Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Председатель. — Вы видели Шорникову?
Белецкий. — Не помню, кажется, не видел. Мне полковник Коттен докладывал.
Щеголев. — Дело было так: она явилась к Джунковскому в вашем присутствии?
Белецкий. — Да, да, я вспоминаю. Это вы верно говорите. Мы с Джунковским ее допрашивали. Она произвела впечатление забитой, а я думал, что мне Коттен говорил.
Щеголев. — Значит, это появление Шорниковой было обусловлено частным разговором?
Белецкий. — Тогда мы ее поселили в меблированные комнаты на Невском.
Щеголев. — Скажите, пожалуйста, когда происходили совещания совета министров и когда Щегловитов объяснил свой план, говорил он о том, что на суде Шорникова будет фигурировать, как секретная сотрудница?
Белецкий. — Нет.
Щеголев. — Ведь дело было поставлено таким образом; как секретная сотрудница, она освобождается от суда.
Белецкий. — Мы опрашивали для себя, потому что после было заседание совета министров. Это давало мне возможность говорить о роли. Мои впечатления все подтверждались этим. Нас интересовало, что такое она из себя представляла.
Председатель. — Вы говорили, Щегловитов сказал, что даст указания Корсаку. В деле действительно имеется переписанная рукопись С. П. Белецкого, которую он признал. Явившаяся 25 июня на прием к Джунковскому Шорникова в присутствии С. П. Белецкого заявила, что она была в 1905–6 году, 22 лет от роду, арестована. Она работала в с.-д. фракции, в Казани. Ее допрашивал товарищ прокурора, генерал Иванов и подполковник Еленский. Они уговорили ее оказывать услуги политическому розыску. «Затем, меня отвезли в охранное отделение, где полковник Кулаков предложил быть секретной сотрудницей». Она согласилась. На конспиративной квартире виделась с генералом Герасимовым один раз, а с ротмистром Еленским все время, почти ежедневно. Встретила партийного работника «Анатолия», который просил работать. Охранное отделение согласилось провести ее в центр, и она была организаторшей атаманского полка. Полковник Еленский настаивал на проведении в секретари организации. Так и случилось. Ей предложили быть секретарем, она согласилась. Затем по вопросу о выработке наказа она сказала, что на одном из заседаний комитета, в котором она имела голос, было решено, что сами солдаты должны итти в форме и нести наказ. Тут сказано: наказ не был составлен по инициативе охранного отделения, но какую роль играло охранное отделение в выработке наказа, она не знает, ибо наказ составляли Озоль и Бродский. Полковнику Еленскому она сообщила день и час, когда должны были явиться солдаты во «Францию». На это полковник Еленский сообщил, что начальник охраны Герасимов ездил к министру Столыпину, который выразил желание иметь наказ, написанный еще от руки, т.-е. в черновом виде. Так как солдаты плохо читали написанное, то ей было предложено напечатать на пишущей машинке. Заботясь об охранном отделении, она вместо одного напечатала два, при чем первый экземпляр с печатью комитета отдала в организацию, а второй — полковнику Еленскому. Наказ же от руки она, с членом организации Алабеевым, уничтожила. Затем она рассказывает, что она тут же сообщила, когда и куда пойдут солдаты, и спросила, будут ли аресты или обыски, но полковник Еленский сказал, что арестов не будет. Она решила итти, будучи уверенной, что их не арестуют. Наказ остался в портфеле Озоля, в обвинительном акте фигурирует не тот наказ, а второй экземпляр, переданный полковнику Еленскому. На другой день Еленский вызвал ее телеграммой на конспиративную квартиру и объявил о несчастном случае в морском экипаже. Было буйство матросов. Там взяли в пьяном виде Архипова, и он, думая, что его взяли за посещение фракции, все рассказал. (Читает.) «В организации было устроено заседание, где был поднят вопрос о причинах провала и было установлено, что провал произошел по вине самой организации, вследствие ее небрежности». Затем из показаний Шорниковой интересно следующее место: она говорит, что ее не понимало охранное отделение, с ее стороны нет никакой просьбы, она должна уехать в Южную Америку, она больной человек, и потому ей нужно хотя бы две тысячи. Раз ей департамент полиции выдает деньги на проезд, значит он считает себя обязанным заботиться о ней. Она просит дать ей возможность уехать, так как она не сама пошла в революционную работу. Ей обещали за сотрудничество полную ненаказуемость. «К сожалению у нас жандармские офицеры ничего не понимают в розыске. Зная о таких результатах, я никогда не пошла бы в сотрудницы. Убеждения вырабатываются не в 22 года. Теперь бы я не пошла. Мне заявил товарищ прокурора, кажется Юркевич, что я буду безнаказанна». Тут объясняется, что она при двух или трех лицах говорила; оказывается, ее убеждал Юревич и генерал Иванов. Она скрывалась под покровительством власти. Раз она попадет в руки с.-д., будет лишь лишний шум; это — 25 июня. Будьте добры, просмотрите вашу отметку.
Белецкий (читает): — «Получил приглашение от министра доложить председателю совета министров 17 июня». «…Когда я был у него на даче, в восемь с половиной часов Коковцову 18 июня». «Было доложено за министра 20». «Доложено товарищу министра внутренних дел (значит Джунковскому) 23 июня».
Председатель. — Значит накануне того, как вы ее видели вместе с ним. Тут, очевидно, вы и сговорились, чтобы она пришла?
Белецкий (читает): — «Приехал министр 24, и утром доложено. Дело дано товарищу министра 24/VI».
Председатель. — Затем имеется копия письма за министра внутренних дел Джунковского, от 25 июня 1913 года; он излагает историю дела и считает долгом довести до сведения министра юстиции, в виду того, что Екатерина Шорникова разыскивается прокурором судебной палаты для привлечения по 102 статье, департаментом полиции установлено за ней по месту ее настоящего жительства негласное наблюдение (в то время, как она должна была бы быть арестована, согласно циркуляру) до получения соответствующих указаний; надлежит ли ее немедленно же арестовать и передать судебной власти (вопрос, с точки зрения юридической, бесспорный), или же оставить под наблюдением, в виду выяснившейся ее роли в 1907 году в качестве сотрудницы петербургского охранного отделения? Скажите, кто это писал?
Белецкий. — Вероятно, Сенько-Поповский. Нет, это даже не Сенько-Поповский.
Председатель. — А это не Владимир Федорович писал?
Белецкий. — Нет. Мне даже известно, как это письмо составлялось, известны мотивы этого письма. В данном случае, видя, что министр юстиции хотел как бы нас поставить в такое положение, чтобы в будущем… Ведь у нас переписка вначале была о Бродском. Джунковский, стоя на определенной точке зрения, тем не менее, хотел заставить Щегловитова, который медлил, оставить след.
Председатель. — Но министр юстиции тоже знает, как с ведомствами переписываться, они сейчас же мяч в вашу сторону отбросили?
Белецкий. — Я ему говорю — не пишите. Он говорит — напишу, и написал. Если бы писал департамент, мы бы написали совершенно иначе.
Председатель. — Значит, министерство юстиции отбило удар. Оно написало: «Шорникова разыскивается судебною властью и подлежит передаче петроградской судебной палате».
Белецкий. — Переписка была у Владимира Федоровича. Это его надпись: «для исполнения».
Председатель. — Значит, вы ее арестовали на 20 дней. Это 1 июля писалось. 3 июля вы говорите, что отдается приказ об ее аресте. Это после заседания совета министров, когда решили ликвидировать дело благоприятно. Мне кажется, что у вас какие-то отметки были, когда сделано.
Белецкий. — Там было написано, когда прибыть. 24 июня было заседание совета министров.
Председатель. — Позвольте считать установленным, что распоряжение об ее аресте было дано после обоих заседаний совета министров, посвященных ее делу; и тогда было решено, что Щегловитов сумеет благоприятно для нее, но судебным порядком ликвидировать дело.
Белецкий. — Будьте любезны, обратите внимание, когда написал Владимир Федорович?
Председатель. — Это случилось очень скоро, 25 июня.
Белецкий. — Значит как раз на второй день после первого заседания, но раньше второго; было решено большинством голосов поставить в известность министра юстиции. Значит Владимир Федорович на заседании был.
Председатель. — Значит бумага управляющего министерством юстиции Веревкина о том, что дело подлежит передаче прокурору петроградской судебной палаты, была после того, как — будем говорить прямо — комедия суда была решена.
Щеголев. — Когда Шорникова дала показания в присутствии вашем и Джунковского, что вы ей сказали еще?
