Александр Омельянович - В тылу врага
Павловского решили использовать иначе. Поскольку он не особенно рвался на штатную работу, прежний шеф гестапо в Сувалках Вальдемар Махолл приказал на средства гестапо открыть для него приличный ресторан. Помещение подобрали на многолюдной улице 3 Мая. Открытие ресторана преследовало двойную цель. Во-первых, здесь всегда можно было хорошо выпить и повеселиться, а во-вторых, Павловский, как доверенное лицо, должен был служить посредником в контактах с агентами. В здание гестапо шпики, как правило, не заходили, поскольку это грозило разоблачением и партизанской пулей. В ресторане же Павловского услужливый хозяин всегда знал, как и кого известить. Таких «точек» в Сувалках было в своё время открыто несколько.
Франц остановился перед рестораном Павловского. Увидев, что знакомых на улице нет, толкнул дверь и вошёл. Павловский выглянул из-за газеты. Поздоровались как старые знакомые.
— Туда… — Павловский указал рукой на боковую дверь ресторана. Агент кивнул головой.
Комнатка за ресторанным залом была небольшой. Столик, два стула, тяжёлые шторы на окне, вторая дверь выходила во двор. На столике стоял телефон. Павловский поднял трубку.
Спустя несколько секунд он улыбнулся и невольно встал по стойке «смирно».
— Господин Вильде, есть в продаже свежая рыба. Придержать?… Хорошо, спрошу… Слушайте, — обратился он к Францу, — господин Вильде спрашивает, есть ли что-нибудь срочное. Если нет, то беседа с вами состоится только после полудня.
Агент заколебался. А может, шеф обругает его за такую чепуху. Может, это не стоящее?
Покачав головой, Франц ответил, что дело может подождать несколько часов.
Павловский повторил слова агента и положил трубку на рычаг.
— Господин Вильде сможет с вами поговорить только в пять часов вечера. Можете идти в город.
Это агента не устраивало. Насупившись, он вышел из ресторана Павловского и потащился в сторону улицы Костюшко. Было только девять часов утра.
Бесцельно шатаясь по улицам, он глазел на кричащие витрины немецких магазинов. Плёлся дальше, не зная, как убить время.
Витрина с галантерейными товарами так его увлекла, что он на какой-то момент замедлил шаг и, сам того не заметив, толкнул проходящего жандарма. Привело его в чувство восклицание: «Проклятый поляк!» Удар в грудь свалил его с ног. Жандарм ещё раз дал ему пинка так, что шпик очутился на другой стороне улицы, робко озираясь по сторонам. Немец погрозил ему кулаком и пошёл дальше.
Франц пощупал лицо и сплюнул в ладонь. Во рту было полно крови. Горели щека и оцарапанная о камни рука. Он поднял кнут, отряхнул шапку и пошёл уже не по тротуару, а по краю дороги. Около пяти, зайдя в ресторан Павловского, он скользнул в комнатку, объяснив хозяину, что его сбил велосипедист.
Дверь со двора тихо открылась, и вошёл одетый в светлый костюм Вашкевич. Агент покорно встал у стены. На столе лежали завёрнутые в тряпку десяток яиц и кусок масла.
— Что с тобой, Франц? — спросил Вашкевич на чистом польском языке, указывая на опухшую щёку агента.
— А это, господин комендант, ерунда: велосипедист зацепил, я упал, но ничего, всё пройдет…
Гестаповец сел к столу.
— Ну, что имеешь?
Швырнул на стол блокнот и взял ручку.
— Сегодня ночью, — начал агент, — я был в Дембове. Там около полуночи к одному крестьянину пришли пятнадцать бандитов, — соврал он. — Сидели они у него примерно три часа, хозяин вышел с ними, и они направились…
— Медленнее. Медленнее и подробнее, — сказал гестаповец.
— И… и… пошли в сторону деревни Линувки. Когда хозяин возвратился, я не знаю, так как больше не наблюдал.
Гестаповец бросал короткие вопросы. Сколько лет крестьянину? Что он делал до войны? С кем дружит? Как выглядели бандиты? Агент выдумывал ответы.
— Это всё?
— Нет… Видел и другое, не знаю, заинтересует ли вас, господин комендант…
— Говори, дурак, коротко и быстро.
Здесь последовал рассказ агента о самолётах, стрельбе, каком-то хвосте дыма за одним из аэропланов и об этих «зонтах», которые в действительности называются иначе.
Гестаповец, не слишком восторженно реагировавший на предыдущее донесение — таких он ежедневно получал от шпиков множество, — теперь слушал с возрастающим интересом. Он попросил повторить весь рассказ. Когда агент сообщил ему, что этих «зонтов» было десять, Вашкевич сорвался с места и схватил его за лацканы сюртука:
— Ты идиот, понимаешь?! Дурак! Кретин! И ты мне только сейчас, в пять вечера, докладываешь об этом?!
Он толкнул агента к стене и постучал себя по лбу, ругаясь по-немецки. Тот стоял, сбитый с толку, и пытался объяснить, что он пришёл в восемь, но господин комендант был занят. Вашкевич приказал ему молчать и, приблизив своё лицо к испуганной физиономии шпика, переспросил:
— Это всё правда о «зонтах»?
Получив подтверждение, гестаповец взглянул на часы, приказал агенту не двигаться с места, а сам, не забрав даже свёртка с яйцами и маслом, выскочил из комнаты. На улице люди уступали ему дорогу.
В кабинет Кастендика — шефа гестапо — он влетел как угорелый. Здесь был и Гениг. Шар— фюрер быстро доложил о сенсационном известии. Оба гестаповца засыпали Вашкевича вопросами. Десант? Невозможно! Кто сообщает?
Услыхав, что это от Франца, оба скривились. Они хорошо знали ценность его донесений.
— Минуточку, проверим.
Кастендик взял трубку одного из телефонов. Отозвалась команда поста воздушного наблюдения, снабжённого радарной установкой и расположенного на специальной вышке около деревни Мала Гута. Кастендик спросил, нарушали ли русские самолёты воздушное пространство в Сувалкском районе в последнюю ночь. Командир наблюдательного поста ответил утвердительно и сообщил количество самолётов и направление их полёта, а также результаты воздушного боя, происходившего между гитлеровскими ночными истребителями и советскими бомбардировщиками и их сопровождением.
Следовательно, донесение Франца имело основания. Каждая минута была дорога. Кастендик давал точные и короткие распоряжения. Вашкевичу он приказал срочно доставить в гестапо Франца, вызвал на совещание всех начальников отделов, а телефонистке на станции велел держать наготове все линии связи с жандармерией и местной полицией.
Гениг под диктовку шефа писал текст телеграммы полицейским постам всех районов.
Агент Франц, которого втолкнули в кабинет, стал у стены.
— Почему не сообщил сразу же о парашютистах? — рявкнул Кастендик.
— Я… я… господин…
— Молчать! Иди ближе. Знаешь карту?
— Нет… Я, господин, окончил три класса ещё при царе…
— Рассказывай тогда ещё раз, как это было.
Агент, проглатывая от страха слова, вновь рассказал обо всём, что заметил. Все столпились около карты, прикасаясь пальцами к пятнам лесных массивов около Калетника и Вятролужи.
— Вашкевич и Швайнберг, немедленно выезжайте с двумя машинами жандармерии в район этих лесов. Его, — Кастендик подбородком указал на агента, — забирайте с собой. Пусть укажет место, где стоял, и направление, где видел парашюты. Гениг, передавай телефонограммы в район. Соедини меня также с Тильзитом.
Агент не понимал по-немецки. Он взглядом следил за лицами собравшихся. Вашкевич объяснил ему, в чём дело. Шпика охватил ужас, он упал на колени:
— Господа, помилуйте, жена, дети, люди увидят меня…
Закончить агент не успел. Шарфюрер Вашкевич схватил его за воротник и выволок в коридор, приказав заткнуть глотку.
Через десять минут перед зданием гестапо остановилось две машины с жандармами. Вашкевич втащил в одну из них насмерть перепуганного агента, который что-то бормотал о брошенной телеге и лошади. Жандармы, думая, что имеют дело с арестованным, угостили его для первого знакомства ударами прикладов, приказали сесть на пол машины и молчать. Легковой автомобиль с гестаповцами занял место между машинами жандармов, и колонна двинулась по большаку в сторону деревни Окуневец.
В это время выезжали из Сувалок и другие группы, направляясь в сторону Сейн, Пуньска и других посёлков. Вся служба безопасности и полиция, находившаяся в распоряжении шефа сувалкского гестапо, были поставлены на ноги. Перекрывались шоссе и полевые дороги, лесные просеки и броды на реках. Невидимые щупальца охватывали территорию района. Тихо гудящие телефонные провода несли новые приказы и распоряжения шефа гестапо.
Во дворе дома на улице Ноневича стояла одинокая забытая крестьянская подвода, а около неё с опущенной, мордой худая лошадёнка.
5
Душная июньская ночь не позволяла передвигаться быстрее. Впереди шёл партизанский дозор, выставив по бокам походное охранение, сзади — советские парашютисты. Подошли к опушке леса. Невдалеке находилась Нова Весь. Командир дозора объявил короткий привал для перекура, а сам с двумя партизанами отправился на разведку.
