Елена Грицак - Эльзас и Страсбург
В пору позднего Средневековья жилые апартаменты переместились в более комфортабельный дворец, который, как в Высоком Кёнигсбурге, примыкал к донжону и соединялся с ним специальным входом. Такое устройство в случае опасности позволяло хозяевам быстро перебраться в главную башню. Еще одно ее назначение – сторожевая вышка – требовало соответствующей высоты. Караульные дежурили на самом верху, находясь или на платформе за бруствером с зубцами, или в крытом помещении. В германском климате нельзя было обойтись без крыши, однако особая конструкция позволяла сбросить ее в нужный момент затем, чтобы на освободившемся месте установить катапульту либо другое метательное орудие. Донжон Высокого Кёнигсбурга – сооружение не самое высокое среди себе подобных, но выглядит вполне достойно. С появлением огнестрельного оружия его стратегическая роль была утрачена и на смену башне жилой пришла орудийная, более надежная и современная.
Всякой средневековой крепости надлежало обеспечивать защиту от врага и только потом создавать условия для жизни обитателей королевского двора или, как в Высоком Кёнигсбурге, знатной семьи. Герцог Швабский, придерживаясь традиций, строил прежде всего крепость и потому не слишком заботился о престиже и удобстве при ее посещении, особенно незваными гостями. Строителям не пришлось искать место для карьера, ведь камень добывался прямо из скалы, которая, давая строительный материал, постепенно изменяла свои очертания, становилась более отвесной и ровной, а значит, неудобной для штурма. Мелкие куски породы пригодились при устройстве выступов, сообщивших стенам еще большую прочность.
Высокий Кёнигсбург. Сторожевая башня со стрелковой галереей позади
Главный вход открывал путь к одной из башен, а она, в свою очередь, выходила на нижний, доступный для всех хозяйственный двор. Сюда выходили двери мастерских и комнат прислуги. Тут работали кузнец и мельник, странники могли отдохнуть на постоялом дворе, покормиться за хозяйский счет, послушать бродячих музыкантов. Здесь же находились конюшня, свинарник и прочие помещения для скота. Забота обо всем, что было необходимо для жизни, лежала на плечах самих обитателей замка. При осаде этот двор, в котором могли поместиться жители всей округи, служил убежищем. В мирное время он был открыт для заезжих торговцев и крестьян из соседней деревни Оршвиллер, предлагавших господину кое-что из собственных запасов. В нем постоянно толпился замковый люд, сновали слуги, разгоняя кур, гусей и поросят, которым не хотелось сидеть в загонах.
Подняться по лестнице с высокими ступенями и пройти далее через подъемный мост, ворота со львами, сквозь череду различных дверей разрешалось далеко не всем. Если герцог позволял, охрана пропускала гостя в господскую часть замка, в главный двор с глубоким (62 м) колодцем, кстати, единственным в замке источником чистой воды. В следующем, внутреннем дворе имелся просторный погреб, где хранились овощи, зерно и другие продукты – отрезанный от мира во время осады, замок должен был обеспечивать себя самостоятельно. Между погребом и кухней находился 4-метровой глубины резервуар для сбора дождевой воды, которой поили господских лошадей, заодно используя ее для стирки, уборки и купания. Во дворец можно было попасть через проход во внутреннем дворе. Это не очень красивое, по современным меркам, зато прочное здание включало в себя покои герцогской семьи, несколько приемных и спален для гостей, коими нередко были трубадуры.
Окситанское слово trobador обозначает «изобретатель», или «тот, кто стремится к новому». Сегодня так могли бы назвать композитора, который вправе выбирать, петь ли ему самому или нанять для этого не слишком достойного дела исполнителя, или по-средневековому – жонглера.
Поэтическое состязание в честь прекрасной дамы
В сознании наших современников трубадуры ассоциируются с красивой песней, исполняемой в честь прекрасной дамы, одетой в платье с длинным шлейфом и остроконечный колпак. Средневековые иллюстраторы дополняют подобное представление слащавой картинкой, где певцы в узких штанах и длинноносых туфлях бродят по богато убранным залам с высокими потолками, шелковой драпировкой, витражами, гобеленами и окнами характерной стрельчатой формы. В действительности, появившись в XII веке, уже через столетие трубадуры как явление перестали существовать, не узнав о том, что такое готика. Колпаки, штаны-чулки, как и роскошные интерьеры, появились позже, но к тому времени о куртуазной культуре и ее создателях остались только воспоминания.
Их слушателями были владельцы высотных твердынь. Им приходилось выступать в мрачных тесных залах, при коптящих сальных свечах, стоя на каменном полу, в лучшем случае устланном соломой. Они носили не шелковое платье, а балахоны из грубого полотна, во время трапезы пользовались не серебром, а деревянными ложками и глиняными горшками, лишь мечтая о замковых пирах, где, впрочем, те же продукты подавались в такой же посуде, только в больших количествах. Иногда трубадуры распевали свои кансоны (от прованс. canso – «песня») в тавернах и крестьянских домах, заглушая музыкой урчание голодного желудка:
Мне б уйму марок звонким серебром,
Да и червонцев, столько ж – не беда,
Амбары бы с пшеницей и овсом,
Коров, баранов и быков стада.
В день – по сто ливров, чтобы жить широко,
Да замок бы, воздвигнутый высоко…
Одна помеха грезам вопреки,
Доходишки мои невелики…
Заветной целью каждого певца был двор сеньора – единственный источник достатка и духовного удовлетворения. Власть средневекового аристократа трудно сравнить даже с королевской. В отличие от монарха он мог распоряжаться имуществом и жизнью своих людей. От него зависели судьбы не только домочадцев (жены, детей, близких и дальних родственников, слуг), но и знатных подданных, имевших свои замки и, согласно законам гостеприимства, вынужденных принимать сеньора и его свиту в любое время, не рассчитывая на оговоренный срок. Имея много вассалов, сеньор мог вести кочевую жизнь, разъезжая по чужим домам хоть до самой смерти, как однажды случилось с бароном Рожером Каркассонским.
Немаловажной составляющей замковой жизни являлись суды. Прежде чем принять какое-либо решение, хозяин созывал на совет родичей и рыцарей, давших ему клятву верности. Такой суд мог одобрить или запретить свадьбу, пострижение в монахи, войну против «вредного» соседа или захват владений одинокой соседки. Судебные заседания плавно перетекали в торжества, и тогда на сцену выступали трубадуры. Пышные многодневные праздники были не просто забавой, они повышали престиж дома, особенно если в них принимали участие знаменитые исполнители.
В средневековой песенной культуре сложился портрет идеального сеньора, которому полагалось иметь большой двор и быть прежде всего щедрым, а уже потом мудрым, веселым, любезным и юным. Последнее качество во многом повторяло первое, поскольку юным (независимо от возраста) считали того, кто «не дорожит ни жизнью своей, ни добром, кто расточительствует в честь гостя и делает дорогие подарки, кто всегда готов сражаться на поле брани, в поединках, на турнирах. Будет юн тот, кому нравится ухаживать за дамами… Пусть не завидует он богатству старости, ибо с богатством юности он сможет достичь, чего пожелает» (Бертран де Борн, конец XII века).
Считалось, что при дворе хорошего сеньора должна царить радость. Он не мог заслужить похвалы, если под сводами его замка не звучали музыка, пение, смех и одобрительные возгласы, поощряющие словесные поединки между трубадурами, их слушателями и соперниками. Любому из придворных, невзирая на пол и возраст, разрешалось вступить с поэтом в словесную баталию, вызвав тем уважение к себе и обществу, к которому он относился. Для того чтобы завоевать славу искусного певца, трубадуры бросали вызов, складывая тенсоны (от франц. tensos – «диспут на заданную тему») или предлагая партимен (франц. partimen – «спор с заданными позициями участников»).
Куртуазный треугольник: трубадур, прекрасная дама и щедрый господин
Во времена трубадуров летняя жизнь в замке проходила в чередовании воинских походов и праздников. И то и другое сопровождалось отношениями, которые тогда называли куртуазной любовью (франц. fin,amor). Имея мало общего с любовью в привычном понимании этого слова, это чувство не покушалось на супружескую мораль и не требовало плотской верности. Оно скорее напоминало службу, где роль сеньора играла прекрасная дама, а ее вассалом был трубадур или рыцарь, зачастую владевший пером не хуже, чем мечом. Объектом куртуазного поклонения чаще всего служила знатная замужняя женщина:
Она добра и дух ее высок,
Я не видал прекраснее созданья,
И прочих донн блистательный кружок
С ней выдержать не в силах состязанья.
Она умна не меньше, чем пригожа,
Но не поймет меня по вздохам все же…
Изредка чести быть возлюбленной поэта удостаивались и простолюдинки, хотя в этом случае ими были скромные юные девы, а не те, которые жестоко высмеивались в тех же куртуазных стихах:
