Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №2 за 2003 год
Низкие, грозные стены Петропавловской крепости приблизились так, что Меншиков различил на них сверкавшие на солнце бронзовые пушки, готовые к салюту, а на флажной башне – величавый, желтый, с черным двуглавым орлом, кайзер-флаг. Так было заведено с первых дней стройки, еще весной 1703 года. Строили Петропавловскую крепость поспешно, днем и ночью. Заячий остров оказался слишком узок, пришлось расширять его с помощью огромных ящиков с камнями – ряжей. Так что бастионы, смотрящие на Неву, стояли далеко за береговой чертой острова. А сколько воды пришлось откачать из крепости! Порой она была похожа на полузатопленный корабль – место-то низкое. За короткий срок уровень земли здесь подняли до 3—5 метров, но все равно Нева в дни наводнений часто врывалась в крепость… И все же она стала могучим оплотом против врагов внешних. А против внутренних? Меншиков взглянул на Трубецкой бастион – на днях, 26 июня 1718 года, именно в нем был умерщвлен наследник престола царевич Алексей. Говорили, что Петр в ту ночь, обливаясь слезами, приказал четверым своим приближенным ехать в крепость и согласно вынесенному Верховным судом приговору казнить сына. Подпись Меншикова под приговором стояла первой, но Бог миловал, избавил от греха – указ исполняли другие, не он! Меншиков перекрестился…
Взгляд Меншикова, пройдясь вдоль мрачных бастионов, невольно устремился вверх по сверкающему золотом шпилю Петропавловского собора, к вершине, где через 6 лет появится золотой Ангел. С тех пор и доныне вид этого уходящего в небеса шпиля и его колеблющегося, как золотая дорожка в рай, отражения на поверхности Невы завораживает. Светлейший вспомнил, как недавно ему пришлось следом за государем лезть на колокольню собора – смотреть, как устанавливают куранты… Когда они поднялись на последнюю площадку и вышли к балюстраде, пьянящий свежий ветер ударил в лицо. Внизу как на ладони лежал Петербург.
Он состоял из поселков-слобод – Адмиралтейский, Литейный, Городовой, Охтенский. Уже проложена Першпективная дорога, скоро-скоро она навсегда станет неиссякаемой людской рекой – Невским проспектом. Дайте время! Современный город уже угадывался, ощущался с высоты. За рекой, как великолепный ковер, раскинулся Летний сад. Его искусно подстриженные деревья, густые кусты, извилистые лабиринты и «зеленые кабинеты», сияющие белизной мраморные статуи, кажется, были тут всегда. Но нет, они появились совсем недавно! «Державный романтик» во имя своей великой мечты – обосноваться на краю моря, построить здесь столицу – не щадил, ни себя, ни людей. То, что он погубил на стройках Петербурга 100 тысяч человек, – не легенды и не домыслы, а истинная правда. Город действительно стоит на людских костях. Умерших хоронили рядом со стройкой, и в XIX веке при рытье канав находили костяки первых строителей, нередко с цепями на ногах. Но царь-преобразователь хотел победить Природу любой ценой.
Сюда, где в доэлектрическую эпоху каждую зиму «играли» северные сияния, в эти места, относимые ботаниками к южной подзоне тайги, завозили тисовые деревья, липы, каштаны, даже виноград и хлопчатник. Конечно, многие растения погибали, но некоторые выжили. И теперь, 300 лет спустя, кажется, что царь действительно победил: липы и каштаны, персидская сирень и клены, согретые каменным теплом города, цветут и шелестят так беспечно, как будто росли здесь всегда… За Летним садом, за Фонтанкой, с колокольни видна Московская сторона. Здесь вырастали солдатские и ямские слободы. Выше по Неве раскинулось «царство Плутона» – Литейный двор, а еще дальше светился за лесом крест основанного в 1710 году Невского монастыря, который скоро станет Александро-Невским: сюда из Владимира в 1724-м привезут мощи Александра Невского, чтобы защитить город от нечистого, да заодно и утвердить славными историческими победами благоверного князя права государства Российского на эти земли.
Вид с колокольни на западную сторону был не менее великолепен – тут во всей свой красоте развернулась овальная зеленая громада Васильевского острова с Дворцом светлейшего, первыми застроенными линиями и длинными, пересекающимися просеками. С высоты просматривались площади, линии, каналы – совсем как на плане, с которого их, собственно, и перенесли на землю. Ближе к устью, на материковом берегу, виднелся среди лесов Екатерингоф – загородная усадьба царицы Екатерины, еще дальше угадывался любимый царем Петергоф с его чудесным парком и только что ударившими в небо фонтанами. И всюду, куда ни посмотри, на западе открывалось голубое море, плывущие от Кронштадта корабли под белыми парусами. Да – приморский, но русский город!
Пройдя мимо празднично украшенных военных кораблей, шлюп Меншикова причалил к Троицкой пристани. На ней, как и возле стоящей неподалеку Троицкой церкви, толпился народ – ждали государя. Люди шушукались, но при появлении светлейшего замолкали, улыбаясь и кланяясь. Он знал, о чем они судачат: «Государь царевича Алексея потребил своими руками, и не стыдно ему, праздник устроил» (это слова из допросов в Тайной канцелярии. – Прим. автора). Глупцы! Ведь сегодня праздник особый – юбилей Полтавской баталии 1709 года. Не будь сей виктории, не стоять бы вам здесь на солнышке, в новом граде…
На колокольне Троицкой церкви зазвонили колокола. Теперь-то мы знаем, какие дивные дела начнутся на этой колокольне через 4 года. В декабре 1722 года охрана и причт этой любимой царем церкви (в ней он всегда молился, крестил детей, здесь в 1721 году был провозглашен императором и «Отцом Отечества») несколько ночей подряд слышали, как кто-то дерзко шумит и бегает на колокольне. Утром наверху находили пакостный беспорядок… По общему мнению, там завелся черт! Для слухов о нечистом были основания – город строился на гнилом болоте, царя Петра многие считали Антихристом, часы Троицкой церкви привезли из Москвы с Сухаревой башни, где работал чернокнижник Яков Брюс. Да тут еще приходской поп Герасим Титов брякнул: «Черт возится там потому, что Санкт-Петербургу пусту быть!» На попа тотчас донесли, его арестовали, пытали и сослали на каторгу.
На колокольне все стихло, но пророчество часто вспоминалось в роковые дни петербургских наводнений, пожаров, революций, блокады. Оно прочно вошло в мрачный петербургский фольклор, в котором покойники пристают к прохожим с вопросами насчет шинели, скелет-извозчик возит пьяненького седока, усатый кот сватается к благопристойным барышням, а медный истукан срывается с пьедестала и скачет невесть куда. Троицкой церкви вообще не везло – не раз она перестраивалась, а потом ее снесли большевики.
ПервогородГородовая, Городская, ныне Петроградская сторона – старейшее место в Петербурге. Именно здесь, впервые вступив на землю будущей столицы, среди берез и сосен царь Петр испытал необыкновенный восторг, на него снизошла благодать. Царь тут же приказал валить деревья и строить себе дом. Как ни упрашивал Меншиков государя взять для стройки брус и бревна из Ниеншанца (сам-то он тотчас собрал из них двухэтажные хоромы), Петр стоял на своем. Чуткий к символике, он непременно хотел, чтобы его первый дом на этой, ставшей ему вдруг родной, земле был построен из деревьев, которые здесь и выросли. Он поступал, как Робинзон, – истинный герой века рационализма. Петр тоже не подчинился слепой судьбе, року, а силой своего ума, воли, знаний сумел изменить мир вокруг себя, создать сначала дом, а там – столицу, флот, государство, империю, доказав правоту другого кумира тех времен, философа Гоббса, писавшего, что «государство строят, как дом».
Солдаты быстро, за 3 дня (24—26 мая 1703 года), срубили по плану царя знаменитый «Домик Петра». Получилась не русская изба, а голландский дом с непривычно большими окнами в мелкую клеточку, со стенами, выкрашенными «под кирпич». И стало ясно, каким будет новый город, куда устремлены мысль и мечта царя. Городовая сторона застраивалась стремительно, на месте полковых лагерей и поселков первых строителей вырастали улицы, переулки, зашумел базар с выразительным названием «Обжорка», пленные шведы возводили Гостиный двор, первый мост связал Городовую сторону с Петропавловской крепостью. На Троицкой площади обосновалась и власть – начали строить мазанковые канцелярии. Тут же возник знаменитый кабак «Четыре фрегата», куда любил после «гулянья по работам» зайти государь, чтобы пропустить рюмку-другую анисовой водки. Из окна кабака виднелась виселица – где пьют, торгуют и воруют, там и казнят! Уже осенью 1703 года на Городовой стороне возник порт. Капитана первого случайно зашедшего сюда голландского судна шумно «трактовали» как первооткрывателя Колумба. А уж в 1718 году у причалов было тесно от купеческих кораблей. Так внезапно, за несколько лет, здесь, на краю русского света, закипела, забурлила жизнь, началась новая история России…
Прокричали, что государева верейка – легкая лодочка царя Петра – уже вышла из гаванца Летнего сада. Меншиков вернулся на пристань. Он ждал царя… Скоро начнется литургия, царь будет, как всегда, петь в хоре, потом займет свое место командира Преображенского полка, уже построившегося позади церкви. После церковной службы ожидаются парад войск, музыка, салют. Вечером избранные гости переправятся на Адмиралтейскую сторону, в Почтовый двор, чтобы с кубком в руке отметить великий праздник победы. За каждым тостом – орудийный залп с кораблей, словом,
