Елена Грицак - Мальта
Вплоть до прихода иоаннитов Мальта управлялась сицилийскими правителями, жила по законам Сицилии и развивалась одновременно с ней. Население архипелага относило себя к сицилийскому народу, отчего не осознавало своей самобытности. В немалой степени тому способствовала эмиграция: страх нападения мусульман заставлял покидать Мальту и спасаться на Сицилии.
Несмотря на легкость передвижения, эмигранты встречались с немалыми трудностями, ведь на архипелаге оставались родственники и друзья. Преодолев жизненные перипетии, большинство из тех, кто решился покинуть родину, вскоре возвращались за семьями, поскольку устраивались на новом месте гораздо лучше, чем на Мальте.
Балкон средневекового здания в Виктории
В пору позднего Средневековья отток населения настолько увеличился, что однажды всем сицилийским мальтийцам был отдан приказ вернуться на острова. Вместе с переселенцами на Мальту попадали рабы; ими становились военнопленные и жертвы пиратских налетов, которые с одобрения мальтийских правителей совершались у берегов Африки. Невольники работали гребцами на галерах, строили дворцы, прислуживали местным богачам, но, несмотря на полное бесправие, не могли пожаловаться на невыносимую жизнь. На Мальте рабам разрешалось трудиться за плату и копить деньги на выкуп. Если бывший раб принимал христианство, то власти позволяли ему жениться на местной девушке и таким образом стать полноправным членом общества.
В рыцарские времена некоторые мальтийские интеллигенты уезжали на учебу в Италию, где оставались навсегда. В XVII веке именно так поступил способный композитор Джероламо Абос. Сумев прижиться в Неаполе, он не только проникся итальянской культурой, но и прославил новую родину великолепными произведениями. Подобные настроения отнюдь не способствовали прочности рыцарской власти, поэтому орден эмиграцию не поощрял.
Оказавшись на Мальте, иноземцы не хотели существовать обособленно и всячески стремились к слиянию с местным населением. В свое время примером тому послужили беженцы-греки с Родоса, прибывшие на Мальту вместе с иоаннитами. Более 5 тысяч эмигрантов с семьями обосновались в небольшом городке Биргу, где открыли для себя и единоверцев из Витториозо три приходские церкви. С конца XVI века греки не нуждались в отдельных церквях. Необходимость в них отпала после того, как главный приход, посвященный Богоматери Дамасской, переместился в Валлетту и оставшиеся храмы перестали существовать в прежнем качестве.
Сменилось не одно поколение, прежде чем жители архипелага осознали свою уникальность. Став окраиной норманнского государства, Мальта разделила его сложную историческую судьбу. Средневековое искусство островной страны явилось слабым отголоском богатой художественной культуры Сицилии. Построенные германцами романские замки и готические храмы слишком сильно изменились после многочисленных перестроек. Вместе со стенами бесследно исчезли украшавшие их статуи, росписи, мозаики.
К счастью, сохранились отдельные сооружения Позднего Ренессанса: дворцы Фальцон и Гатто Мурина в Мдине, жилые дома в Витториозо, мрачный палаццо Бонди на Гоцо, жилая часть крепости Сан-Анжело, приходская церковь в Зейтуне.
Норманнское окно жилого дома в Витториозо
Средневековый облик всех этих строений во многом определяют так называемые сицилийско-норманнские окна, разделенные надвое стройной колонкой и украшенные пышной резьбой. Благодаря норманнам в речи островитян прижился сицилийский диалект, объявленный официальным языком Мальты наравне с латынью. Его своеобразное употребление определяла тесная связь с Сицилией, где для общения и письма использовался тосканский вариант итальянского языка. Сформировавшийся только к середине XVI века, он не замедлил проникнуть на Мальту, но здесь его употребляла лишь культурная часть населения, тогда как жители деревень и малых островов разговаривали на мальтийском.
Странную языковую ситуацию отметил французский путешественник Сье дю Мон, посетивший архипелаг летом 1690 года: «В здешних городах говорят на французском, испанском и итальянском. Последний к тому же является государственным языком, на котором пишутся документы. В этой стране простолюдины говорят на странном диалекте». Современники объясняли языковой хаос беспрерывным притоком чужеземцев. Коммерсанты, моряки, беглецы, ученые и просто искатели лучшей доли, прибывая на Мальту, быстро забывали родину, но с родным языком расставались неохотно. Присутствие большого числа иностранцев в портовых городах привело к искажению языка, что специалисты называли «варварство».
Арка двора палаццо Бонди
К концу XVIII века искаженный итальянский превратился в городской диалект, подобающий представителям низших сословий, в частности ремесленникам и прислуге.
Языковая путаница доставляла немало хлопот нотариусам, которым надлежало переводить документы с латинского, сицилийского, итальянского языков на местный, чтобы бумаги могли читать полуграмотные крестьяне, коих на Мальте было большинство. Для средневекового, к тому же не слишком развитого общества вполне естественно, когда образованный человек возвышается над другими людьми благодаря своим знаниям. На островах затерянного в море архипелага жизнь сосредотачивалась вокруг Мдины и Рабата. В мелких поселениях нотариусы господствовали, часто возглавляя местные органы самоуправления. В столицах влияние нотариусов не проявлялось настолько явно, поскольку здесь жили образованные иностранцы, священники, местные политики и деятели культуры, а с XVI века духовную атмосферу Мальты стали определять рыцари ордена Святого Иоанна, куда входили только потомственные аристократы.
Мальта Renascens
Прекрасны наши города, где мощь искусства
Воспитывает ум и восхищает чувства…
Пьер де РонсарВ оружейной палате одного из дворцов мальтийской столицы под стеклом небольшой стеклянной витрины хранится уникальный манускрипт. Датированный 1113 годом, на сегодняшний день он признан самым старым документом в Европе. Представляя интерес для историков, невзрачный свиток пожелтевшего пергамента, имеет огромное политическое значение, ведь на нем имеется подпись папы римского Пасхалия II, утвердившего факт существования ордена Святого Иоанна Иерусалимского. В тексте документа сказано, что глава католической церкви «дарует почтенному сыну Жерару» право возглавить военно-монашеское братство, одобряя все прошлые и будущие имущественные приобретения, в число которых намного позже вошел Мальтийский архипелаг. Орден распоряжался им около двух столетий, успев превратить заштатные острова в процветающую державу. Вместе с рыцарями на благословенную землю пришли по-настоящему опасные враги – османы, а местным жителям пришлось испытать войну, голод, полную разруху и возрождение края, теперь именовавшегося Malta Renascens.
Воины Христа
К моменту выхода папской буллы будущий Мальтийский орден представлял собой сложившийся, сильный, влиятельный союз потомственных дворян, которые дали обет помогать паломникам, прибывавшим из Европы в Палестину на поклонение Гробу Господню. Место, где Иисус Христос завершил свой земной путь, скрывалось за стенами одного из храмов Иерусалима. Неподалеку от него находился странноприимный дом, или госпиталь (от лат. gospitalis – «гость»), основанный в середине XI века купцами из итальянского города Амальфи. Вначале он состоял из мужского и женского отделений; впоследствии к лечебным корпусам присоединилась церковь, мессы в которой служили монахи-бенедиктинцы, чей монастырь находился неподалеку.
Странноприимный дом в Иерусалимском королевстве. Средневековая гравюра
Значение госпиталя резко возросло в эпоху Крестовых походов, начавшихся в 1096 году. На рубеже веков его возглавлял Жерар де Торн, выходец из Прованса или Амальфи. Воспетый в легендах, ревностный христианин, посмертно причисленный к лику святых, брат Жерар считался «самым смиренным человеком на Востоке, истинным слугой бедных» и при всем своем благочестии был неплохим организатором. Первые братья благородного происхождения перешли к нему из свиты правителя Иерусалимского королевства и под началом смиренного настоятеля стали настоящими монахами.
Покинув поле брани, герцоги и бароны взяли на себя не слишком почетные обязанности: хоронили умерших, ухаживали за живыми, промывали раны воинам, кормили больных и голодных, лично подносили еду, которая по правилам была гораздо лучше той, что подавалась общинникам. Тогда они считали себя слугами бедных, не гнушались тяжелой работы, просили милостыню, складывая подаяния к ногам своих гостей. Каждый вечер госпитальеры обходили палаты, приглашая «господ» постояльцев на вечернюю мессу, где здоровые и больные, бедные и богатые вместе молились за госпиталь и небесных покровителей.
