Фридрих Ницше - Изречения и афоризмы Ф. Ницше. Злая мудрость
«Где древо познания, там всегда рай», – так вещают и старейшие и новейшие змеи.
«Наш ближний – это не наш сосед, а сосед нашего соседа», – так думает каждый народ.
Иисус сказал своим иудеям: «Закон был для рабов – вы же любите Бога, как люблю его я, сын Божий! Какое дело сынам Божьим до морали!»
Христианство дало Эроту выпить яду: он, положим, не умер от этого, но выродился в порок.
С тех пор как утрачена вера, что Бог руководит судьбами мира в целом и, несмотря на все кажущиеся уклонения в пути человечества, все же превосходно ведет его, – люди должны сами ставить себе вселенские, объемлющие всю землю, цели.
Лицемер, который постоянно играет одну и ту же роль, под конец перестает быть лицемером – например, священники, которые обыкновенно в молодости бывают сознательно или бессознательно лицемерами, в конце концов становятся естественными и делаются тогда именно подлинными священниками, без всякой аффектации.
Нужно остерегаться, чтобы при изучении прошедших эпох не впасть в несправедливую брань. Несправедливость рабства, жестокость в подчинении личностей и народов нельзя измерять нашей мерой.
Как только религия приобретает господство, ее противниками становятся все те, кто были ее первыми последователями .
Христианство возникло, чтобы облегчить сердца; но теперь оно должно сначала отягчить сердца, чтобы иметь возможность потом облегчить их. Этим предопределена его судьба.
Странно! Стоит лишь мне умолчать о какой-то мысли и держаться от нее подальше, как эта самая мысль непременно является мне воплощенной в облике человека, и мне приходится теперь любезничать с этим «ангелом Божьим»!
Кто хочет оправдать существование, тому надобно еще и уметь быть адвокатом Бога перед дьяволом.
Настало время, когда дьявол должен быть адвокатом Бога: если и сам он хочет иначе продлить свое существование.
Богу, который любит, не делает чести заставлять любить Себя: Он скорее предпочел бы быть ненавистным.
Каждая церковь – камень на могиле Богочеловека: ей непременно хочется, чтобы Он не воскрес снова.
Верующий находит своего естественного врага не в свободомыслящем, а в религиозном человеке.
Сильнее всего ненавистен верующему не свободный ум, а новый ум, обладающий новой верой.
Содеянное из любви не морально, а религиозно.
Кто не находит больше в Боге великого как такового, тот вообще не находит его уже нигде – он должен либо отрицать его, либо созидать.
Любя, мы творим людей по подобию нашего Бога, – и лишь затем мы от всего сердца ненавидим нашего дьявола.
Нужно гордо поклоняться, если не можешь быть идолом.
Творить: это значит – выставлять из себя нечто, делать себя более пустым, более бедным и более любящим. Когда Бог сотворил мир, Он и сам был тогда не больше, чем пустым понятием – и любовью к сотворенному.
Вы называете это саморазложением Бога; но это лишь его шелушение – он сбрасывает свою моральную кожу! И вскоре вам предстоит увидеть Его снова, по ту сторону добра и зла.
Господствовать – и не быть больше рабом Божьим: осталось лишь это средство, чтобы облагородить людей.
Должно быть, некий дьявол изобрел мораль, чтобы замучить людей гордостью; а другой дьявол лишит их однажды ее, чтобы замучить их самопрезрением.
«Если ты ведаешь, что творишь, ты блажен, – но если ты не ведаешь этого, ты проклят и преступник закона», – сказал Иисус одному человеку, нарушившему субботу: слово, обращенное ко всем нарушителям и преступникам.
Иисус из Назарета любил злых, а не добрых: даже его доводил до проклятий их морально негодующий вид. Всюду, где вершился суд, он выступал против судящих: он хотел быть истребителем морали.
Сотворить идеал – это значит: переделать своего дьявола в своего бога. А для этого надобно прежде всего сотворить своего дьявола.
«Нет сомнения, что верующие в эту вещь преуспевают во лжи и обмане: следовательно, все в ней обман и ложь», – так заключают верхогляды. Кто глубже знает людей, тот придет к обратному заключению: «следовательно, в этой вещи есть нечто истинное: верующие в нее выдают таким образом, сколь уверенно чувствуют они себя и сколь хорошей кажется им всякая наживка, если только она заманивает кого-нибудь к этой вещи».
Повелительные натуры будут повелевать даже своим Богом, сколько бы им и ни казалось, что они служат Ему.
Кто расстается с Богом, тот тем крепче держится за веру в мораль.
Чем мораль свободнее от богословия, тем она становится повелительнее.
Бог должен быть вечным, по свидетельству самых благочестивых: у кого так много времени, тот не спешит.
Следует чтить рок, говорящий слабому: «погибни!..»
Богом назвали – противление року, порчу и разложение человечества... Не должно произносить всуе имя Божие...
Я понял: во всякой оценке дело идет об определенной перспективе: о сохранении индивида, общины, расы, государства, церкви, веры, культуры. Благодаря забвению того факта, что нет никакой другой оценки, кроме основанной на перспективах, все кишит противоречивыми оценками», а следовательно, и противоречивыми влечениями в человеке.
Мы видим: здесь говорит авторитет – а кто этот авторитет? Нужно простить человеческой гордости, что она искала этот авторитет как можно выше, чтобы чувствовать себя возможно менее приниженной под его властью. Итак – говорит Бог!
Бог нужен был как безусловная санкция, для которой нет инстанций выше нее самой, как «категорический император»; или, поскольку дело идет о вере в авторитет разума, требовалась метафизика единства, которая сумела бы сообщить всему этому логичность.
Если человек насквозь грешен, то он должен себя только ненавидеть. В сущности, ему нет основания питать и к своим ближним другие какие-либо чувства; любовь к людям нуждается в оправдании, – которое заключается в том, что она вменяется в обязанность Богом.
Священники – и с ними полусвященники, философы – во все времена называли истиной учение, воспитательное действие которого было бы благотворным или казалось благотворным – которое «исправляло».
Наука – есть превращение природы в понятия в целях господства над природой – она относится к рубрике «средства».
Росток любви
В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.
Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала доселе несчастных.
И часто с помощью любви хотят лишь перескочить через зависть. Часто нападают и создают себе врагов, чтобы скрыть, что и на тебя могут напасть.
Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает только любовь.
И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий руку тому, кто с ним повстречается.
У того, кто хочет быть совсем справедливым, даже ложь обращается в любовь к человеку.
Любовь – это факел, который должен светить вам на высших путях.
Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску по сверхчеловеку, так возбуждает она жажду в тебе, созидающем!
Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно вкусным, – это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.
Вверх идет наш путь, от рода к другому роду, более высокому. Но ужасом является для нас вырождающееся чувство, которое говорит: «все для меня».
Всякая великая любовь выше всего своего сострадания: ибо то, что она любит, она еще хочет – создать!
Любовь к одному есть варварство: ибо она осуществляется в ущерб всем остальным. Также и любовь к Богу.
Открытие взаимности собственно должно бы было отрезвлять любящего относительно любимого им существа. «Как? даже любить тебя – это довольно скромно? Или довольно глупо? Или – или».
Часто чувственность перегоняет росток любви, так что корень остается слабым и легко вырывается.
Любовь обнаруживает высокие и скрытые качества любящего – то, что у него есть редкостного, исключительного: постольку она легко обманывает насчет того, что служит у него правилом.
