Артемий Троицкий - Back in the USSR
Весной я нанес ответный визит в Киев, где пробуждающаяся рок-фракция решила начать сразу с международного фестиваля. Ничего более безалаберного по организации мне видеть не приходилось. Там я познакомился еще с двумя интересными украинскими составами — местной «Рабботой Хо» и харьковским «Утром», психоделической группой с отличным гитаристом. Еще одну замечательную команду из Харькова, «ГПД», я услышал спустя пару недель в Вильнюсе. По музыке и настроению они были похожи на «ДДТ». Но — болезненнее, правдивее, чище и без тени заигрывания с публикой. Если Шевчук бросал в зал эффектные фразы вроде:
Революция, ты научила нас
Верить в несправедливость добра, —
то Саша Чернецкий из «ГПД», будто отвечая ему, пел:
Не говори мне о революции —
Она умерла в двадцать четвертом...
И эта отчаянная простота убеждала больше.
Вообще, «Рок-форум-88» — так назывался новый литовский фестиваль, занявший место увядшей «Литуаники», — удался на славу. Несколько интересных западных групп, «Звуки Му», «Телевизор», «ВВ»... «Антис» показал жесткую программу: на смену галантной сатире и издевке под личиной безобидного китча пришел суровый политический памфлет. Первая песня называлась «Цыц, интеллигент!», и исполнял ее Альте Каушпедас не в обычном своем красном фраке, а завернувшись в армейскую плащ-палатку...
Из новых впечатлений. «Не ждали» — редкая русскоязычная группа из Таллина, давшая забавное театрализованное представление, пародирующее авангард и постмодерн; «ЧАИФ» — еще одна восходящая звезда свердловского рока, не очень вразумительная по музыке, но бесспорно милая и обаятельная команда «русского» направления. Запомнился их гимноподобный припев:
Это религия завтрашних дней:
Они будут толще, мы будем смелей!
«Они» — это как бы свиньи, а на самом деле известно кто... Так вот, «они» едва не сорвали очередной (я уже сбился со счета... кажется, шестой) ленинградский фестиваль. В день открытия люди в униформах объявили, что в легкоатлетическом манеже, где все должно было произойти, не соблюдены правила противопожарной без-опасности. Зал опечатали. Собралась толпа и не расходилась... Все пребывали в полной растерянности, пока случайно не подошел Борзыкин. Он и повел несколько тысяч недовольных рокеров на Смольный, к обкому партии. Милицейские пикеты не позволили всем зайти непосредственно к отцам города, однако небольшая делегация была допущена. Мы уселись на асфальт в лучах заходящего солнца и вскоре дождались ответа. «Завтра фестиваль начнется! — объявил Борзыкин в мегафон. — Всем можно расходиться».
Это была приятная маленькая победа, даже если сам фестиваль и не стоил такой манифестации. Это была лавина дебютов; много молодых групп, неплохих, но довольно одинаковых. «Дети», «Дурное влияние», «Опасные соседи», «Петля Нестерова», «Младшие братья» — все играли англофильский постпанк. «Народное ополчение», «Бригадный подряд», «Мат» и «600» играли просто панк. «Бриллианты от Неккермана» — фанк, «Время любить» — ритм-энд-блюз. Звон десятков сердитых гитар слился в один протяжный шум. Единственные, кто заметно выбился из общего ряда, — «Неформальное объединение молодежи». Еще одна вариация на тему неистощимого образа Мамонова. На этот раз герой — некий заскорузлый советский человек, полублаженный-полуидейный. Своего рода лысенковский мутант... Музыка решена в форме народных попевок и куплетов. Молодцы.
Еще большими молодцами оказались эстонцы. Рейн Ланг и его команда,отработав методику за десять лет тартуских фестивалей, организовали и провели нечто невиданное... Трехдневный фестиваль «Рок-саммер»: триста тысяч зрителей, группы из семи стран, в том числе «Паблик имидж», «Биг кантри» и Стив Хэкетт. Джон Лайдон стал объектом настоящего паломничества эстонских и русских панков. Они сфотографировались с Харди Болмером на обложку первого диска «Сингер Вингер»... Как мне показалось, бывший лидер «Секс пистолз» чувствовал себя не совсем уютно. «Я постоянно ощущаю давление, тревогу, — сообщил он мне с видом заправского параноика, — здесь слишком много людей в униформах». — «Ну-у, дорогой мой! — Я не мог удержаться от патетического возгласа. — Это ничто по сравнению с тем, что творится в Москве!»
В столице «легальный рок» по- прежнему считался источником повышенной опасности, и любое масштабное мероприятие наводнялось огромным количеством милиционеров в пропорции, я думаю, один страж порядка на три-пять человек публики. Во время достаточно скромного по размаху (порядка двадцати тысяч зрителей) советско-американского рок- фестиваля в Измайлове («Сантана», Джеймс Тэйлор, «Дуби бразерс»...) «людей в униформах» было стянуто к стадиону не менее десяти тысяч. Это оказалось едва ли не самым сильным впечатлением от миролюбивого мероприятия... Совсем недавно на концертах «Блэк саббат» в Москве была применена новинка: силы спецназа, в шлемах и при щитах, располагались непосредственно в зрительном зале.
Конечно, рок-фаны не ведут себя как паиньки, однако я убежден в том, что именно навязчивое присутствие ненавистной милиции в первую очередь провоцирует вспышки насилия. Однажды в Ленинграде чины из оцепления не пускали Костю Кинчева на собственный концерт, а жену его легонько избили. Лидер «Алисы» в отместку назвал их со сцены «гадами», после чего в местной прессе была развернута кампания по зачислению его в «фашиствующие молодчики»*.
* Кинчев подал в суд на газету «Смена» за клевету, и дело это, после долгих разбирательств, выиграл.
Это лишь один, самый скандальный эпизод, а «рядовые» стычки происходили сплошь и рядом. Увы, бунтарская стихия рока перекочевала из социальной и духовной сфер в область чистого рукоприкладства.
Не стал исключением из этого правила и большой концерт в Лужниках, посвященный памяти Саши Башлачева. То в зале, то за кулисами постоянно кого-то арестовывали и избивали; конферанс напоминал репортаж из театра боевых действий... Сам по себе концерт удался. Это была последняя попытка объединить разбредающиеся силы «русского рока» под сенью его новой иконы**.
** Стоило Башлачеву погибнуть, как о нем все заговорили... Многие стихи тут же были напечатаны, спустя год после смерти вышла пластинка.
Откликнулись многие — но не все. У одних «горели» международные проекты, у других — коммерческие гастроли, третьи просто устали от тусовки и пафоса. Что до публики, то ей было важнее присутствие «звезд», нежели судьба рок-идеи. Я помню, было очень грустно, когда под занавес концерта дали фонограмму песни Башлачева и тут же в зале раздался громкий свист: народ требовал продолжения программы Цоя... Того самого, который работал с Башлачевым в одной котельной.
Теперь Виктор Цой стал настоящим героем своего времени. Он снялся в двух неплохих «молодежных» фильмах, «АССА» и «Игла», где сыграл фактически самого себя: хмурого, немногословного, одетого во все черное... Это был настоящий триумф одинокого романтика, вечного бойца, уходящего в ночь из теплого дома. Новая кассета «Кино», «Группа крови», мало чем отличалась от предыдущих, но среди всеобщего распада она воспринималась как монолит, символ веры — и подростки молились на нее.
Мы хотели песен — не было слов.
Мы хотели спать — не было снов.
Мы носили траур — оркестр
играл туш...
...В наших глазах — звездная ночь.
В наших глазах — потерянный рай.
В наших глазах—закрытая дверь.
Что тебе нужно — выбирай...
Вряд ли нашелся бы молодой человек, который сказал бы: «Это не про меня». «Кино» оставалось едва ли не единственной группой, у которой бешеная популярность нисколько не замутнила изначальную чистоту образа. И тем не менее...
Тот, кто в пятнадцать лет убежал
из дома.
Вряд ли поймет того, кто учился
в спецшколе.
Сам Цой убегал из дома, и, слава богу, жизнь его не слишком обтесала. Однако будь у него сейчас ребенок шести лет, он учился бы в спецшколе. Такова реальность. И ничем иным, как реакцией на новый рок-истеблишмент вкупе с общей болезненной ситуацией, нельзя объяснить неожиданный и запоздалый бум панка. Свирепые ребята, обогащенные фундаментальным знанием трех аккордов, возникли одновременно повсюду. «YМКЕ», «Великие Луки», «За Родину!» — в Прибалтике; «Порт-Артур», «Женская болезнь»*,
* Кстати» группа в самом деле состоит из барышень. Поистине радостным сдвигом в нашем роке стала его постепенная «феминизация»; здесь можно упомянуть еще «Ситуацию» (Ленинград) и «Еву» (Свердловск) плюс парочку смешанных групп «хэви» — «Маркизу» и «Примадонну».
«Матросская тишина», «Тупые» — в Москве; «Братья Гадюкины», «Шо», «Дети на травэ» — на Украине, и так далее, вплоть до Владивостока. Эпицентром панк-взрыва оказалась несытая холодная Сибирь. Новосибирские «БОМЖ» и «Путти», тюменская «Инструкция по выживанию», омская «Гражданская оборона» явили доподлинные в своей искренности и ущербности образцы советского панка. Совершенно одинаковые по музыке (все вышли из первого альбома «Пистолз»), в «программном» отношении они делились на две фракции: весело-издевательскую и мрачно-кликушескую. Кто-то пел «Я люблю Сергеича», кто-то — «Мы пациенты доктора Менгеле», однако и те и другие не имели никакого успеха за пределами узкого круга посвященных. Такая же судьба была уготована довольно многочисленным экспериментальным группам («Новые композиторы», «Вежливый отказ», «Ночной проспект», «Новый художественный ансамбль», «Зга», «Микрохирургия», «Стерео-зольдат» и другие), исповедующим концептуализм, постиндустриализм и прочие «измы» современного авангарда.
