Алексей Ростовцев - Резидентура. Я служил вместе с Путиным
Он снова попытался обнять ее.
– Я же просила тебя не мешать! Воткни лучше свечи в торт.
– И зажечь?
– Зажжем, когда стемнеет.
Ему показалось, что она чем-то расстроена и озабочена. Он снова подошел к девушке сзади и осторожно надел ей на шею свой подарок – золотой кулон с изумрудом.
– Я подбирал камень под цвет твоих глаз.
Она пискнула от восторга и, повиснув у него на шее, влепила ему полновесный поцелуй в губы.
– Зачем ты тратишься на меня? Ты ведь не богач!
– К Рождеству я подарю тебе колечко с изумрудом. Кулон будет хорошо смотреться только в паре с ним.
Женевьева повеселела. Она уселась на диван рядом с Сергеем и, тесно прижавшись к нему, объявила, что праздник можно считать открытым. Сергей аккуратно откупорил первую бутылку шампанского и наполнил бокалы.
– Сначала мы выпьем за тебя, потом за меня, потом за нас, потом закусим, чем Бог послал. Салют!
Сергей сосчитал свечи на торте и сказал, что, когда они загорятся, он поцелует Женевьеву двадцать один раз – по числу ее лет.
– Молодец, что пришла сегодня не в джинсах, а в юбке. Я смогу, наконец, поцеловать твои коленки. С них и начну.
– Сегодня ты сможешь поцеловать все, что захочешь. Я, кажется, захмелела.
– Это оттого, что ты редко и мало пьешь.
Он зажег свечи и выключил свет. Женовьева быстро таяла под его поцелуями. Наконец, она откинулась на подушки, прошептав, что не в силах более держать осаду.
Ни с одной из женщин Сергей не испытывал того, что испытал с ней. Это было счастье.
– Ты счастье, – сказал он ей.
– Я хочу иметь от тебя ребенка, – ответила она. – Прежде со мной такого не бывало. Это значит, что я люблю тебя.
Женевьева приподнялась на локтях и посмотрела ему в глаза, а он снова подумал, что она похожа на молодую кошку, и погладил ее по спине, как гладят кошек. Тело ее было горячим и упругим, и от этого он вновь почувствовал желание, а она закрыла глаза, покорно уступая ему себя.
Ночью Женевьева плакала. Ее слезы упали ему на лицо и разбудили его.
– Почему ты плачешь? – спросил он.
– Я плачу оттого, что всему на свете приходит конец, – ответила она.
Сергей не придал значения ее словам и снова уснул. Разбудили его яркие вспышки блица. Он открыл глаза и увидел двух незнакомых мужчин, стоявших у постели. Один из них держал в руках фотоаппарат. Женевьева торопливо, но без паники собрала свои вещи и ушла в ванную одеваться.
– Мы агенты Сюртэ, – представился один из мужчин, чем-то похожий на комиссара Мегрэ. – Приведите себя в порядок, мсье Серж, нам надо обстоятельно побеседовать.
Женевьева вышла из ванной одетая, причесанная, со следами макияжа на лице, сухо кивнула неизвестно кому и покинула номер.
– Классно сработала девчонка, а? – ухмыляясь, проквакал человек с фотоаппаратом. – Не расстраивайся, парень! И не такие, как ты, попадались к ней на крючок!
– Попридержи язык, Гастон! Не твоего ума это дело, – перебил его комиссар Мегрэ. – Вы, мсье Серж, оденьтесь, умойтесь, а я пока кофейку заварю. Разговор у нас будет серьезный.
Сергей уже полностью овладел собой. Он понял, что с ним стряслось. Мылся и одевался не спеша, чтобы в деталях продумать линию своего поведения. Спасибо Калюжному, думал он, к подобной ситуации он меня хорошо подготовил. В том, что его сейчас будут вербовать, он не сомневался. Горькая обида на Женевьеву отошла на задний план. Наплевать и забыть. Вырвать из сердца проклятую стерву с корнем. Весь ум, все силы духа сосредоточить на предстоящем поединке с противником!
Комиссар Мегрэ сварил отменный кофе. Сергей отпивал его крошечными глотками, стараясь поменьше сказать, а побольше услышать. Картина вырисовывалась примитивная до пошлости. Выходило так, что если он не даст согласия на секретное сотрудничество, то завтра все газеты выйдут со снимками, изображающими его в объятиях сотрудницы Сюртэ и с соответствующими комментариями.
Через два часа Сергей твердой походкой вышел из «Амбассадора», спустился в метро и поехал в свое посольство на улицу Гренель. Когда до посольства оставалось совсем немного, рядом, взвизгнув тормозами, замерло такси. Из машины выпрыгнула Женевьева и преградила ему путь.
– Что это значит? – удивленно спросил он.
– Я люблю тебя, – ответила она.
Он отвесил ей здоровенную оплеуху, но она удержалась на ногах и продолжала стоять перед ним, очаровательная и жалкая. И тут в голове его в мгновение ока созрело дьявольское решение.
– Любишь?! Я поверю тебе, если станешь работать на наших.
Она не колебалась ни секунды.
– Стану.
– А как же маршал Ней?
– Я на семьдесят пять процентов немка. Что мне до этих лягушатников? Если говорить честно, то моими героями всегда были фельдмаршал Блюхер и Старый Фриц[22].
– Ты иди домой, Женевьева. Успокойся, проспись. Может быть, я позвоню тебе вечером.
В кабинет Калюжного он ввалился без стука.
– Будем знакомы. Агент Сюртэ «Антуан».
Он положил на стол подполковника увесистую пачку франков.
– Что за деньги?
– Это плата за предательство.
– Так. Садись и подробненько-подробненько все докладывай.
Калюжный слушал и потирал руки от удовольствия. В голове его уже складывалась первая фраза шифровки в Центр: «Согласно разработанному плану нами внедрен в агентурную сеть противника наш надежный, многократно проверенный источник «Антон»…
– Мне что, паковать чемоданы? – спросил Сергей, закончив свой рассказ.
– С какой стати?! Самое интересное только начинается.
– Но я хочу домой. Меня там невеста ждет.
– Какая еще невеста?
– С косами.
Калюжный едва не задохнулся от хохота.
– Врешь ты все. Не нужна тебе никакая невеста, потому как ты бабник.
– Бабником я стал по вашей милости. С Журденкой спать больше не буду!
– Да и не надо. Она прокололась и находится под колпаком. Я сдаю ее в архив. А какое задание они тебе поставили?
– Они хотят получить стенограмму беседы нашего посла с лидером их компартии. Беседа, если не ошибаюсь, состоится послезавтра. Переводить и документировать буду я.
– Это проверка. У них в компартии полно своей агентуры, и о содержании беседы их информируют другие источники. Хорошо, они получат стенограмму. А посла мы предупредим, чтоб острые вопросы спустил на тормозах.
– Что же будет со мной?
– С тобой? Месяца через три ты женишься на Женевьеве. Ты ведь любишь ее, не так ли? А она любит тебя. Как видишь, я устраиваю твое счастье. Ты запомни одно, сынок: как бы горячи и эластичны ни были ляжки какой-нибудь там Женевьевы, или Люсьенны, или Флоранс, или даже Анастасии, они ничто в сопоставлении с геополитическими интересами нации, державы. После женитьбы на любимой женщине тебя вышвырнут из МИДа. Сотрудник МИДа с женой-иностранкой – нонсенс. По той же причине Женевьеву вышвырнут из контрразведки. По крайней мере, выведут за штат. Вы оба потеряете всякую ценность для спецслужб. И вот тогда мы сделаем вилку конем. На одной из встреч с твоим комиссаром Мегрэ ты расскажешь, что у тебя в Москве широкие связи в диссидентских кругах и что через эти связи ты рассчитываешь получить должность референта в Академии наук СССР. Возможно, и для Женевьевы там местечко найдется. Люди со знанием языков в Академии нужны. Вот на такую приманку клюнет любой Мегрэ. Французские спецслужбы продолжат сотрудничество с вами в Москве, но уже под нашим полным контролем. Через вас в стан противника будет продвигаться дезинформация о состоянии советских научных разработок. Женевьева будет посещать родственников во Франции? Это прекрасно! Возможно, через нее мы получим контролируемый канал связи диссидентов с Западом.
Калюжный импровизировал гениально. В минуты импровизаций он походил на Остапа Бендера, переходившего два срока в управдомах. Надо было остановить этот словесный понос, и Сергей с невинным видом поинтересовался, почему левая щека шефа заклеена лейкопластырем.
– Родинку повредил во время бритья, – ответил Калюжный.
Он утратил нить монолога и принялся распекать Сергея за то, что тот не проинформировал его своевременно об отношениях с Женевьевой. Ругался вяло, без энтузиазма, а в заключение сказал, что победителей не судят, и велел Сергею до конца рабочего дня написать подробный отчет обо всех его приключениях.
– Между прочим, композитор Гектор Берлиоз умер от того, что повредил во время бритья родинку на щеке, – обронил Сергей, уходя. – В вашем примерно возрасте.
Последнее было ложью. Берлиоз отбросил коньки на седьмом десятке. Сергей просто хотел испортить Калюжному настроение, и это ему удалось. Он отправился в свой кабинет и несколько часов сряду, не разгибая спины, писал сочинение на заданную тему. Не перечитывая отчета, сдал его Калюжному и ушел из посольства. Ноги сами несли его к реке. И вот он снова очутился на набережной Монтеблло. Солнце уже клонилось к закату. Гордый профиль Нотр-Дама зеркально отражался в Сене. Лиловый смог постепенно окутывал город. Клошары уходили под свои мосты, запасшись газетами. Исчез старый шарманщик. Закрывались книжные лавки. Сергей подошел к парапету и глянул вниз в черную воду. Река медленно и торжественно влекла к Ла-Маншу апельсиновые корки, щепки, масляные пятна, использованные презервативы, пластмассовые бутылочки из-под лимонада и другие общечеловеческие ценности. Он знал, что прямо за его спиной на противоположной стороне набережной висит таксофон. Оттуда можно позвонить Женевьеве. Если они с Женевьевой поженятся, у них, несомненно, родятся дети. А сумеют ли два негодяя, на которых негде ставить пробы, вырастить своих детей порядочными людьми? Впрочем, часто бывает так, что от негодяев рождаются порядочные люди, а от порядочных людей – негодяи. Неисповедимы пути Господни. Она его предала? А скольких женщин предал он? Они стоят друг друга. Может быть, как раз они и есть самая подходящая пара? Как те два сапога. А если так, тогда…
