Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах
Луазо стоит в дверях, притворно позевывает. Мимо проходит Корнюдэ. Луазо провожает его взглядом.
Корнюдэ входит в свою комнату.
Луазо ухмыляется, закрывает дверь.
Пустой коридор. Почти у всех дверей валяются ботинки, выставленные для чистки. Открывается одна из дверей, граф выставляет вторую пару ботинок, он стоит в дверях, задумчивый, изящный, а между тем открывается другая дверь, и выставляет ботинки Каррэ-Ламадон. Оба они стоят, каждый у своей двери, не видя друг друга (между ними поворот коридора). Потом оба, одновременно оглянувшись, выходят, идут навстречу друг другу и неожиданно встречаются у дверей Пышки. (Как раз на повороте.) Любезно улыбаются и расходятся вновь по своим комнатам. Коридор пуст. В конце его открывается дверь Корнюдэ.
Корнюдэ с ботинками в руках выглядывает в коридор. Он уже без сюртука.
Тотчас открывается дверь Луазо, он молниеносно выглядывает и скрывается.
Корнюдэ, покосившись на Луазо, ставит ботинки и скрывается.
Около двери (взятой изнутри комнаты) стоит, прислушиваясь, Корнюдэ.
Около своей двери стоит, прислушиваясь, чуть не приплясывая от возбуждения, Луазо. Он делает кому-то знаки.
На кровати полусидит г-жа Луазо. Она, приоткрыв рот от возбуждения, жадно следит за мужем…
… который вдруг жадно приникает глазом к замочной скважине и, весь подобравшись, приоткрывает дверь.
Открывается дверь, выглядывает голова Луазо.
Около дверей Пышки стоят Пышка (она в капоте, в руках у нее ботинки) и Корнюдэ. Пышка энергично отпихивает Корнюдэ от дверей комнаты (на заднем плане видна голова любопытствующего Луазо). Корнюдэ не хочет уходить. Пожимает плечами.
— Почему нельзя?
Пышка выпрямляется…
— Как почему — в доме пруссаки…
Пышка выразительно, показывает на сапоги немца, стоящие около его двери.
Потом решительно ставит свои ботинки и вновь выпрямляется.
— А вы сами говорили, что, когда в доме пруссаки, патриоты надевают траур.
Корнюдэ явно смущен. Его уроки восприняты этой женщиной хорошо, даже слишком хорошо. Секунду он мнется, потом выпрямляется, принимает позу памятника и широким жестом протягивает Пышке руку.
— Ты права, гражданка.
Стоит монументом Корнюдэ, пожимая руку оробевшей Пышке.
— Республика оценит твой патриотизм.
Он медленно поворачивается и идет по коридору величественный, умиленный, в спустившихся брюках с болтающимися помочами. (На заднем плане молниеносно захлопывает дверь Луазо.)
Луазо приплясывает около своей двери. Он в полном восторге, он приговаривает:
— Не пустила, не пустила, не пустила.
Он хохочет от восторга.
Разинула рот в восторженном ржании г-жа Луазо.
Пышка, с восхищением глядевшая вслед Корнюдэ (ей импонирует это гражданское мужество), закрыла дверь. Корнюдэ на заднем плане ушел в свою комнату. Коридор пуст. У всех дверей стоят ботинки.
Сапоги немца.
Туфельки г-жи Каррэ-Ламадон и мягкие штиблеты ее мужа.
Туфли Пышки.
Лаковые ботинки графа и туфли графини.
Грубые башмаки г-жи Луазо и штиблеты г-на Луазо.
Драные сапоги Корнюдэ.
Две пары грубых башмаков монахинь.
Пустой коридор. Ботинки у всех дверей.
Часть четвертаяУ окна, в коридоре стоит девушка. Это вчерашняя девушка — горничная. Она держит в переднике несколько пар вычищенных ботинок. Она задумчиво смотрит в окно. За окном тонет в утреннем тумане Тот — маленькая нормандская деревушка. Девушка вздыхает. Оборачивается.
Теперь мы видим весь коридор. На первом плане окно, обернувшаяся девушка. Одна из дверей открыта. В двери г-жа Луазо. Девушка торопливо вошла.
Г-жа Луазо в двери. Подходит девушка, протягивает ботинки. Г-жа Луазо сердито выхватывает их и захлопывает дверь. Девушка выходит из кадра.
Тринадцатилетняя крестьяночка в тяжелых сабо выгоняет из загона большую пеструю корову.
Двор. Посреди двора высится распряженный дилижанс. Девочка гонит корову. Немецкий солдат несет ведро. Около дилижанса кучер и немецкий солдат.
Дилижанс. Возятся около него кучер и немецкий солдат. (Это тот самый солдат, который вчера познакомился с кучером. Он в каске, но без мундира, мундир висит тут же на дверной ручке дилижанса.) Они вдвоем перекрашивают название дилижанса. У них ведерки с краской и кисти.
К колодцу, облепленному утками, подходит девушка с двумя ведрами. Это горничная.
Лицо солдата расплывается в улыбке. Рука машинально, невпопад продолжает мазать, оборачивается кучер.
Девушка опускает ведро в колодец.
Солдат машинально мажет, но взгляд его, как и взгляд кучера, прикован к девушке. Солдат и кучер переглядываются. Расплываются в широчайшей улыбке. Солдат окончательно опускает кисть в ведерко.
Они стоят ухмыляясь. В кадр торопливо входит Луазо. Кучер немедленно принимается за работу. (Солдат ставит ведерко и кисть, надевает мундир.) Луазо трогает кучера за руку. Кучер отворачивается, отрицательно трясет головой:
— Совсем не поедем.
Сказав реплику, кучер вновь демонстративно погружается в работу: трогает кистью, отшатывается назад, щурится. (Солдат, надев мундир, выходит из кадра.) Встревоженный Луазо хватает кучера за плечо. Тот досадливо оборачивается:
— Немецкий офицер запретил запрягать.
И вновь кучер в работе. Луазо отходит.
На крыльце стоит улыбающаяся Пышка. Луазо подходит к двери. Он на секунду задерживается, окидывает Пышку быстрым подозрительным взглядом, входит в дверь. Пышка, удивленно поглядев ему вслед, вновь с улыбкой поворачивается.
У колодца немецкий солдат и горничная. Они глядят друг на друга. Девушка придерживает полное ведро, стоящее на стене колодца. Оно наклонилось. Течет вода на сапоги немца.
Улыбается Пышка.
В кадре возникает монументальная фигура Корнюдэ. Он появляется в кадре снизу. Он стоит, положив руку за борт. Он делает величественный жест отрицания.
— Я не говорю с врагами отечества.
Он поворачивается и столь же монументально движется к лестнице. Граф, Луазо, Каррэ-Ламадон удивленно глядят ему вслед. (Вся группа около комнаты немца.) Граф пожимает плечами. Стучит в дверь. Все принимают достойные позы.
Луазо поправляет галстук.
Ждут. Вздрагивают. Граф открывает дверь, сохраняя холодно-достойный вид.
Входят в комнату. Впереди граф, за ним Каррэ-Ламадон, сзади Луазо. Он прикрывает дверь.
На переднем плане немец. Он сидит, развалившись в кресле, положив на колени какую-то книгу. Он в халате и вышитых туфлях. На голове фуражка. За его спиной граф и Каррэ-Ламадон. Подходит Луазо. Немец не обращает на них ни малейшего внимания.
(От двери.) Три спины.
Стоящие за спиной немца переглядываются, перемигиваются, собираются с духом, теряют уверенность. Наконец немец чуть заметно подымает голову. Принимая этот жест за разрешение говорить, граф немедленно наклоняется к нему:
— Мы хотим ехать, сударь.
Немец, не оборачиваясь, отрицательно качает головой. Лицо его холодно и невозмутимо. Трое за его спиной вздрагивают. Луазо шепчет что-то графу. Граф, успокоительно подняв руку, нагибается к немецкой спине. Нежно, ласково, терпеливо его спрашивает:
— Почему?
Немец пожимает плечами. Трое приходят в еще большее волнение. Луазо делает графу какие-то знаки. Каррэ-Ламадон отводит Луазо за руку. Граф еще нежнее, еще ласковее, еще мягче нагибается к спине немца.
— Но у нас есть разрешение.
И опять трое застыли в ожидании. Это длится одну секунду. Немец вдруг резко оборачивается. Все трое вздрагивают. Поглядев на них мгновенно, немец вновь отворачивается. Холодно ждет.
— Не хочу, можете идти.
Трое растерянно молчат. Граф, кисло вздохнув, кланяется спине немца.
Три спины откланивающихся посетителей. Откланявшись, они поворачиваются на аппарат.
Холодное лицо немца, неожиданно глядящего в пространство.
У двери немца растерянно стоят трое посетителей. Луазо закрывает дверь. Граф пожимает плечами.
— Какая-нибудь формальность, завтра поедем.
Луазо вдруг багровеет. Он сердито говорит:
— Эта формальность стоит мне 10 000 франков в день.
Он сердито оборачивается и вдруг яростно пихает ногой сапоги немца, стоящие около двери. Сапоги летят. Луазо бежит к лестнице. Идет за ним граф. Идет Каррэ-Ламадон.
Дверь. Опрокинутые сапоги.
А немец сидит в той же позе. Но выражение его лица решительно изменилось. Он держит в руках книгу. Он вынимает из нее цветок. Он нюхает цветок и вздыхает. Он мечтательно шепчет:
— Элеонора.
Опускает руку с цветком, мечтательно глядя в пространство. Вздыхает.
К двери немца подходит Луазо. Он смущенно оглядывается, подымает сапоги, вытирает их рукавом, аккуратно ставит, отходит оглядываясь.
