Джордж Марек - Рихард Штраус. Последний романтик
Штраус посылал своим внукам в Гармиш шоколад и разное прочее съестное и проявил незаурядную изобретательность, чтобы посылки благополучно достигали адресатов. Когда в Швейцарию приехал Гуго Бургхаузер, который прежде играл в Венском филармоническом оркестре и потом несколько лет работал в нью-йоркской «Метрополитен-опера», Штраус попросил у него содействия в продаже партитур «Дон Жуана», «Смерти и просветления» и «Тиля Уленшпигеля», которые он сам старательно переписал. Он сказал Бургхаузеру: «Мои оперы скоро сделают моего сына миллионером, но в данный момент я остро нуждаюсь в деньгах». Бургхаузер сумел найти в Соединенных Штатах покупателей для этих партитур.
В 1947 году Штраус получил неожиданное предложение от Томаса Бичема: приехать в Лондон и принять участие в специальном Штраусовском фестивале. Бичем сумел заручиться финансовой поддержкой Би-би-си и убедил министерство внутренних дел выдать Штраусу визу. Восьмидесятитрехлетний Штраус немедленно согласился, несмотря на возражения Паулины, которая боялась, что такое путешествие окажется ему не по силам. И что он будет есть в голодной Англии? Штраус сказал, что будет есть устрицы: «Они мне полезны, и я их люблю».
4 октября 1947 года Штраус впервые поднялся на борт самолета. Он полетел в Англию один, так как Паулина неважно себя чувствовала. Как только он сошел с трапа самолета, он словно помолодел на десять лет. Твердым уверенным шагом он направился к группе встречающих его друзей и знакомых. Среди них были Герти Гофмансталь и Клеменс Краусс, который привез на фестиваль ансамбль Венской оперы, чтобы дирижировать его выступлениями в «Ковент-Гарден». Марии Цеборати, которая пела партию Аминты в незабываемой премьере «Молчаливой женщины» в Дрездене, было поручено заботиться о Штраусе. Он остановился в отеле «Савой».
Томас Бичем дирижировал первыми двумя концертами Королевской филармонии в театре «Ройял». Программа включала три симфонические поэмы, «Макбет», «Дон Кихот» и «Жизнь героя», отрывки из «Нужды в огне» и «Ариадны на Наксосе»; сюиту «Мещанин во дворянстве» и симфоническую фантазию на тему «Женщины без тени». Штраус присутствовал на всех репетициях. Когда он вошел в зал перед началом первого концерта, все встали. Он слушал свою музыку «с восторгом на лице». Журнал «Тайм» сообщал, что «в какой-то момент, восхищенный блестящим исполнением скрипичного соло, старик начал аплодировать, прервав исполнение музыки к «Мещанину во дворянстве». Дирижер Бичем бросил через плечо укоризненный взгляд, требуя тишины, и композитор Штраус посмотрел вокруг извиняющимся взглядом. Когда концерт закончился, публика аплодировала стоя. А Штраус медленно спускался к сцене. Он поклонился и хрипло проговорил: «Спасибо! Спасибо!» [318]
Норман дель Map вспоминает: «Когда я репетировал фантазию на тему «Женщины без тени» (сэр Томас великодушно поручил мне эту работу в рамках моего лондонского дебюта), Штраус подошел к пюпитру, мрачно посмотрел на партитуру, пробурчал: «Сам виноват!» – и ушел. В течение всего пребывания в Лондоне он был скуп на слова и необщителен. И я помню только два случая, когда он немного оживился. Первый случай произошел в театре «Ройял», когда пожарный нечаянно запер дверь, соединявшую зал со сценой, и таким образом лишил Штрауса возможности пройти к сэру Томасу. У меня до сих пор стоит перед глазами Штраус, который топает ногами и кричит: «Проклятая дверь!» Второй случай произошел после исполнения «Электры» под управлением сэра Томаса. Сияющий Штраус вышел вперед и обнял Бичема. Я никогда не забуду этот день. И объятие тоже осталось у меня в памяти: до того я не сознавал, что Бичем – так мал, а Штраус – так высок». [319]
Другие люди, знавшие Штрауса в Лондоне, вовсе не изображают его нелюдимом. По их словам, Штраус дружелюбно вел себя по отношению к журналистам, был раскован с друзьями, никогда не жаловался на приемы, где его одолевали восторженные дамы, терпеливо высиживал обеды в свою честь, старательно избегая всякого упоминания о Германии. Он очень радовался, узнав, что его старый знакомый Бернард Шоу, которому был уже девяносто один год, слушал концерты его произведений по радио. Он познакомился с Шоу за много лет до этого в Бриони. Шоу рассказывал Кестлеру, что, пока они со Штраусом сидели в кафе вдвоем, никто не обращал на них внимания. Но когда к ним присоединился знаменитый боксер Джин Тэнни, их принялись буквально преследовать фотографы. [320] В Лондоне Штраус проводил большую часть свободного времени в Национальной галерее, музее «Уоллес коллекшн» и галерее Тейт. Вспомнил ли он Рейнхардта, когда снова увидел картину Хогарта «Скандал»?
Третьим концертом Штраус дирижировал сам. Его давали в огромном «Альберт-Холл» в исполнении только что созданного Филармонического оркестра. Он дирижировал «Дон Жуаном», «Бурлеском» и «Домашней симфонией». Четвертый концерт начался с симфонии «Юпитер», которой дирижировал Адриан Боулт. Затем пришел черед Штрауса, который дожидался в Зеленой комнате. Он с некоторым усилием встал, посмотрел в зеркало, поправил белый галстук и сказал: «Ну что ж, старый боевой конь возвращается на поле брани». Он дирижировал «Тилем Уленшпигелем». Штраус к тому времени уже не мог слышать высокие ноты. Тем не менее он был совершенно уверен в себе. И это было не последнее его выступление за дирижерским пультом.
В ноябре этого же года у него началась болезнь мочевого пузыря, и в декабре следующего ему сделали операцию. Операция была тяжелая, но Штраус, сохранивший огромный запас жизненных сил, с течением времени поправился. Затем он вернулся из Швейцарии в Гармиш. Его восьмидесятипятилетие (11 июня 1949 года) было отмечено разнообразными почестями. Он стал почетным гражданином Байрёйта, а также Гармиша, того самого Гармиша, где его внуки подверглись остракизму. Он получил звание почетного доктора Мюнхенского университета. Ему подарили превосходную греческую статуэтку. И кто-то откопал его аттестат об окончании школы и с тяжеловатым немецким юмором преподнес его владельцу. В ответ на поздравительные речи он тоже выступил с речью, но кое-что в ней напутал. Библиотеке земли Баварии он преподнес в качестве «контрподарка» рукопись вальса «Мюнхен», который еще ни разу не исполнялся. В предшествовавший юбилею вечер он дирижировал на генеральной репетиции новой постановки «Кавалера роз» финалом второго и третьим актом. Когда его спросили, какой подарок ему больше всего хотелось бы получить в день рождения, он сказал, что ему хотелось бы еще раз увидеть и услышать «Мещанина во дворянстве». Его исполнил для него мюнхенский театр «Гертнер-плац» 13 июня. Потом Штраус вернулся на свою виллу. И месяцем позже он дирижировал транслированным по радио отрывком «Лунной музыки» из «Каприччо». Теперь уже в последний раз он держал в руках дирижерскую палочку.
В конце августа болезнь Штрауса обострилась, и он был вынужден лечь в постель. Одним из его последних посетителей был Рудольф Хартманн, с которым он обсуждал «Данаю». Потом Штраус вдруг вспомнил «Зигфрида» и напел и продирижировал оркестровой фразой из этой оперы. Под конец он расплакался и извинился перед Хартманном за свою слабость. Когда Хартманн поднялся, чтобы уходить, Штраус сказал ему: «Передайте от меня привет миру». Потом он спросил: «Откуда эта фраза?» Ни Хартманн, ни Штраус не могли этого вспомнить. Эту фразу произносит Изольда в «Тристане», когда собирается выпить яд. Люди мистического склада ума, наверное, придадут значение тому факту, что в последние дни на ум Штраусу пришло слово «мир» и что в голове его промелькнуло воспоминание именно о «Тристане».Штраус умер во второй половине дня 8 сентября 1949 года. Когда мир узнал о его кончине, многие были ошеломлены. Они думали, что он, как и подобает классику, умер уже очень давно. Паулина пережила его всего на восемь месяцев.
Глава 20 Штраус – композитор и человек
Мало кто станет отрицать, что Штраус был выдающимся композитором. Считают ли его таковым сегодня? Какая часть созданных им многочисленных произведений будет продолжать жить и дальше? Какие из них войдут в золотой запас человечества?
В этой книге я пытался показать, что в юности и в зрелые годы он проявлял задатки гения, но до конца они так и не реализовались.
Он создал свои симфонические поэмы за первые десять лет творческой жизни (1888–1898, с двадцати четырех до тридцати четырех лет); выдающиеся оперы – примерно за следующие десять лет (1905–1915, с сорока одного до пятидесяти одного года). Если бы кто-нибудь попытался предсказать его дальнейший творческий путь после «Ариадны», предсказание оказалось бы ошибочным: обещанный взлет не состоялся. Не считая прозрачно-ясных последних работ, более тридцати лет он творил под тенью нависших туч. В этой книге я пытался показать, что эти тучи были нагнетены культурной погодой в Германии, ухудшением климата, происшедшим в результате двух войн и с приходом тиранического режима. Не следует прямо связывать творчество художника с обстоятельствами его жизни. Но в случае Штрауса такая связь просматривается совершенно четко: он оказался во власти окружающего его мира. Его жизнь началась в эпоху энергичного романтизма: закончилась же она в интеллектуально скудном и политически жестоком мире, в котором от художника требовали подчинения и восхваления гитлеровского режима.
