Иштван Эркень - Письма-минутки
Обзор книги Иштван Эркень - Письма-минутки
Письма-минутки
От переводчика
Каких-то два десятка лет назад не было нужды представлять любителям переводной литературы, тем более столь взыскательной публике, как читатели «ИЛ», классика венгерской литературы, писателя с мировой известностью Иштвана Эркеня (1912–1979). Произведения Эркеня выходили отдельными изданиями, публиковались в журналах, фильмы, снятые по его сценариям («Семья Тотов», «Кошки-мышки»), мелькали на экранах. Пьесы его обошли все театральные подмостки мира от стран Европы до Америки и Австралии. Во Франции спектакль «Семья Тотов» в 1970 году был удостоен премии «Черный юмор». В нашей стране в 70—80-е годы прошлого века И. Эркеня считали своим драматургом двадцать шесть советских театров, знаменитые постановки Товстоногова в БДТ («Кошки-мышки» и «Семья Тотов») вошли в историю не только отечественной, но и мировой сценографии. Спектакль «Семья Тотов» в театре «Современник» (начало 70-х) запомнился блистательным исполнением Олегом Табаковым главной роли. Олег Табаков, лично знакомый с автором и не раз встречавшийся с ним, отзывался об Эркене как о писателе, «символизирующем венгерскую культуру», и остался верен своему суждению до наших дней: вот уже восьмой сезон в МХТ с аншлагом идет спектакль «Кошки-мышки» в звездном составе. А ярчайшей постановке «Семьи Тотов» в Московском областном драматическом театре имени А. Н. Островского аплодировали зрители Будапешта и Вены, московская же публика имеет возможность оценить талант венгерского автора и исполнителей шестой театральный сезон.
Впрочем, оглушительной карьере драматурга сам И. Эркень предпочитал известность писательскую. Завоевать внимание читателей своей художественной прозой Эркень считал для себя важнейшей и почетной творческой задачей. Хотя на недостаток читательского успеха ему жаловаться не приходилось. Гротескное видение мира, отражение его предельно скупыми художественными средствами привело к созданию жанра «рассказа-минутки», качественно нового, экспериментального вида короткого рассказа, где каждый рассказ словно диковинный кадр, запечатленный магниевой вспышкой. Чтобы прочесть его, достаточно минуты, а то и того меньше. «'Рассказы-минутки' возникли потому, что я попросту ленился писать более длинные».
За этим шутливым объяснением писателя — его явное нежелание следовать установкам, отказ от усердного иллюстрирования жизни. Короткие, емкие тексты — от анекдотических историй до философских притч — снискали автору мировую известность.
В Венгрии произведения писателя выходили и выходят отдельными книгами, собраниями сочинений, выдержавшими несколько изданий. Да и на русском языке увидели свет семь книг И. Эркеня, в том числе такие, как «Записки из блокнота 1956 года», «Народ лагерей» — уникальное социографическое исследование жизни военнопленных, в частности венгерских, написанное в Красногорском лагере под Москвой, где Эркень был среди участников Антифашистской школы, а затем и сам преподавал там. Двуязычный — с параллельными текстами на венгерском и русском языках — сборник «рассказов-минуток» вышел в 2008 году в издательстве «Вагриус».
Совершенно неизвестно в России эпистолярное наследие И. Эркеня. Читать письма всегда любопытно. В них интересны приметы эпохи, былых времен, ушедших нравов, характеры людей и в первую очередь автопортрет писавшего. Если же вдруг автором эпистол оказывается писатель, они интересны вдвойне: талант, дар слова непременно скажется, независимо от жанра. Письма Иштвана Эркеня, составившие том собрания его сочинений, выдержали уже три издания, сейчас готовится четвертый, дополненный выпуск. Том этот, составленный Жужей Радноти, вдовой писателя и попечителем его творческого наследия, неслучайно назван «Письма-минутки» — по аналогии с изобретенными Эркенем рассказами-минутками. Краткие послания друзьям, коллегам в большинстве своем читаются как художественные миниатюры, полные юмора, иронии и самоиронии.
Отмечая столетие со дня рождения Иштвана Эркеня, нам хотелось уйти от традиционного рассказа о жизненном и творческом пути, хотелось дать возможность высказаться писателю самому. Наша публикация — это тоже своего рода эксперимент. Письма Эркеня родным и близким, отрывки из интервью, другие документы, говорящие сами за себя, неожиданно складываются в целостную картину, в своеобразную автобиографию, не требующую комментариев. Эти «неглавные тексты», в которых отразились глубочайшие переживания его жизни и опыт венгерской истории, позволяют проследить и творческий путь Иштвана Эркеня — от «восприимчивого ученика» до зрелого мастера, на чью долю выпали и признание, и осуждение, и годы вынужденного молчания, и триумфальное возвращение в литературу в конце 60-х. Многие адресаты писем Эркеня — Тибор Дери, Ласло Надь, Маргит Сечи, Милан Фюшт — хорошо знакомы читателям «ИЛ».
«Эркень внес в венгерскую прозу и драматургию нечто неповторимо индивидуальное и действительно новое, нечто такое, что в самом деле знал и умел только он», — писал известный литературовед Деже Тот, член-корреспондент Венгерской академии наук. Стихия Эркеня — поиск новых художественных форм, гротеск и абсурд. «Предпочитая свободно парить во времени и пространстве… я, даже если и допускал долгие ли, короткие ли экскурсы в бытописательский реализм, неуклонно протаскивал в него элемент гротеска», — признавался писатель. Специфический эркеневский гротеск выразил и национальное своеобразие венгерского духовного мира и органично вписался в общую тональность современной мировой литературы.
В «Иностранной литературе» Иштван Эркень давно свой человек. Первая публикация его рассказов на русском языке состоялась более четырех десятилетий назад именно на страницах «ИЛ», где затем выходили его повести — «Семья Тотов» и «Выставка роз», печатались его критические заметки, в частности — «Размышление о гротеске», присланное им в редакцию в рукописи. Писатель очень дорожил этой трибуной, а в 1971 году, будучи в Москве, приезжал в редакцию познакомиться с сотрудниками и поблагодарить за внимание к своим произведениям.
В столетний юбилей со дня рождения Иштван Эркень вновь в гостях у своего любимого журнала.
До войны
В нескольких словах о себе
Я появился на свет младенцем необычайной красоты, так что врач подхватил меня на руки и понес из палаты в палату показывать. Говорят, якобы при этом я даже улыбался, вызывая у других мамаш завистливые вздохи.
Событие сие свершилось незадолго до начала Первой мировой войны, в 1912 году, и, пожалуй, это было моим единственным абсолютным успехом. Начиная с того момента жизнь моя покатилась под откос. Я не только лишился своей первозданной красоты, порастерял волосы и зубы, но и в гонках с внешним миром все время шел в отстающих.
Ни волю свою мне проявить не удавалось, ни использовать должным образом заложенные во мне способности. Я стремился стать писателем, но тщетно: отец мой, будучи аптекарем, и мне прочил то же самое поприще. Но и этого ему казалось мало! Каждый отец мечтает, чтобы сын превзошел его, и стоило мне получить диплом фармацевта, как меня снова отправили в университет — осваивать профессию инженера-химика. Опять пришлось ждать четыре с половиной года, чтобы сердцем и душой отдаться писательскому делу.
Не тут-то было! Я и охнуть не успел, как разразилась новая война. Венгрия выступила против Советского Союза, и меня послали на фронт. Армию нашу вскоре разбили, а я попал к русским в плен, где провел очередные четыре с половиной года. По возвращении на родину меня поджидали всякие трудности и передряги, отнюдь не способствовавшие писательской карьере.
Полагаю, из этого со всей очевидностью явствует: все, что мне удалось сотворить — несколько повестей, с полдюжины сборников рассказов и две пьесы, — писалось исподволь, за те считаные часы, что посчастливилось урвать у мировой истории. Вероятно по этой причине, я всегда стремился к немногословью, краткости и точности самовыражения, докапываясь до самой сути. При этом зачастую второпях, вздрагивая от каждого звонка, ведь ни от почтальона, ни от любого другого посетителя добра не жди.
Должно быть, в том и разгадка: своим появлением на свет я достиг совершенства, а затем стал бледнеть, тускнеть, оскользаться, спотыкаться. И хотя с годами все лучше осваивал писательское мастерство, познавал самого себя, но все острее чувствовал: изначального совершенства, увы, никогда не достичь.
1968
Дому на улице Дамьянича посвящается
Мы жили здесь, пока мне не исполнилось три года.
Неприглядный доходный дом. Я обвожу взглядом унылые вереницы окон и пытаюсь пробудить в себе какие-либо чувства. «Здесь я появился на свет, — говорю про себя. — Здесь мать дала мне жизнь. Здесь я сделал свой первый вдох». Говори не говори, никакой растроганности я не испытываю, глаза не увлажняются слезой. Если хочешь гордиться родным домом, изволь родиться или в хижине, или во дворце.
