Вера Лукницкая - Перед тобой земля
...Вьюк широк, цепляется. Я занялся перевьючкой, забрал часть вьюка себе. Мой стал тяжелее, но наша проходимость улучшилась. Веревок, ремней и прочего, чтоб был порядок, все никак не добиться!
Поднялись на террасу. Следы ям. Якуты роют, закрывают хворостом, чтоб провалился сохатый.
...Выехали к берегу и вдоль берега до вытекающей из Лепринды речушки, остановились. Сбросили вьюки. Оставили рабочего с двумя лошадьми, чтоб он поставил шалаш, пока будем в маршруте.
Путь через болото. Конь, едва отошли, завалился и не хотел вставать, дрожа и боясь. Зеленые круглые лунки оказались "дырами", и я дева выбрался оттуда. Думали, что на вершине гольцов придется продираться сквозь чащу, но я неожиданно выехал на тропинку. Двинулся ею, она повела куда надо, к водоразделу.
В тайге очень трудно следить за тропинкой, не сбиться с нее. Она иногда почти исчезает, иногда разветвляется, и рукавчики ее пропадают в чаще. Нужен опытный глаз. Мой уже примерился, появилось чутье тропы - веду всех хорошо. Остановки для "щупанья" образцов и почвы.
Отлично выбрались на седловину. По вершинам деревьев - более зеленым можно узнать, где сосны, а сосны растут на песке, а песок - это терраса древней реки, - он-то нам и нужен. Поэтому с тропы надо съехать и подняться на угадываемую вершину. Съехали, поднимаемся: чаща - стена, попробовали проломиться. Не вышло. Объехали слева, взяли отметку, но это - не сосны и не песок, а коренные породы и лиственницы. И только я собрался назад - вижу, чуть ниже, в просвете - озеро, чудесное, небольшое, дикое, никем не замеченное, на карте не обозначенное. А дальше отсюда - вообще никакой топографической съемки не существует, и ни один геолог здесь не был! Съезжаю. Тишина, дикость и великолепное освещение.
Пробрался по топи к самому бережку, любуюсь. Озеро напоминает вправленную в оправу жемчужину. Кричит птица пронзительно и почти как человек. Соня и Лида тоже съехали.
...Осмотрели озеро, нанесли его на карту, назвали "Озером удачи"...
Едем. Красиво - лиственница густая, подрост елово-лиственничный. Шагах в 40 будто свист хлыстом раздался. Остановились, увидели, что лиственница трясется. Лошадь, дрожа в ужасе, глядела на кусты. Я соскочил с коня. У тонкого ствола мох помят, и на высоте моего лица кора подрана...
"А вы слышали звук, Павел Николаевич, когда мы были наверху?" - "Да, вроде грома". - "Я тоже так подумала сначала". - "Небо заволакивает, Сонечка". - "Это так, но то фырчал миша".
Лида боится мишки, но вида не показывает.
...Держимся бодро, но очень насторожены. Огромный валун гранита скатом. Останавливаемся, записываем.
Начался дождь. Кроме легкопромокаемого плаща, у меня нет ничего. У Лиды - ватник, но он для мягкости на седле, у Сони - тулуп. Едем под проливным дождем. Соня сбилась с тропы. Возвращаемся, ищем нашу. Не нашли. Выезжаю в сторону, нахожу иную, но правильную. Только часа через полтора спустились к Лепринде. А оттого, что мокры, что такой ливень, у меня - вдруг - отличное настроение, еду, пою; беречься от воды - бессмысленно, все - насквозь. Болото размокрилось совсем, с раздвигаемых деревьев - каскады воды. Необъятный мир, и в нем ни сантиметра сухого места, ничего, что не было бы напитано водою.
...Вот оно, озеро. Южный конец. Лужайка. Шалаш, и около него Д. Я. (местный наемный рабочий. - В. Л.)... Но что это за шалаш! Все льет, укрыться от дождя - невозможно. Д. Я., видимо, спал и только что, уже под дождем, начал строить его. Спешиваемся, что уж, надо работать...
Снял с себя рубаху, надеваю лидин набухший ватник - и бегом через болото, по колено в воде, к виднеющемуся в полукилометре становищу якутов, много чумов и нет людей. Становища нет, чумов - тоже. Это оказываются собранные ветви кустарника, прикрытые от ветра кусками стволов, таежной рухлядью. Чтоб согреться - ватник, как холодный компресс, - набираю огромную вязанку дров, пуда два, обматываю ее ремнем, тащу к шалашу, увязая в болоте. И становится жарко.
...Костер уже пылает широко, по экспедиционному опыту строю шалаш сам, по-настоящему, командирую женщин за березняком. Они тащат охапку за охапкой, дождь льет от края до края, шалаш растет, и хоть сухого места в нем нет, но сверху уже не льется. Мы в шалаше, жар костра и чайник вскипел...
...Небо от края до края в таком безнадежном покрове изрыгающих ливень туч, что кажется, жить нам в этом шалаше по крайней мере неделю. Мы голодны и жадно едим все, что есть, - мокрое, забрызганное болотом, но от этого ничуть не менее вкусное. И нам весело и хорошо, как-то по-особенному уютно, и устали мы здорово...
14.08.1939
...У таежных троп - свой язык для людей. Там, где разумный человек считает всего правильней ехать, - там и надо искать тропу. Она обязательно найдется. Впрочем, разумных решений может быть несколько. И надо тогда не смущаться: будет и несколько троп. Поэтому всякий логично рассуждающий человек обязательно выедет на тропу, поняв, для чего она и куда ведет - к заготовкам ли дров, к пастбищу ли, к населенному пункту, к перевалу...
День ото дня чувствую, что законы троп начинаю постигать все глубже...
Решил - по следам и свежему помету оленей - подняться на бугор. Наехали на якутский стан. Олени - 22 штуки. Среди ветвей, вокруг двух костров, из медленно и дымно тлеющего дерна, поставлены конусы из палок, чтоб олени не коснулись огня. С другой стороны на лужайке - бревенчатый хлев для молодых оленей - "стая", пол из круглых бревнышек, чистый. Дальше - тоже бревенчатый - дом якута.
Дрова, напиленные и аккуратно сложенные, оленье оголовье, висящее на веревке и прикрытое от дождя корьем. Загон для оленей. Сани, прислоненные к "стае"... Людей нет. Фотографирую живую "рощу" оленьих рогов.
Появляется якут, в штанах, рубахе, сыромятной обуви. Прежде всего глядит на наших коней, затем на нас. Здороваемся за руку. По-русски говорит неважно, многие слова непонятны - коверкает. Вежлив, спокоен. Он живет здесь с товарищем, но товарищ ушел на прииск Хомолхо за продуктами, по пути будет мыть золото.
Бабы родился в Кропоткинском, всю жизнь провел в здешнем районе. Несколько лет жил на Лепринде. Работал на прииске, возил дрова. Когда купил трех оленей (стоят дорого - 600 руб. пара, но раз нужно, платил дорого), стал ездить на Хомолхо за хлебом, спичками, продуктами - 25 км отсюда.
Дом без запора, только гвоздик повернут... Внутри чистый стол, скамья, нары, одеяло, окна - застекленные. Печка-"буржуйка", ружье на стене. Полка, фаянсовая посуда, тарелки, сахарница с сахаром. Спички, деревянная табакерка, маслобойка, ремни... По саням влез на чердак дома. Там медвежьи лапы с когтями, мешок с шерстью, куски оленьих шкур, оленьи рога, сети, железные полозы для саней...
16.08.1939
...Горелый голец. По гольцу вниз, к седловине. Там вижу озеро. Озеро большое, с полкилометра длиной, метров 200 - шириной. На карте этого озера нет, никто его не знает, никто не слышал о нем, и для нас всех оно - полная неожиданность. Как прозевали его топографы? (Карта составлялась 40 лет назад.) Впрочем, его видно только с вершин гольцов. Оно в седловине и спрятано тайгою. Спуск к озеру пешком, у озера обнажения. Подъем по другую сторону озера, на голец. Лог, чаща, граница леса и кустарника. Выбираю подъем. Малина. Красная и черная смородина. Из озера - ручей, это один из шести отвержков левой ветви Кадали. Спуск лесом. Остаток сруба. Прииск или дровозаготовки? Что-то было... даже следы дороги.
17.08.1939
Встали, как всегда, рано. Быстро собрались. Пасмурно. Дождь вчера прошел стороной, ждем его сегодня. Вышли в восемь втроем. Ехали по широкой открытой долине, до первого гольца, где Кадали составляется из двух ветвей, выше делящихся еще. Здесь - ветхий, проваленный дом, низкий, в полроста, бревенчатый, крытый землей, заросший травою. Рядом - могила, любовно и искусно сделанная, крытая, как часовенка, крышей, с крестом. Внутри деревянная ограда, дощатый пол, на нем два деревянных ящика с железными крестами вместо натуральных камней. Могила безымянная...
...Подъем, горелый лес. Свежестиранная моя майка черна, все тело давно в мелких царапинах, все лицо и руки - в саже, едем, поднимаясь; кони почти не идут, они измучены и голодны - овса почти не даем. Получили только 100 кг в Мухинске, на все семь лошадей. Их животы от травы раздуты, они страшно отощали.
...На вершину гольца карабкаемся по горелому стланику, похожему на черных, страшных, огромных пауков. Какой-то африканский пейзаж.
Подъем все выше и выше, снова лог и чаща, к счастью горелые, и поэтому не путаемся. Превышение вершины, на которую мы поднимались раньше над лагерем, - на 900 метров.
К 2 часам дня - вершина.
Сильный, порывистый ветер. Тур с вышкой. Это 40 лет назад поставили, несомненно, топографы.
Горизонт круговой, необъятен, огромен, но видны только вершины, все, что ниже, отрезано круглой чашей нашей вершины. Видна долина Хомолхо седловина верховий Патома; выше нас одна только вершина, между Хомолхо и Кадали, с характерным утесом - шишкой. Вероятно, голец Высочайший. Там есть золото, но нет воды - не добыть. Наша топографическая и географическая карта здесь обрывается. Дальше карт не существует.
