КАРЛХАЙНЦ ДЕШНЕР - КРИМИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХРИСТИАНСТВА
На всем пути страдания донатисты сотрудничали с религиозно-революционным, притесняемым землевладельцами крестьянским движением, поощрявшимся уже Донатом из Багаи, а потом Гильдо, циркумцеллионов - кочующих уборщиков урожая и одновременно левым краем этой церкви. Согласно их противнику Августину, характеризовавшему их псалмом «Быстры их ноги к кровопролитию», они веровали, грабили, поджигали базилики, бросали католикам в глаз известь и уксус, требовали назад долговые квитанции и вымогали свое освобождение. Ведомые часто духовными лицами, даже епископами, «капитанами святых», эти «agonistici» или «militas Christi» (фанатики мученичества, паломники по страсти, террористы) обрушивали дубины, названные «израильтянами», под боевой клич «хвала Богу» (laus deo) - «труба кровавой расправы» (Августин) - на католических клириков и аграриев. Без сомнения, они - при всей «беспорядочности», приписываемой им, - распознали здесь связь. Все-таки католики были «сильно зависимы от поддержки римской империи и крупных землевладельцев, которые представляли им финансовые привилегии и материальную защиту». («Предметный лексикон Античности и христианства»). И эксплуатируемые нередко убивали самих себя, чтобы таким образом сразу попасть в рай. Они прыгали, принужденные, как говорили донатисты, преследованием, со скал, возможно, с утесов у Айн Млила, или в бушующий поток, - для Августина лишь «часть их привычного поведения».
Долг мученичества, типичный для донатистской церкви, сформулировал около 225 г Тертуллиан. А Киприан, св. епископ, восхищенный лично Тертуллианом и поддержанный всем африканским епископатом, доказывал, вопреки римскому епископу Стефану, что ни один священник не должен служить у алтаря в состоянии греха, стал, так сказать, главным свидетелем схизматиков. И мученическая смерть Киприана 14 сентября 258 г особо засвидетельствовала его - Августином ожесточенно оспариваемое - учение, его, равно как и Тертуллианово понятие церкви и таинства и, можно предполагать, усилила донатистскую эйфорию мученичества. Во всяком случае, сформировала центр их богослужения культа мучеников Раскопки в Центральном Алжире, когда-то цитадели донатизма, обнаружили множество часовен, посвященных почитанию мучеников и явно принадлежавших схизматикам. Многие содержали излюбленное библейское изречение или девиз схимников «Dao laudes».
Понятно, что склонность циркумцеллионов к мученичеству, говоря словами католического епископа Оптата из Милева, была ни чем иным как «cupiditas falsi martyrii»1.
1 «страстное желание к ложному мученичеству» (лат)
2 «безумная чернь» (лат)
3 «движение (точно так же безумное) циркумцеллионов» (лат)
Циркумцеллионы казались их противникам ниспровергателями. Они добывали то, что им было насущно необходимо для жизни, причем во главе их часто стояли клирики, подобно пресловутому епископу Донату из Багаи. Итак, они вымогали, воровали, мародерствовали, убивали. Они варили свою пищу на досках от разрушенных алтарей, рабов делали господами, господ рабами. Они привязывали их к мельничным колесам и распространяли такой ужас, что верующие сами уничтожали свои долговые квитанции и были рады уйти живыми. Правда, об этом левом крыле донатистов, в свою очередь, видимо, распадавшемся на различные «крылья» (Romanelli), нас информируют (исходя из немногих юридических источников) почти исключительно его противники католические писатели и клирики, например, Оптат из Милева, который описывает их в конце IV-го столетия в «миролюбивом тоне» (Крафт), но, тем не менее, свидетельствует об их «умопомешательстве», обзывает их «безумными», сравнивает их епископов с «разбойниками» (latrones) и издевается, что они могли к тому же еще считаться «святыми и невинными» (sancti et innocentas). Возглавляемая такими тварями дружина объявлялась духовно неполноценной, «insana multitudo»2 и способной к любым преступлениям. Однако не в последнюю очередь и Августин, постоянно заново подстегивавший «furor», атаки на «turbae (agmina multitudes) circumcellionum»3, рассматривая их точно так же - как не более чем разбойников, психопатов, болванов, тоже утверждал, что «клирики всегда были их предводителями». Его мнения, меж тем, определяли «ненависть» и «превышения чувства меры» (Бюттнер), в то время как борьба циркумцеллионов, при всех отталкивающих и даже криминальных чертах, «была объективно справедливой» (Дизнер).
Донатисты не оставались невинными в своем соперничестве Дело доходило до жестокого сопротивления, целой серии самоубийств, но и до кровавых актов мести. В союзе с циркумцеллионами они мародерствовали и устраивали резню, ночные налеты, поджигали дома, церкви католиков, бросали их «священные» книги в огонь и разбивали или расплавляли их чаши, чтобы обогатить если не себя, то свою церковь. Если донатистские вожди (подобно, например, епископу из Синити Максимиану) переходили в другое вероисповедание, - угрожали их приверженцам. По крайней мере, Августин рассказывает, что герольд донатистов обратился к жителям Синити, где продолжал служить Максимиан «Кто останется с церковной общиной Максимиана, у того подожгут дом». Далее возмущенный отец церкви сообщает лишь о «самых свежих деяниях» «Священник Марк из Касфалии, никем не принуждаемый, стал католиком. Поэтому прихожане преследовали его, даже чуть не убили Реститут из Викторианы перешел в католическую церковь без принуждения с какой-либо стороны. Поэтому он был вытащен из дома, избит, его затолкали в воду, обрядили в издевательские одежды Марциан из Урги по доброй воле избрал католическое единство, поэтому ваши клирики, так как сам он бежал, забили до смерти, забросали камнями его заместителя диакона, за что их дома были по заслугам сожжены».
Око за око, зуб за зуб.
Нумидийские верховные пастыри Урбан из Формы и Феликс из Идикры считались особенно свирепыми. Один донатистский епископ похвалялся, что собственноручно превратил в пепел четыре церкви. Над священнослужителями издевались, прелатов противной стороны также ослепляли и увечили Св. Поссидия из Калама избили до потери сознания. «Некоторым, - говорит Августин, - они выкололи глаза, одному епископу отрезали руки и язык» Многие, - утверждает он, были даже убиты, хотя донатисты остерегались убивать епископов, - хотя бы просто из страха наказания. Епископу Максимиану из Багаи, грабителю одной из донатистских церквей, в последний момент смерть мученика оказалась недоступной. Правда его отколотили, угостили ножом, а алтарь, под которым он искал защиты, разломали, еще и побив его ножкой алтаря. Однако в конце концов его, уже принятого за мертвого, окровавленного, швырнули с башни, а так как в чуде было отказано, - в навозную кучу, - вот чем завершилось мученичество.
Донатисты, напротив, как часто подчеркивается, в том числе Августином, вовсе не могли стать подвижниками, «так как они не жили жизнью христиан». Но собственные мученики, - разве они святому были не совсем желанны? Разве они не служили фанатиэации масс? Умножению славы католицизма? Разве только поэтому «герои» противника казались ему столь неприятными? Почти заклиная, он пишет имперскому гонителю донатистов, комиссару Mapцеллиану. «Если Вы не хотите прислушаться к просьбе друга, то прислушайтесь, по крайней мере, к совету епископа. Вы лишаете страдания слуг Бога у католической церкви, должного служить слабому для духовного поучения, не для блеска, приговаривая врагов и мучителей к равному наказанию».
Истинную подоплеку донатистской проблемы, которая привела не только к религиозной войне около 340, 347, с 361 по 363 гг., но и к крупным восстаниям 372 и 397-398 гг. Августин широко не осознавал и не хотел осознавать. Он полагал, что можно объяснить богословской дискуссией то, что было меньше конфессиональной, чем социальной проблемой, резким общественным противоречием внутри североафриканского христианства, пропастью между богатым верхним слоем и неимущими, - ни в коем случае только «циркумцеллионскими бандами», но и ненавидящими господствующих свободными массами и рабами. Если главенствующая церковная каста состояла главным образом из католических греков и римлян, то донатисты (хотя и распространенные по всей Северной Африке) рекрутировались прежде всего из карфагенских, более того - берберо-пунических сельских жителей. Однако земельные владения Нумидии и Маретании Ситифенсис, важнейшей области оливкового производства на Средиземном море, принадлежали главным образом государству, а также частным крупным землевладельцам. Крестьяне, угнетенные имперскими чиновниками, пребывали в долговой кабале, что вело к росту сезонных рабочих, бродящих кругом, активнейших пропагандистов донатизма. А большая социальная дистанция между обоими христианскими группами, враждебность берберов и пунийцев к римлянам намного более способствовали расколу церкви, чем незначительные религиозные расхождения.
