Дмитрий Журавлев - Скопинский помянник. Воспоминания Дмитрия Ивановича Журавлева
И вот 1889-й год. 16-го августа исполнилось 15 лет. Начался новый этап в жизни – Рязань, Духовная семинария.
Глава третья
РДС
И.Д. Журавлев во время учения в семинарии
По крайней мере в последние десятилетия в четырех классах духовного училища и четырех классах семинарии проходилась программа классической гимназии с увеличением объема церковных дисциплин. Пятый и шестой классы семинарии – философия и богословие – приблизительно соответствовали двум курсам философского факультета в университетах. Каждый учебный год заканчивался экзаменами, переводными в следующий класс. Экзамены после четвертого класса духовного училища были переводными в семинарию. Никаких особых приемных экзаменов в первый класс семинарии не было. Четыре класса духовного училища давали право занять должность псаломщика, четыре класса семинарии – дьякона, полный курс (шесть классов) – должность священника в селах и провинциальных городах (священник в столицах должен был иметь высшее образование). Выпускники семинарии делились по успеваемости на два разряда. Окончивший курс по первому разряду получал звание «студент семинарии» и имел право поступить в высшее учебное заведение – духовную академию – без приемных экзаменов. Второй разряд такого права не давал. С приемными экзаменами в академию могли поступить все. <…>
В Рязанской семинарии учились и дедушка Дмитрий Федорович, и его отец – Федор Максимыч…
Семинария помещалась в большом здании на Семинарской улице. Имела свою церковь, соединенную коридором с корпусами. Главная улица города – Астраханка – выходит на перекресток: направо – Соборная улица, ведет к Кремлю, налево – Московская, к вокзалам. А прямо – Семинарская, вскоре загибающаяся влево[52]. Улица была более тихой, чем упомянутые главные. Здания целы, с первых лет революции в распоряжении военного ведомства. Были комкурсы. Теперь, говорят, какая-то военная школа[53]. <…> 23 сентября 1969 г. я, Катя и Сева <Всеволод Николаевич Некрасов, муж Анны Ивановны Журавлевой> на «МОТвейке» <«Москвич», вел В.Н.> ехали в Скопин; в одиннадцатом часу пробирались чрез Рязань; улица Каляева, промелькнуло знакомое здание, не успел я сообразить, что это семинария, как уже стояли мы у перекрестка, ожидая семафора, чтобы ехать вперед – по улице Ленина. Само собой разумеется – это Астраханка.
Рязанская духовная семинария
Современное здание семинарии построено в 1812–1816 гг. Снимков его в теперешних изданиях нет, думаю – причина в том, что занято оно военным ведомством. Можно лишь прочитать в книжке: «…довольно скучное здание бывшей семинарии (ул. Каляева; 1812–1816 гг.) построено по проекту петербургского архитектора А.А. Михайлова» (Вагнер К. Рязань. М.: Изд. «Искусство», 1971. С. 37–38). «Довольно скучное», – пишет веселый Вагнер. А в книге Е. Михайловского и И. Ильенко «Рязань. Касимов» (М.: Изд. «Искусство», 1969) написано: «В 1810-х годах губернским архитектором был Милюков. Им подписан проект тюремного замка города и представлен “роскошный” чертеж для здания семинарии.
<…> В первой четверти XIX в. в городе, по-видимому, строил еще один столичный зодчий – Михайлов А.А. (ученик И.Е. Старова). Известны документы, по которым именно Михайлов дал проект для здания Рязанской семинарии (1816). Здесь нет ни портиков, ни ротонд, ни пышных украшений. Но удачные пропорции и смелые приемы обработки фасада, например, противопоставление низкого рустованного цоколя и гладких, высоких стен основного этажа, придают ему черты монументальности, которые присущи столичной архитектуре позднего русского классицизма» (стр. 143, 151). <…>
* * *Итак, шесть лет: 1889–1895-й. <…>
Ректор семинарии – протоиерей Иван Ксенофонтыч Смирнов[54]. Осенью 1895 г. праздновалось 800-летие Рязани, – он все еще в семинарии. Позже принял монашество и был архиереем <…> в Риге. В 1918–1919 гг. – архиепископ Рязанский и Зарайский. У папы в Помяннике записана дата смерти архиепископа Иоанна – 17 октября 1919 г. «Ксенофонтыч» – звали заочно своего ректора семинаристы. У папы о нем сохранились хорошие воспоминания. Добродушный человек, любовно относившийся к молодежи. Не раз нам в поучение рассказывалось, как он, увидев семинариста, читавшего лежа, внушал ему: читать лежа нельзя – глаза портятся. Но похоже – от повседневной жизни семинаристов ректор был далек.
Основная административная роль принадлежала инспектору – Иван Федорович Перов[55]. Дядя Паша <П. Левитов, брат матери автора> писал нам в письме в 1941 г.: «В марте был бунт в семинарии, а в августе Перова перевели инспектором в Тулу». Речь идет о 1901 г.
21 апр. 1970 г.
Пасмурно, ветер, осенний дождь. Сегодня в Троице-Сергиевой Лавре – похороны патриарха Алексея. <…> С 1906 – архимандрит и ректор Тульской дух. сем. Человек волевой, но мягкий, деликатный в обращении с людьми, высоко интеллигентный, он стремился привить серьезные, гуманные методы воспитания молодежи и встретил противодействие со стороны инспектора Перова. Перова поддерживали извне. Кто?.. Воспитательную работу Перов подменял суммой административных мер и репрессий: основа – устрашение. И вот в 1911 г. архимандрит Алексей переведен тоже ректором в Новгородскую дух. сем. Теперь ясно: этот перевод послужил дальнейшему продвижению Алексея. Но по рассказам пациента Арсения <имеется в виду врач А. Тихомирова, друга автора>, 79-летнего старика, учившегося в то время в Тульской семинарии, впечатление тогда – Перов выжил Алексея.
Рассказ бабушки. В Скопинском уезде был священник, село и имя она называла. Бог не благословил его детьми. Был только один слабый мальчик. Родители берегли и лелеяли малыша, им только и жили. Отдали в Скоп. д. у. Спросит учитель урок – слабосильный мальчик заробеет, молчит. Пороть!.. И опять пороть. Запороли «воспитатели», погиб. В папино время уже не пороли, но метод воспитания – только страх – остался. Папе, пока он учился, это, вероятно, казалось естественным, ибо ничего другого и не знали. И я не слышал от него слова осуждения Перову. <…>
Из учителей семинарии того времени мне известны твердо только три имени: Алфеев, Яхонтов и Сабчаков[56]. И еще вероятный – П.С. Смирнов.
Протоиерей Павел Иванович Алфеев[57] – знаменитый ученый богослов, человек большого ума и знаний, вполне владевший английским, немецким, французским, латинским, древнегреческим, древнееврейским, санскритом и уж не знаю еще какими языками. Живя в Рязани на скромной должности преподавателя семинарии, он был в курсе мировой философской и богословской литературы. Конечно, не мог он пройти мимо и богословских упражнений Льва Толстого. В «Миссионерском сборнике» (Рязань, 1909. Январь – апрель. № 1–2) его статья: «“Краткое изложение Евангелия” и “Соединение и перевод четырех Евангелий” графа Л.Н. Толстого». Один семинарист послал номер Толстому. Тот ответил в весьма субъективном плане. См. об этом соч. Толстого, том 79, стр. 160[58]. У нас есть некоторые книги Алфеева, изданные в Рязани. Часть купил папа, часть я по его поручению[59].
Павел Иванович Алфеев
В мое время о. Павел, глубокий старик, в Рязанской семинарии преподавал древнееврейский и французский. Я его видел всегда в толпе ребят. В моем классе, епархиальном, к сожалению, был другой «француз», понимавший только по-русски. В годы первой войны в Рязань перевели Литовскую духовную семинарию из Вильны. В ней два года учился Арсений. Там состав преподавателей был несравнимо сильнее Рязанской. Алфеев в основном преподавал там.
Семинаристы задавали обычный «ехидный» вопрос: как это – свет создан в первый день, а светила только в четвертый? Большинство законоучителей отвечало грубым окриком, двойкой и проч. А Алфеев хвалил спрашивавшего за то, что он думает, а не просто заучивает, и объяснял электромагнитную природу света.
Один из семинаристов Литовской застрелился. Самоубийцу нельзя хоронить по церковному обряду. В результате и без того тяжелые переживания молодежи переходили в тоску, а дальше недоверие к беспощадному «закону». Алфеев нарушил правило – похоронил по христианскому обряду, сказав поднявшее дух молодежи поучение. Но сам он пострадал – на 6 месяцев его лишили права совершать церковные службы. Это действительно любовь.
Любили и его ребята – «папаша». Любовно, как к своим детям, относился он к молодежи. Он учил и их отцов, а у иных, быть может, и дедов. Это не редкость в семинарии – в детях старый учитель узнавал их отцов, своих учеников когда-то.
Такого человека нельзя не заметить. И вот его судьба. В первые годы революции он был у сына-священника в Касимове или Касимовском уезде. Во время обедни к нему пришли. Он упросил дать ему закончить. Согласились. Отслужив литургию, он вышел и здесь же убит. Не знаю, в чем формально его обвинили. Возраст расстрелянного – 82 года[60].
