Лидия Богданович - Записки психиатра
— Ваше благородие, симулянт скончался!
— Как! — вскочил я. — Не может быть!
— В сарае на балке висит, ваше благородие.
Иван Сергеевич пустил одно из своих замечательных колец.
— А не угодно ли вам послушать еще более поучительный случай? — не давая мне опомниться, предложил Иван Сергеевич.
— Пожалуйста, — ответила я, чувствуя, как по спине у меня забегали мурашки.
— Должен вам сказать, что ошибки в нашей практике имеют место и не всегда забываются… — Иван Сергеевич поудобнее сел, продолжая дымить своей трубкой.
— Было это незадолго до Великой Октябрьской революции в бытность мою дежурным врачом здесь, в бывшей Преображенской, а теперь, — он указал на стены кабинета, — Первой московской психиатрической больнице. Доставили сюда кассиршу из магазина Елисеева… Надо вам заметить, что прежде в целой России таких калачей не пекли, как у Елисеева… пальчики оближешь… — Старый доктор выдохнул целое облако дыма и задумался. — Так вот извольте слушать дальше. Сидела эта кассирша в приемной с блуждающим рассеянным взглядом, была бледна и говорила, что у нее во всем теле боли и начинается паралич. Выяснил я, что кассирша — вдова, сорока одного года, ее отец умер от алкоголизма, а сама она заболела после того, как была обнаружена недостача денег в кассе. — Иван Сергеевич отложил трубку и медленно стал крутить свои пушистые усы. — Надо вам сказать, что заболевание показалось мне интересным, да и сама больная была красоты редкой… Смоляные косы, большие черные глаза. Только раз в жизни видел я подобную женщину, — не то мечтательно, не то с сожалением заметил Иван Сергеевич. И уже перешел на тон беспристрастного рассказчика.
— Ввиду особенности заболевания ординатор больницы через некоторое время демонстрировал больную на научной конференции врачей и профессоров. Из истории болезни и полученных объективных сведений стало известно, что больная прежде никогда ничем не болела. Месяц тому назад ее укусила и поцарапала кошка, которая затем вдруг исчезла из дома. После этого случая у больной наблюдалось небольшое повышение температуры и, как говорили соседи, «грусть о домашнем друге» — о пропавшей кошке.
Больная была человеком общительным, жизнерадостным и заболела сразу после обнаруженной у нее в кассе недостачи денег. Конечно, при желании кассирша покрыла бы эту недостачу из своего жалованья в три-четыре месяца, но, видимо, она испугалась хозяина магазина. Все казалось ясным… Красивая, веселая вдова любит погулять и тратит денег больше, чем зарабатывает…
— А как она себя вела на конференции? — перебила я.
— Как и надо было ожидать! Вошла медленно, тяжело, словно на ногах у нее были гири.
«Почему вы так ходите?» — спросил ее профессор.
— У меня па-па-ра-ли-зованы но-ги.
— Но мне известно, что невропатолог не нашел никаких органических отклонений, которые свидетельствовали бы о параличе.
— Я не знаю.
— Что же вас беспокоит? Чем вы больны?
— Мен-я уку-куси-ла мо-моя сиби-ир-ская ко-шка и теперь сердце сильно бьется.
— Должен я вам сказать, — продолжал Иван Сергеевич, — что кассирша каждый раз производила на меня другое впечатление. Вот она вдруг выкатила глаза и, с трудом глотая воздух, прижала руки к груди.
— Выпейте воды! — предложил профессор.
— Не… Не… могу…
— Выпейте!
Больная взяла в руки стакан и попробовала сделать глоток. Я увидел, как она покраснела, словно ее душили спазмы, и с видимым страхом поставила стакан на стол.
— Не могу… Вот… опять начинается, — сказала она невнятно и, что делают иногда истерики и симулянты, стала таращить глаза и в яростном возбуждении, как бы страшась чего-то, рванулась к двери, но была удержана сестрой.
— Какое сейчас время года? — спросил профессор, указывая на зеленые деревья цветущей черемухи.
Больная ответила, медленно растягивая слова, совсем как тяжело больная:
— Не… не… знаю… лето или зи-зи-ма?
— А сколько у вас пальцев на правой руке?
Она медленно пересчитала пальцы и сказала:
— Пять.
— А на левой?
— Два.
— Всего, значит, семь?
— Да.
— Интересно, как это вы работаете кассиршей?
— Не зна-аю, — коротко ответила больная и вдруг, судорожно вытянувшись, что-то невнятно и быстро залепетала.
Обращала на себя внимание и речь больной. Говорила она как бы заикаясь, заплетающимся языком. После демонстрации больную увели.
— Ну, а что же потом произошло?
— Вот самое любопытное и произошло потом. Больную увели, а среди врачей разгорелись страсти.
Иван Сергеевич сбросил часть пепла из трубки.
— Одни считали больную истеричкой с симулятивным поведением, утверждали, что она боится ответственности. При этом они ссылались на то, что объективные исследования и результаты анализов не показали никакого органического заболевания центральной нервной системы. А что касается плохого сна, ослабленного аппетита, сердцебиения и легкой одышки, то это считали незначительным функциональным нарушением нервной системы, которое может быть при любой реакции на неблагоприятную житейскую ситуацию.
— И никто не подумал о другом?
— Нет, были и такие, которые предполагали бешенство. Они считали укус кошки и внезапное ее исчезновение обстоятельствами, заслуживающими внимания, как и то, что у больной появилось небольшое повышение температуры и нервные симптомы через месяц — срок, весьма подходящий для инкубационного (скрытого) периода бешенства. Сторонники этого диагноза указывали также на судорожные явления, особенно водобоязнь, и ряд других симптомов… Больную смотрело много врачей.
— А больная?
Иван Сергеевич втянул струю дыма и не сразу ответил.
— Больная? Она впала в неистовство и скоро умерла… Анатомическое вскрытие показало специфическое поражение мозга, какое наблюдается только при бешенстве.
Формально виновных среди нас, врачей, не было. Известно, что все случаи бешенства смертельны, если не проделаны профилактические прививки. В те времена пастеровские станции были уже во всех крупных городах и обеспечивали стопроцентное излечение от бешенства. Следовало бы скорее винить кассиршу, которая не обратила должного внимания на укус кошки. Но что могли сделать психиатры, когда болезнь уже полностью раскрылась? Пастеровские прививки делать было поздно, они не могли спасти больную.
— Несмотря на диагностический спор, основываясь хотя бы на подозрении, следовало провести профилактические прививки бешенства.
— Да, пожалуй. А главное, следовало гуманно отнестись к больной. Ведь она все слышала… Должен вам сказать, что и сейчас еще встречаются врачи, которые по одному какому-нибудь признаку и по создавшейся обстановке ищут симуляцию.
— Но ведь симулянты существуют?
— Конечно! Но один признак не есть сумма признаков!
Надо всегда ставить перед собой вопрос: почему человек симулирует? А вдруг он не просто негодяй, а запутавшийся, слабый человек? Может быть, он действительно болен?… Кстати, после смерти кассирши выяснилось, что недостача денег у нее была пустяковая, нашлись к тому же и оправдательные документы.
Видите, как бывает… когда не больным дорожишь, а больше всего своим апломбом. Вот и вбежит тогда фельдшер и скажет:
Ваше благородие, симулянт скончался!»
ТЯЖЕЛО БОЛЬНАЯ
Передо мною сидел подтянутый, серьезный, уже немолодой профессор геологии. Лицо его было спокойно, но глаза смотрели печально. Он подробно рассказывал о болезни жены, по его словам, чрезвычайно тяжелой и мучительной.
— Это продолжается десять лет, — тихо закончил он рассказ, — и я ничего с ней не могу поделать.
— Дети у вас были? — спросила я.
— Нет, она все годы болела и не хотела иметь детей.
Посетитель встал и, собираясь уходить, сказал:
— Доктор, я хочу вас предупредить… Жена очень чувствительна. Малейшее невнимание к ней повлечет за собой целую бурю. Я прошу вас быть с ней особенно чуткой. Видите ли, мне надо немедленно и на продолжительный срок отправиться на Дальний Восток в геологическую экспедицию. К сожалению, выход один. Везти тяжело больную в такую даль я не решаюсь. И вот не знаю, как она без меня привыкнет к больничной обстановке.
Я успокоила его, как могла, и он ушел.
Вечером произошло знакомство с новой больной.
Санитарки ввели, почти внесли ее в кабинет и, усадив в кресло, оставили нас вдвоем.
Располневшая, лет пятидесяти, еще красивая женщина томно откинулась на спинку стула, и я увидела белую, точеную шею.
— Тут… часто комок душит… — больная дотронулась до горла рукой с отлично сделанным маникюром; даже лак на ногтях был особенный — малина с перламутром.
«Вот так тяжело больная!» — Я заметила ее пышные, слегка подкрашенные хной волосы, искусно подведенные тушью ресницы.
