Роберт Джонс - Ленд-лиз. Дороги в Россию. Военные поставки США для СССР во Второй Мировой войне. 1941-1945
Стимсон счел, что выступление президента еще более осложняет обстановку, так как у армии США и так не хватало техники для обучения солдат, не говоря уже о выполнении заказов для Англии. За неделю до этого Стимсон был согласен отпустить для России 150 истребителей, уже отправившихся в Англию, и еще 50, что все еще ждали отправки туда на территории США. Было понятно, что теперь он пошел на поводу у военного министерства. Вместе с Маршаллом и другими военными представителями он настаивал на прекращении поставок с военных складов. Иккес был на стороне Рузвельта. «Моя точка зрения на положение с военной помощью, – писал он, – состоит в том, что при необходимости мы должны вплотную подойти к тому, чтобы обобрать себя до нитки, но обеспечить поставки в Англию и Россию. Потому что, если эти страны сами смогут разгромить Гитлера, мы выиграем несравнимо больше в жизнях наших солдат и в деньгах». Но Стимсон понимал, что все это было желательно, но трудновыполнимо. Программы национальной обороны и ленд-лиза полностью поглощали военную продукцию в стране. Что касается уже произведенной техники и боеприпасов, то большая их часть была выполнена по отдельным контрактам, заключенным еще до Акта о ленд-лизе. Закон о ленд-лизе позволял перераспределять часть продукции на нужды ленд-лиза, но на сумму не более 1 млрд 300 млн долларов. Страна, не включенная в список ленд-лиза, не могла претендовать на эти материалы. Такой стране могла поставляться устаревшая техника или излишки военной продукции со складов, однако таких излишков больше не было. Все, что попадало под эту категорию, уже было отправлено в Англию. Даже если бы и удалось разрешить эту дилемму, каждый дальнейший шаг был бы затруднен деятельностью многочисленных организаций, занимавшихся военным производством. Неудивительно, что Стимсон написал, что у президента «не было системы. Он идет вперед наугад, распределяя полномочия между большим количеством не взаимодействующих друг с другом людей, в результате чего ничего так и не делается»17.
Разумеется, сам Рузвельт был не согласен с такой постановкой вопроса. Полный беспокойства и надежды на то, что «дело сдвинется с мертвой точки», он назначил уже ответственным за это другого официального представителя. Ответственным за поставки в Советский Союз стал специальный помощник при президенте и офицер связи с Комитетом по чрезвычайным ситуациям (куда входил отдел отчетов по военной помощи) Уэйн Кой. 2 августа Рузвельт попросил Коя, чтобы тот, «при полной его поддержке тяжелой рукой, как будто всадник с колючкой под седлом, заставил наконец сдвинуть дело с мертвой точки». Одновременно Рузвельт согласился с прежним предложением Уэллеса и назначил Гопкинса, Уманского и Артура Первиса в состав межправительственного Комитета по оказанию военной помощи Советскому Союзу. Первая (и последняя) встреча членов комитета состоялась 2 августа; при этом Гопкинса замещал Бернс. Также 2 августа Уэллес и Уманский обменялись дипломатическими нотами, где указывалось, что Соединенные Штаты намерены официально осуществлять политику поддержки Советского Союза. Данные ноты сменили прежние односторонние декларации о предоставлении помощи советской стороне. Американская нота начиналась словами: «Соединенные Штаты приняли решение осуществлять экономическое содействие, направленное на усиление Советского Союза в его борьбе с вооруженной агрессией». Напавший на Советский Союз агрессор угрожает также и безопасности «всех остальных народов», поэтому укрепление России «соответствует интересам национальной безопасности Соединенных Штатов». Соединенные Штаты намерены подходить к неотложным советским заказам «с тем же приоритетом, что и к заказам всех стран, которые борются против агрессии». Кроме того, Государственный департамент «дает разрешение на неограниченные (экспортные) лицензии по этим заказам». Одновременно рассматривается запрос на обеспечение доставки экспортируемых в Россию товаров средствами американской стороны. В ответной ноте, переданной через Уманского, говорилось: «Наше правительство поручило мне выразить… свою благодарность за дружеское решение. и уверенность в том, что экономическая помощь. будет оказана в таком размере, а для ее доставки будут выделены достаточные средства. чтобы это соответствовало масштабам военных действий»18.
Наконец-то на руках у Уманского оказались и соглашение, и разрешение на экспорт без ограничений, и даже заверение в обеспечении доставки.
Новости об этих обязательствах были опубликованы в прессе через несколько дней и не вызвали большого оживления в обществе. Как и ожидалось, критики из стана изоляционистов обвиняли правительство страны в том, что «США стали одним из союзников большевиков». В начале августа 1941 г., несмотря на все усилия изоляционистов, а также явное отсутствие энтузиазма в обществе, американское общественное мнение, как обнаружилось, оказало поддержку продаже в Россию военных материалов19.
За три недели до 2 августа, когда было заключено соглашение с Советской Россией, произошел целый ряд событий, кульминацией которых стал полет Гопкинса в Москву и последовавшее за ним включение Советского Союза в программу ленд-лиза. Вечером в пятницу 11 июля 1941 г. Рузвельт и Гопкинс встретились в президентском кабинете и обсудили сложную проблему оказания помощи Англии и Советскому Союзу. На этот раз президент подверг критике деятельность соответствующих организаций, которые «торопились слишком медленно». Кроме того, его интересовало, как можно увязать вместе оказание помощи двум этим странам. Поставки в Россию требовали организации маршрутов для конвоев, – задача, которая не могла быть возложена на британскую сторону до тех пор, пока не снизится напряжение на фронтах. Значительную часть помощи для России предполагалось выделить из того, что было поставлено в качестве военной помощи Англии. Перед лицом такой ситуации Рузвельт должен был знать точно, какими будут требования англичан, как обстоят дела на море, что происходит в области стратегического планирования. Это было еще одной темой для переговоров между президентом США и премьер-министром Великобритании во время запланированной встречи в августе. Рузвельт решил направить Гопкинса, у которого сложились хорошие отношения с Черчиллем и который был «вторым «я» президента», в Лондон, где бы он лично провел переговоры по проблемам ленд-лиза и получил ответы на многочисленные вопросы20.
После этого события понеслись стремительно. В субботу утром Гопкинс во время завтрака с Сидни Хиллманом обсудил с ним производственные проблемы. За ланчем Уэллес ознакомил его с ситуацией с отправкой военной помощи в
Россию. Во второй половине дня он провел совещание с адмиралом Говардом Виккери из Управления гражданского флота, а также с Бернсом из отдела информации по военной помощи, чтобы уточнить, как обстояли дела с налаживанием поставок. В субботу вечером Гопкинс ужинал с британским послом лордом Галифаксом (Эдвардом Вудом). Рано утром в воскресенье ненавидевший воздушные перелеты Гопкинс вылетел через Монреаль в Гандер, остров Ньюфаундленд, где на поставляемом в Англию по ленд-лизу бомбардировщике B-24 (Б-24) отправился в Прествик на юго-западе Шотландии. Несмотря на то что после перелета Гопкинс чувствовал себя очень плохо, сразу же по прилете он стал добиваться встречи с премьер-министром21.
Кроме того, Гопкинс посовещался с Гарриманом, который почти одновременно с его прилетом в Лондон вернулся в английскую столицу из поездки по Ближнему Востоку. Гарриман и другие американцы, сопровождавшие его в поездке, подвергли критике то, как англичане организовали дела на Ближнем Востоке. Гарриман настаивал на привлечении туда большого количества американских технических специалистов. Кроме того, ему не нравились планы англичан по организации наступления в этом регионе. Оба сошлись во мнении, что американскую технику и вооружение, необходимые для обеспечения успеха англичан на этом участке, можно будет с большей пользой использовать в России. Если некоторые военные и смотрели на события в России с большей надеждой, то это было вызвано тем, что к тому моменту Красная армия продержалась уже почти месяц, что превышало тот минимум, что предрекали британские стратеги. Все говорило и о том, что вскоре будет превышен минимум, определенный американскими военными специалистами, так как, несмотря на то что Красная армия все еще отступала, она продолжала сражаться.
Теперь всем стало казаться наиболее вероятным, что, если Советы сумеют продержаться до октября, благодаря зимней погоде натиск нацистов ослабеет, что даст время разрешить критическое положение с поставками. Для того чтобы в Америке и Англии сумели правильно распределить военную помощь, поступающую из «арсенала демократии», им была нужна самая точная информация о военном положении России. Британской военной миссии в Москве не удалось собрать ничего стоящего. Гопкинс понимал, что Рузвельту и Черчиллю во время будущей «встречи на Атлантике» необходимо суметь ясно и точно оценить нужды России и ее потенциал для того, чтобы эта часть переговоров вообще имела смысл. Поэтому 25 июля все еще больной Гопкинс отправил Рузвельту телеграмму, где просил разрешения отправиться в Россию для встречи с самим Сталиным22.
