Ларри Коллинз - О, Иерусалим!
До 1936 года оружие для защиты еврейских поселений покупалось в основном у тех же арабов, от чьих нападений евреям приходилось обороняться. После 1936 года начало поступать оружие из Европы: его прятали в тракторах, дорожных катках, паровых котлах и сельскохозяйственных машинах, доставлявшихся морем в Хайфу. Так, Иехуда Арази — владелец мастерской по ремонту сельскохозяйственной техники в Варшаве — разбирал тракторы и дорожные катки, нафаршировывал их вооружением и боеприпасами, а затем собирал снова, и в таком виде все это транспортировалось в Палестину. За три года Арази переправил в Палестину три тысячи винтовок, двести двадцать шесть пулеметов, десять тысяч ручных гранат, три миллиона патронов, несколько сотен мин и даже — чем он больше всего гордился — три небольших самолета.
После Второй мировой войны тель-авивскому химику и инженеру-механику Хаиму Славину удалось благодаря своей невероятной изобретательности и сверхъестественному везению закупить в Соединенных Штатах почти новые станки по производству оружия, предназначенные после войны к ликвидации. Путешествуя по Америке, Славин, чтобы скрыть свое плохое знание английского, притворялся глухонемым. На приобретение всего этого оборудования Славин истратил два миллиона долларов (несколько месяцев назад оно стоило миллионов семьдесят). Закупленные станки Славин разобрал на мельчайшие детали, развинтив их до последнего шурупа и последней гайки; все это он разложил и классифицировал по одному ему известному принципу и переправил в Палестину под видим текстильного оборудования, предназначенного для вымышленного арабского фабриканта. Догадаться об истинном предназначении всего этого "железного хлама" мог бы только инженерный гений, но среди таможенников такого не оказалось.
Когда, наконец, последний станок был смонтирован в Палестине и пущен в ход, Хаим Славин смог похвастаться, что, переправляя из Нью-Йорка в Палестину семьдесят пять тысяч разобранных деталей, он не потерял ни одного винтика, ни одного болта, ни одной шайбы.
5. Два народа, две армии
Когда Эхуд Авриэль отправился в Европу закупать оружие, не было в Палестине еврея, который ждал бы этого оружия с большим нетерпением, чем Исраэль Амир, командующий иерусалимским округом Хаганы. Скудные запасы оружия, имевшиеся в его распоряжении, хранились всего в двадцати с чем-то сликах (так в Хагане называли тайники — от ивритского слова "ле-салек", что значит "удалять"); где именно наводились ли слики, из всего штаба Амира знал только один человек — йеменит, сыровар и оружейник.
У иерусалимской еврейской общины было гораздо больше бойцов, чем оружия. Хагана вербовала людей во всех слоях еврейского населения. Вследствие явного численного превосходства арабов она с самого начала принимала в свои ряды женщин наравне с мужчинами. В рамках Хаганы существовала молодежная организация — Гадна, которая под видом скаутских отрядов готовила еврейских юношей и девушек к службе в боевых отрядах. В результате к тому времени, когда ООН приняла план раздела Палестины, большинство молодежи ишува уже прошло в той или иной степени воинскую подготовку. Для некоторых служба в Хагане давно сделалась семейной традицией, передававшейся от отца к сыну. Для других торжественная церемония приема в Хагану в шестнадцатилетнем возрасте — когда в темном подвале будущий боец давал присягу, положив одну руку на Библию, а другую на пистолет, — становилась гражданским вариантом обряда бар-мицвы, символическим актом перехода к зрелости. А для третьих — жертв нацистских преследований — работа в еврейском подполье, организованном Хаганой в Европе, стала первым соприкосновением с палестинским ишувом.
Главной заповедью Хаганы была строжайшая секретность. Бойцам Хаганы запрещалось фотографироваться, записи были сведены до минимума. Раз в неделю члены Хаганы собирались в тайных местах, подходы к которым охранялись тройными постами дозорных, и там учились обращаться с оружием, взбираться по канату, врываться в дома, выпрыгивать на ходу из автомобилей; специальные инструктора обучали их приемам дзюдо. Услышав условный сигнал, они мгновенно превращались в прилежных школьников или рабочих, собравшихся перекинуться на досуге в картишки. Затем в виде учебного задания им поручалась курьерская служба или слежка за передвижением важных персон — арабов или англичан. И наконец, два-три раза в месяц бойцы выходили на военно-полевые учения; эти учения обычно проводились в далеких, заброшенных вади, до которых приходилось долго шагать под палящим солнцем и где просторы пустыни поглощали звуки выстрелов. Вместо ручных гранат на учениях шли в ход апельсины и картофелины, снабженные детонаторами. Боеприпасы были такой роскошью, что обойму с боевыми патронами новобранец иногда впервые получал, как своеобразный диплом, в конце полного курса обучения.
Командование Хаганы ухитрилось даже, обманув бдительность властей, организовать двухмесячные офицерские курсы, которые функционировали на одной из опытных сельскохозяйственных станций в Изреэльской долине; на этих курсах одновременно занималось около ста пятидесяти человек, а учились курсанты по аккуратным книжкам в красных переплетах — это были английские инструкции, выкраденные из британских казарм.
Как это ни парадоксально, но Иерусалим — центр сионистских устремлений в Палестине — никогда не был благодатной почвой для деятельности Хаганы. Надзор британских властей здесь был строже, чем где бы то ни было. На призывы Хаганы вступать в ее ряды городская молодежь реагировала с куда меньшим энтузиазмом, нежели киббуцники. Ортодоксальные религиозные группы относились к деятельности Хаганы весьма прохладно, а то и враждебно. Однако в Иерусалиме, как и повсюду в Палестине, Хагана была одной из главных движущих сил ишува.
Реальная сила Хаганы состояла не столько в ее организации, курсах и подпольных акциях, сколько в том, что она пробуждала и воспитывала в евреях боевой дух. Основанная на принципах равенства и в то же время уважения к личности каждого своего члена, подчинявшаяся строгой дисциплине и в то же время допускавшая импровизации, Хагана была зеркалом того общества, которое она взялась защищать. Во главе ее стояли лучшие представители молодежи ишува. Своим личным примером они создали традицию беззаветной преданности своему народу и готовности пожертвовать за него жизнью.
Ничего подобного и в помине не было у палестинских арабов.
Трудно было бы указать на молодого араба, сколько-нибудь искушенного в воинском искусстве. Арабская буржуазия по сложившейся традиции пренебрегала военной профессией и предоставляла ее выходцам из других классов общества.
Когда молодой работник радиостудии Хазем Нуссейби и его соседи обнаружили, что ни у кого из них нет даже пистолета, они сделали то же самое, что и сотни арабов в других частях страны, — бросились на базар к торговцам оружием.
Воспользовавшись моментом, те заломили неслыханные цены.
Затем Нуссейби возглавил делегацию своего квартала, которая отправилась в Верховный арабский комитет просить защиты.
После долгих препирательств, во время которых было выпито бесчисленное количество чашек крепкого черного кофе, Комитет согласился послать Хазему Нуссейби и его людям десять бойцов — феллахов из Самарии — за ежемесячную плату по десять палестинских фунтов за человека.
В квартале Верхняя Бака, к югу от иерусалимского вокзала, трое сыновей агента по продаже "бьюиков" — Джордж, Раймонд и Габи Диб — вознамерились создать у себя что-то вроде самообороны. Однако среди пяти тысяч жителей квартала они сумели набрать лишь семьдесят пять добровольцев. Их сограждане под любым предлогом старались уклониться от несения воинской повинности. Некоторые богатые торговцы специально посылали своих сыновей учиться куда-нибудь подальше — в Бейрут или в Амман, лишь бы уберечь их от опасностей службы в ополчении. Отчаявшись пробить брешь в стене равнодушия своих сограждан, братья Диб стали вербовать людей из единственно доступного источника — вооруженных банд муфтия. В какой-то северной деревне они наняли двадцать восемь человек, пообещав каждому десять фунтов в месяц.
Наемников поселили в гаражах и на чердаках и кормили за счет квартала. Командовать отрядом взялся бывший сержант палестинской милиции Абу Халил Гено; у сержанта был сиплый голос, вспыльчивый характер и склонность к шотландскому виски. Живописный Гено и его банда вскоре превратились для братьев Диб и всех жителей квартала в форменный кошмар.
Как-то у них случайно взорвалась связка ручных гранат; в результате квартал понес свои первые потери. Большую часть времени наемники проводили в поисках спиртного. Стоило прошмыгнуть кошке или раздасться случайному выстрелу с еврейского поста, как в ответ начиналась бешеная пальба, которая до смерти пугала и арабов, и их еврейских соседей.
