Вера Лукницкая - Николай Гумилев
О коллективном творчестве
Об акмеизме
Медальоны
О школах
О переводах Гомера
Нов. рен. (?)
Внизу написано: "Новые стихи" - и следует список:
Перстень (сверху цифра 32)
Молитва мастеров (сверху цифра 18)
Леопард (сверху цифра 48)
Звездный ужас
Птица.
В конце июля Гумилев председательствовал на общем собрании членов Союза поэтов. Собрание постановило передать руководство клубом поэтов - "Цеху Поэтов". В это время в Петроград приехал режиссер Ростовского театра С. М. Горелик и пришел к Гумилеву за помощь. Он хотел перевести свою ростовскую труппу артистов в Петроград. Гумилев взял на себя все хлопоты по этому делу. Написал официальное письмо в театральный отдел о полезности создания в Петрограде театра, который бы осуществлял постановки пьес современных русских авторов, работал бы с ними в тесном контакте, и предложил театральному отделу перевести в Петроград труппу Государственного Ростово-Донского театра под названием "Театральная мастерская". Целую неделю потратил на Рабис и другие учреждения, наталкиваясь на целый ряд препятствий со стороны официальных лиц.
В течение 1921 года н а п и с а н о:
Зимой 1920/21 года - стихотворение "Перстень". Н. Гумилев читал его в Доме искусств.
В 1920 - 1921гг. задумал написать курс "Теория поэзии". Написаны вступление к курсу и несколько страниц первой части курса - ("Фонетика").
В 1920 - 1921гг. делает заметки для составления раздела курса "Драматургия".
12 февраля на заседании семинара студии Дома искусств написано коллективное стихотворение (пантум) "Какая смертная тоска..." (одну линию пантума вел Н. Гумилев, другую - студенты).
В начале 1921г. составляет, как и некоторые другие поэты - Ф. Сологуб, М. Кузмин, М. Лозинский, Г. Иванов рукописные сборники своих ненапечатанных стихотворений для продажи их в книжном магазине издательства "Петрополис".
Составил следующие сборники: 1."Fantastica"; 2. "Китай"; 3. "Французские песни"; 4. "Персия"; 5. "Канцоны"; 6."Стружки"; 7. Тетрадь, состоявшую из 2-х стихотворений: "Заблудившийся трамвай", "У цыган". Сборники иллюствключенорировались собственными рисунками Н. Гумилева.
Примечание. В составе сборника "Fantastica" включено стихотворение "Ольга" ("Эльга, Эльга!.."). Сборник написан в одном экземпляре. Сборник "Персия" написан 14 февраля: состоял из стихотворений: "Персидская миниатюра", "Пьяный дервиш", "Подражание персидскому" и четырех рисунков.
В апреле - стихотворение "Молитва мастеров".
В начале июля -"Мои читатели".
В конце июля - стихотворение "На далекой звезде Венере...".
1 - 2 августа (?) - стихотворение "Я сам над собой насмеялся...".
Н а п е ч а т а н о:
По инициативе Н. Г. "Цехом Поэтов" издан в пяти экземплярах рукописный журнал "Новый Гиперборей", со стихами Н. Гумилева, М. Лозинского, Г. Иванова и др. Стихи сопровождались собственноручными рисунками авторов. После выпуска рукописного "Цех Поэтов" издал в 23 экземплярах гектографированный журнал под тем же названием в следующем составе участников: (Н. Гумилев (стихотворение "Перстень"), О. Мандельштам, М. Лозинский, В. Ходасевич, И. Одоевцева, Г. Иванов, Н. Оцуп, Вс. Рождественский, А. Оношкович-Яцина) и так же иллюстрированный самими авторами. Журналы продавались в книжном магазине издательства "Петрополис".
В марте вышел из печати тиражом в 5000 экземпляров первый альманах "Цеха Поэтов" "Дракон". Издание альманаха было организовано Гумилевым. Гумилев поместил в альманахе "Поэму начала", стихотворения "Слово" и "Лес", статью "Анатомия стихотворения".
Напечатаны ответы Н. Гумилева на предложенную К. Чуковским анкету о Некрасове ("Летопись Дома литераторов". Вып. III).
Стихотворение "Заблудившийся трамвай" (жур. "Дом искусств").
Канцона "И совсем не в мире мы..."; стихотворение "Молитва мастеров" (Вестник литературы, вып. IV - V).
Стихотворения: "Перстень", "Дева-птица", "На далекой звезде Венере...", "Я сам над собой насмеялся... "; поэма "Звездный ужас" (Альманах "Цех Поэтов", кн. 2-я, Пг.).
Вышел сборник стихов "Шатер" под маркой "Цех Поэтов" (Севастополь).
О Г у м и л е в е:
А. Свентицкий. Стихомания наших дней. Рецензия на альманах "Дракон" (Вестник литературы, No 6 - 7).
Edo (Голлербах). Путеводитель по Африке. Рецензия на сборник "Шатер" (жур. "Жизнь искусства", No 806).
Б. Эйхенбаум. Миг сознания (Книжный угол, 1921, No 7). Упоминание о Н. Гумилеве и цитаты.
А. Свентицкий. Болезнь русской поэзии. Рецензия на альманах "Цех Поэтов" (Вестник литературы, No 11). Упоминание о влиянии Гумилева на Адамовича.
В. Брюсов. Рецензия на "Альманах "Цех Поэтов"(Печать и революция, кн. 3). Упоминание о Н. Г.
Г. Иванов. О поэзии Н. Гумилева. Статья (Летопись Дома литераторов, No 1).
Е. Голлербах. Рецензия на "Огненный столп" (Вестник литературы, No 10).
А. Адамович. Рецензия на "Шатер" (Альманах "Цеха Поэтов").
А дальше было начало августа 1921 года.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
22.12.1924
...Дом искусств. Вернулись с А. Н. с вечера. Стлали постель. Николай Степанович уже постелил А. Н. и стлал свою. Хотел почитать Жуковского...
Приход с Гомером.
Гомера отобрали.
Письма: Анне Николаевне - две открытки, Вольфсону - одна открытка, которую он обнаружил после. Слухи о переводе в Москву (думали в Союзе). Хлопоты Союза. Волынский: "Мне лицо его не понравилось". Оцуп: "Освободят в воскресенье". Горький - сидел запершись и никого не принимал. А. Н. говорит, что Садофьев хлопотал.
21.10.1972
У меня сохранился листок, бегло исписанный карандашом, записки рассказанного мне Анной Николаевной Энгельгардт. Это все из записи ее воспоминаний, пропавших вместе с записями воспоминаний близких и друзей, примерно полусотня тетрадок в четверку стандартного листа бумаги. Сохранившийся листок - черновик переписанной тогда же записи, точнее, части этой записи, сделанной со слов А. Н. Энгельгардт (помнится - в 1925 году). (А. Н., очевидно, ошибается в дате. - В. Л.).
Вот эта запись:
"6 августа н. стиля - 25 июля по ст. стилю - в день Анны. В этот день он читал лекцию в Доме искусств, а с ними играл в разные игры. Накануне он ночевал у Оцупа...
...Леночку...
Встала в 10 часов утра. Я должна была уехать за город к дочери. Я сказала, что приеду только в 11 - 12 ночи. Я оставила ему записку, уезжая. Когда я приехала, в 11 часов вечера я была дома, мы сидели и думали: стоит нам кипятить чай или нет. Чая не пили. Он стал ложиться, попросил Жуковского... (Перед тем он принес от Ефима (служителя в Доме искусств. - В. Л.) две бутылки лимонаду.)
Из воспоминаний И. Н а п п е л ь б а у м:
"Я бывала в большой, полутемной, холодной комнате в Доме искусств, где поселился Николай Степанович. Большей частью он сидел в своей длинной, но уже потрепанной дохе. А вот на занятия студии, несмотря на холод в здании, он всегда появлялся в костюме, в сорочке с жестким воротничком и маленькими отворотами.
К тому времени уже приехала (кажется, из Бежецка) его вторая жена Анна Николаевна Энгельгардт. Молоденькая, тоненькая, с узким личиком, хихикающая красотка. Птичка. Очень беспомощная, ребячливая. Где была их маленькая дочь - Лена, не помню. Возможно, у родителей Анны Николаевны.
Николай Степанович был небрежным мужем. Он не очень-то стремился, чтоб его семья находилась поблизости. Помню, в этот период писателям выдали ордера на получение со склада чего-нибудь из одежды. И большим событием оказалось, что Николай Степанович взял на складе шерстяной материал на платье для жены. Об этом говорилось как о большом, непривычно-широком его жесте.
Когда Николая Степановича не стало среди нас, мы все, как могли, заботились об его жене. Она стала часто приходить ко мне домой. Однажды она сказала: "Знаете, Николаю Степановичу разрешили принести передачу. Но я не могу пойти. Это может плохо отразиться на мне. А вот вы, это другое дело, вам можно носить ему передачу!.."
Из воспоминаний Г. И в а н о ва:
"Вернулся Гумилев (из Крыма. - В. Л.) в Петербург загорелый, отдохнувший, полный планов и надежд. Он был доволен и поездкой, и новыми стихами, и работой с учениками-студистами. Ощущение полноты жизни, расцвета, зрелости, удачи, которое испытывал в последние дни своей жизни Гумилев, сказалось между прочим в заглавии, которое он тогда придумал для своей "будущей" книги: "Посередине странствия земного". "Странствовать" на земле, вернее, ждать расстрела в камере на Шпалерной, ему оставался неполный месяц...
Гумилев в день ареста вернулся домой около двух часов ночи. Он провел этот последний вечер в кружке преданно влюбленной в него молодежи. После лекции Гумилева было, как всегда, чтение новых стихов и разбор их по всем правилам акмеизма - обязательно "с придаточным предложением", т. е. с мотивировкой мнения: "Нравится или не нравится, потому что...", "Плохо, оттого что..." Во время лекции и обсуждения стихов царила строгая дисциплина, но когда занятия кончались, Гумилев переставал быть мэтром, становился добрым товарищем. Потом студисты рассказывали, что в этот вечер он был очень оживлен и хорошо настроен, потому так долго, позже обычного, и засиделся. Несколько барышень и молодых людей пошли Гумилева провожать. У подъезда Дома искусств на Мойке, где жил Гумилев, ждал автомобиль. Никто не обратил на это внимания - был нэп, автомобили перестали быть, как в недавние времена "военного коммунизма", одновременно и диковиной и страшилищем. У подъезда долго прощались, шутили, уславливались "на завтра". Люди, приехавшие в стоявшем у подъезда автомобиле с ордером Чека на обыск и арест, ждали Гумилева в его квартире.
