Кто придумал «Sergeant Pepper»? Я всегда считал, что идею подал Пол: при мне он первым об этом заговорил, хотя в книге я об этом не распространялся. Надо было уделить этому больше внимания – все-таки «Pepper» стал для «Битлз» вехой, вершиной их студийного творчества. А также небольшим событием в популярной музыке – он стал известен как первый в истории «концептуальный альбом». Это было огромное достижение и с художественной точки зрения, отчасти благодаря плодотворной работе с Питером Блейком[29]. С тех пор целые исследования посвящались тому, что изображено на этом знаменитом конверте и что все это означает.
Мэл говорил, что название «Сержант Перец» родилось потому, что кто-то сказал «соль и перец», а он, Мэл, ослышался. Нил, по его словам, первым предложил Полу создать альбом в виде концерта Сержанта Пеппера, и Пол сразу же ухватился за идею. Кто теперь знает, как все было на самом деле? Это как с происхождением названия «Битлз». Джордж думал, что оно взялось из фильма с Марлоном Брандо «Дикарь»[30]. Там была группа мотоциклистов в черных кожанках – банда именовалась «the Beetles», хотя в фильме они возникают мельком. Стю Сатклифф посмотрел фильм, услышал название банды и предложил Джону так и назвать группу, а Джон сказал: «Нормально, только писать надо „Beatles“, мы же как-никак бит-группа». Ну, есть и такая версия. Не сомневаюсь, что в ближайшие годы мы услышим новые гипотезы.
Гипотез я в своей книге старался не затрагивать. Мне приятно думать, что все написанное мной – правда, хотя были вещи, о которых я тогда написать не мог. Я лишь писал правду о том, что с ними успело произойти, по материалам их воспоминаний, бесед с их близкими, а также моих расследований и наблюдений.
К началу 1968 года я решил, что пора уже перестать болтать и расследовать, угомониться и систематизировать собранный материал. Его накопилось так много, что я не представлял, с чего начать, что значимо, а что окажется банальщиной.
Первоначально рукопись состояла из двух томов, затем я сократил ее наполовину, до пристойных размеров, выкинув массу интереснейшего материала, фотографий, документов. Дальше, поскольку я назвался «авторизованным» биографом, следовало получить согласие всех главных действующих лиц. Вот тут и начались проблемы.
Первым делом надо было дать битлам почитать рукопись. Контрактные условия я сформулировал аккуратно: битлы имели право исправлять «фактические» ошибки. У любого биографа, работающего с ныне здравствующими людьми, возникает немало затруднений. Никогда не угадаешь, что именно человека может обидеть. Обычно людей по неведомым причинам задевают мелочи, проходные замечания, а вовсе не те фрагменты, которые кажутся проблематичными тебе. И поначалу никто, как правило, не говорит, что именно задело, – только общие слова про то, что неверна «интонация» или получилось недостаточно «глубоко». И лишь когда ты клещами вырвешь признание, что именно человеку не нравится, все можно исправить за пару минут.
Естественно, я не вдавался в подробности того, что творилось на гастролях в гримерных, куда поклонницы выстраивались в очереди, моля о благосклонности битлов. По-моему, любому человеку старше пятнадцати лет даже в 1968 году было прекрасно известно, что там творилось, но в те дни об этом прямо не говорили. Сейчас поклонницы рок-музыкантов превратились в клише и их разнузданность общеизвестна. «Битлз» ничем не отличались от других групп. Просто у них выбор был больше. За это отвечали гастрольные менеджеры – они выходили и говорили: ты, ты, ты и ты, через пять минут. Но в 1968 году трое из четырех битлов были счастливо женаты – ну, так считала публика, – а у четвертого имелась постоянная подруга. Разумеется, ни женам, ни самим битлам не хотелось, чтобы такие вещи были обнародованы.
Однако я нередко упоминал о наркотиках; помимо прочего, о том, что битлы принимали ЛСД, – в 1968 году это было очень дерзко, хотя я и писал в прошедшем времени, а порой отмечал, что теперь они, конечно, траву не курят, хотя истина, на мой взгляд, лезла из всех щелей.
Отклика я добивался некоторое время – чтение книг им всем давалось с трудом. Потом, к моему облегчению, все четверо сообщили, что возражений у них нет и ничего вычеркивать не надо. Кажется, Пол нашел несколько ничтожных фактических ошибок, где-то я неверно написал имена, теперь я уже не помню деталей.
Позвонил и серьезно прокомментировал книгу только Джордж. Он хотел, чтобы про индуизм в книге было больше, считал, что я не принимаю всерьез ни его, ни его философию, и просил кое-что объяснить внятнее. Я выполнил его просьбу, стараясь особо не раздувать объем.
Я вздохнул с облегчением, мой агент начал готовить книгу для издания в Америке, и тут пришло письмо от Джона. Он просил изъять свое уничижительное замечание о муже Джулии, валлийце, от которого она родила двух дочерей, Джеки и Джулию, сводных сестер Джона. Он беспокоился, что в будущем им предстоит столкнуться со «злобным миром».
А еще он попросил дать книгу Мими. Мими УЖАС как психует, сказал он. Вот тут я встревожился не на шутку. Я без проблем разобрался с поправками Джона – сущий пустяк, – но не хотел возиться с родителями.
Я послал рукопись Мими, и та впала в истерику. Когда книга вернулась ко мне, почти каждый абзац о детстве Джона был перечеркнут или исправлен. На полях, рядом с цитатами из Джона, красовались ее пометки: «Глупость» или «Никогда!».
Она отрицала множество детских воспоминаний Джона, особенно если они не совпадали с ее воспоминаниями о тех же людях или событиях. Ее возмущало его сквернословие – она уверяла, что в детстве Джон никогда не ругался, – и она не желала, чтобы в книгу попали истории о том, как он воровал.
Порой ее комментарии на полях были весьма остроумны. Я привел рассказ Джона о том, как он овладевал гитарой тайком от Мими, а она выгоняла его играть на застекленной веранде. Над этой строкой Мими приписала: «Ах, какая гадкая женщина». В другой раз она поведала на полях о том, как Джулия и ее новый муж в действительности относились к Джону, но попросила меня не вставлять историю в книгу – Джону об этом никогда не говорили.
Она также добавила несколько полезных уточнений о том дне, когда Джон познакомился с Полом, о ярмарке прихода Вултон, где Джон впервые оделся тедди-боем.
«Я тогда в первый раз увидела, как он играет с другими, – написала Мими. – Это было как взрыв и контузия. Я и не знала, что он там будет. Пришлось наконец понять, что я зря с ним воюю и шансов у меня нет. И даже после этого я не сдавалась. Какая бессмысленная трата жизни и, что важнее, здоровья».
Я понимал желание защитить дочерей Джулии – в 1968 году обе они были подростками, а Джон и впрямь очень желчно отозвался об их отце, поэтому на эти его поправки я согласился. Но вот попытки Мими цензурировать рассказы Джона я считал до крайности несправедливыми.
Большинство детских воспоминаний ненадежны. Интересно ведь то, что именно люди предпочитают помнить. И вообще, у кого память лучше: у Мими или у Джона? Джону вся эта история уже осточертела, он требовал, чтобы я договорился с Мими любой ценой, поэтому я поехал в Борнмут, и там строка за строкой мы разобрали все спорные абзацы. Кое-какие ругательства и самые дикие фрагменты его историй я выкинул, и Мими в конце концов угомонилась.
