Рина Зеленая - Разрозненные страницы
Лица детей. Как они слушают, как смотрят. Каждый раз я воспринимаю это как чудо.
На заре нашей советской любительской фотографии обожали снимать детей в кепках, в очках или с телефонной трубкой.
Это было необыкновенно пошло и умиляло всех. Находились отцы, которые совали в рот ребенку даже трубку. Так было. Не беспокойтесь, теперь найдутся новые штампы: грудной ребенок за рулем в новой папиной машине, в темных очках, маленькая девочка в маминых клипсах и с маминой пудреницей и так далее.
Включаешь телевизор (тут ведь тоже объектив): двухлетний ребенок в кабинете у врача. Доктор его о чем-то спрашивает, и ты видишь в глазах ребенка, как мысль проходит по всем клеточкам его сознания. Оба чрезвычайно серьезны, заняты важным делом. Ребенок хочет ответить на вопрос, он собирает для этого все свои силенки. Для меня лицо ребенка в эти секунды – огромный сюжет. Может быть и так: в кабинете врача кривляется, выламывается девочка лет пяти, не дает себя прослушать. А доктор продолжает улыбаться. Оба знают: их снимают для телевидения. Наблюдать подобную сценку неприятно, потому что человеческий документ, который задумал оператор или фотограф, испорчен. Так может испортить прекрасный кадр плохой актер.
Я когда-то услышала, что придумывают какой-то международный язык «эсперанто», который будет понятен всем. Его давно придумали. Однако человечество до сих пор продолжает общаться через переводчиков. А вот язык фотографии понимают все люди: это – горе, это – радость, танец, свадьба; это – мальчик с собакой: исполнилась мечта ребенка – это его собака, они любят друг друга… Это – крохотная девочка со страхом смотрит на пьяного отца. Это – летят журавли. И так всё. Все понимают друг друга. Фотография – язык века. Ничто не производит такого впечатления, как фотовыставка какого-либо народа в другой стране. Обитатели Земли смотрят друг на друга, хотят узнать, с кем они живут на одной планете.
А семейные альбомы сохранились кое-где и сейчас. Раньше они были почти в каждом доме. Толстые, тонкие, бархатные, даже с застежками. На первых страницах – обязательно голенькие детки, затем двоюродные братья, дедушки в мундире, неизвестная дама с распущенными волосами… Это были солидные фотографии, сделанные на толстых картонках с золотым обрезом, рассчитанные на обозрение всеми гостями и всеми потомками, исполненные мастерами-специалистами.
А время шло… И вот фотографированием занялись первые папы-фотолюбители. Они ставили треножники, снимали, добросовестно покачивали пластинки в ванночках с проявителем, печатали на солнышке, клеили в альбомы, надписывали, торжественно вручали фотографии тем, кого снимали.
А потом пошло-поехало. Сейчас снимают все: мамы и дедушки, дочки и внучки. Рулоны неотпечатанной пленки, бесконечное количество кассет, пакеты с фотографиями заполняют ящики письменных столов, глянцевые снимки вытекают из альбомов, грудами лежат на подоконниках. Должна сознаться, я не хуже других заваливаю столы и ящики своими «работами». Я, почти как настоящий фотограф, никогда не отдаю снимки тем, кого снимала. Правда, больше всего меня привлекали дети, я их снимала и в Англии, и в Арктике, и повсюду. Пусть они так и останутся у меня. Но это в скобках – маленькое отступление.
А время идет и идет. И вот появляются какие-то новые люди и создают новое, невиданное чудо: современное фотографическое искусство. Эти люди умеют не только остановить мгновение, но и явить нам его неповторимость.
Их произведения обходят весь мир. Они запоминаются на всю жизнь, остаются в памяти как отпечаток, точный и подробный.
Еще необходимо помнить всем нам о воздействии нового искусства на воспитание чувств ребенка. Ведь восприятие детей (а всегда они смотрят те же журналы и фотографии, что и мы), их реакция гораздо острее, сложнее, чем у взрослых. Вот на снимке птица, у которой отнята способность лететь и жить: ее крылья склеены нефтью, волочатся по черному берегу у кромки нефтяного прибоя. Мальчик взволнованно вглядывается в снимок, вникая всем сердцем. Он сдерживает слезы, но вдруг они градом брызжут на страницу. Не жалость, а гнев охватывает его душу; уж поверьте, он никогда не забудет чувства, вызванного увиденной сейчас фотографией.
Чужая радость так же горячо воспринимается детьми. На снимке «Учительница женится» мы видим, как она, совсем юная, идет в свадебном наряде мимо своей школы где-то в южном городке, видим ее сияющие глаза, зажигающие ответное сияние в глазах ее маленьких учеников, совершенно ошалевших от восторга.
А вот известный снимок, дошедший к нам с другого континента. Снимок во всю страницу журнала – ведь надо суметь поймать такой момент: толпа людей – видно, какой-то праздник, – и на переднем плане огромный полисмен склонился над фигурой крошечного мальчика, который, подняв голову, доверчиво и спокойно его о чем-то спрашивает. Наверное, он потерялся, но он уверен, что каждый взрослый человек ему обязательно поможет.
Нельзя забыть черную головку африканского мальчика и две старческие руки – родные или чужие, – лежащие на завитках его волос. Он не плачет, его спокойствие даже страшнее слез. Эти добрые руки, которые не ласкают, а как бы говорят: не бойся, ты не один.
Старая учительница обучает малышей танцу – в ее движениях легкость и молодость, и видишь, что дети впервые постигают чувство, ощущение ритма. Еще одна фотография – глядя на нее, невольно улыбнешься – это атака: октябрята-первоклашки, в буденновках, в пришитых мамами к рубашкам богатырских тряпочных застежках, под развевающимся флагом, смеясь и крича, несутся в первую атаку – бесстрашные и счастливые… Вот так создается семейный альбом людей Земли. Его снимки увидишь и в Караганде, и в Испании, и в яранге оленевода на Чукотке, в Вене, в Ленинграде, в Токио и в кабине космического корабля.
Смотрите, люди, внимательно друг на друга – вот как живем мы и наши дети.
Дружба
Кто-то из друзей рассказал мне, что видел в Японии высеченную на камне надпись: «О дружбе не говори ни слова». И мне сразу захотелось говорить о дружбе и друзьях.
Природа наделила живые существа сердцем. Я имею в виду не пауков или ящериц, а собак, лошадей, тигров. И людей в том числе. В сердце помещается много чувств, даже удивительно каких разных. Там злоба и доброта, зависть, гордость, ненависть, любовь – всего не перечислишь. А кроме того – верность и дружба. Это необыкновенно важные чувства, на них держится мир.
Друзья мои дорогие, как я вас люблю! Спасибо вам за ту радость, что вы даете мне. При всех безобразных чертах наших характеров как мы терпели друг друга и сколько прощали, прощаем!
Как это получается, что чужие люди почему-то становятся друг другу совершенно необходимыми? И какое счастье – иметь друзей, говорить с ними, сидеть за столом, беседовать, «пока в нестройный гул сольются голоса», радоваться возможности быть вместе.
А иногда бывает и так: исчезнет из поля зрения человек – и потеряется навсегда. А что тут удивительного? Жизнь ведь такая сложная, каждый управляется с нею как умеет, прямо как с парусами в бурю: то так, то этак – надо учитывать направление ветра и его силу.
Конечно, бывает, что жизнь разлучает друзей навсегда. А бывает, что не видишься с друзьями долго – у всех свои дела, заботы, – но ты знаешь, что они тут и помнят о тебе, и это тебя поддерживает, как забор или стенка.
С женщинами дружить опасно. Такое утверждение, может быть, слишком решительно. Постараюсь объяснить. Женщины – существа особого рода, женского, что известно всем. Но необходимо об этом помнить всегда и ждать неожиданностей. Надо быть готовой ко всему и не удивляться, если приятельница очень серьезно и конфиденциально сообщит вам «нечто» и добавит: «Я вас прошу, только никому ни слова». И вы действительно, помня ее просьбу, – никому ни слова. А вскоре выясняется, что всем все уже давно известно от нее самой.
Другой пример. Мой друг – ленинградка, умная, настоящая женщина – как-то рассказала мне об одном ее давнишнем приятеле, что он ей в чем-то вовремя помог. Он тоже ленинградец. Идем с ней раз по Москве и его встречаем. Я как можно любезнее здороваюсь. Идем дальше. Она спрашивает меня удивленно:
– Почему это ты с ним так приветлива? Тебе же он всегда не нравился! – Я объясняю, что она же меня убедила, что он славный человек. Она просто вне себя:
– Как это славный?! Это просто подлец!! – И рассказывает новую историю, где его образ меняется в корне.
Через какое-то длительное время, встретившись с ним (она снова была в Москве, и мы опять шли вместе), я в ответ на его поклон еле-еле киваю головой и прохожу мимо, не останавливаясь. Она смотрит на меня и спрашивает, недоумевая:
– Слушай, в чем дело? Почему ты так странно поздоровалась с ним?
Я отвечаю:
