Казимир Малевич - Том 5. Произведения разных лет
Книге отдаю степень первую, вижу в ней нечто такое, что меня сделало сознательным, и книга для меня является главною, будучи внешнею. А если бы я заглянул в себя и через себя соединился с Миром, какие чудеса увидел <бы> в себе, <чудеса> всего Мира Миров. Какие бесконечные пути открылись <бы> передо мною, и все видимые звезды и Млечный Путь оказались бы ближайшими <по> расстояни<ю> ко мне, нежели пути, лежащие в моем черепе9. Буду ли на какой-либо звезде очень отдаленной, я совершил бы только небольшую частицу пути, помещающегося в моем сознании. Я могу изведать все планеты и звезды в отдалении, но сам в себе как ближайшем месте не смогу <себя> изведать и быть.
Зачастую в человеке бывает погоня за блестящей звездою и совершение огромного путешествия; <мы,> забывая <о> сво<ем> существ<е> беско-нечно<ом>, за блестящими звездами гонимся, но не сможем войти, включить себя в природоестество свое, чтобы через не<го> видеть ее <природы> системы вращения, стихийный ее театр, и сблизить все в своем естестве.
Перед моим окном стоит стена, видн<ы> кусочек неба и крыша дома, кое-когда пролетит птица. Стена мешает мне видеть Мир, но на самом деле — мешает ли она, когда я смотрю в себя и вижу больше простора и интересных явлений, нежели бы увидел по-за стеною<?>
Никогда не нужно думать, что для того, чтобы постигнуть то-то, необходимо учить то-то, что нужно купить себе книг таких-то и таких-то, и тогда я стану мудр<ым> и знающи<м>. Думая так, я забываю, что я сам — мудрейшая книга и что все книги вышли из меня, вышли из природы естества развития, во мне вся мудрость всего уже вложены прежде, нежели разберусь в растении, но только нужно разглядеть себя, ибо от этого разглядения зависит и мое дальнейшее действо и отличие от другого вида, отсюда и то, что называем умом. Я забываю, что мысль моя (природы) всегда грамотна, несмотря на то, что не имеет ни букв, ни цифр, <несмотря на то, что я> никогда не учился; забываю про то, что <, поскольку> могу творить и строить творческие формы в определенное организованное тело, <то> я смогу <в>стать в ту творческую мировую систему природы и делать так же, как она.
Но вот, к великому моему ужасу, будучи причиною всех книг науки, сам в себе не вижу причин — пока не прочту о них в книге разума. И опять в книге разума будет изложено все то, что и как произошло во мне, будет указано уже совершившееся действо (это напишет тот, кто увидел в человеке то, что он сам в себе не мог видеть). Так разум разбирается в факте, но как он бессилен разобраться в силуэтах будущего, как он заволнуется и выставит все свои формулы против того, что через стихийное природоестество подсознательное прочертит границы нового бытия, и <как он> постарается всеми силами отвлечь и удержать факты, произошедшие вчера<!> Это происходит потому, что в предначертаниях или уже новоявленных совершенствах скрыты <от> него те коридоры, по которым произошло действо, скрыты <от> него в новоявленном факте те полки книг, на основании чего природоестество совершило творческий факт. Тут совместно с гонением начинается исследование факта, ищется тропинка или двери, через которые возможно пройти в дом факта и получить книгу его тайн или описать его формообразование и словом, и цифрою, и химическим разложением. Приходится произвести пустое действо уже великолепно сложивш<ихся> через свое существо и естество всех химических взаимосложений и тяготений, вызвавших определенный организм. Разум стремится, чтобы каждому новорожденному миру, каждому явлению прицепить ярлык-метрику в несколько томов описания о его роде, происхождении и назначении. Назначение каждого факта — одна из главных причин <пустого действа,> оправдывающего свое право на существование, это — паспорт благонадежности <, свидетельствующий об явлении> как о полезном члене, <это —> закон, на чем базироваться должна вся постройка каждого творческого явления, <его> смысл.
Прежде всего, без смысла ничего не должно существовать — так рассуждает разумное человечество в противовес глупому. Но, может быть, к несмыслу природы моего естества прилипает разума смысл, приспособляющийся к каждому факту несмысла (к глупому) каждый шаг смысла своего небольшого чемодана целесообразности и благонадежности вещи. Так разум в комнате несмысла стремится установить библиотеки книг смысла.
В каждой книжке расписан каждый шаг явления природоестества как смыслово-логическое действо. Но что же <могут значить> библиотеки его крошечной литературы, ясной и понятной описи явлений, перед стихийностью безкнижия творений, Мировым действом<?> И опять вижу Разум сидящи<м> на шаре огромного творческо-стихийного творения <и> записывающим путь работы — весь ход движения театра <природы>, совершающегося через неученость своего естества. Сидит и пропускает элементы в вещи смысла.
Разум покрывает черепом природоестество; назвав всякое явление подсознательным, <считает,> что <оно> должно вступить в контроль разума и получить осознанность, и человек, ослепляясь ясности и выводу, забывает о своем подсознательном как о<б> единственном существе-путнике жизни. Разум образовал собою пробку в человеке, в котором содержатся таинства творений. Все таинство стало малым, а большим — Разум в глазах человека. Путь смысла и логики уводит человека…10
…победить ее<, природу>11. Победить не можем, да и не нужно, нужно разыскать в ней силы, которые дали бы нам возможность скорейше<го> дости-жени<я> равенствам утерянного> благодаря тому, что мы вышли из орбиты природоестественного развития; став отдельно, нам приходится бороться со стихией и войнами между человеками, — перенеся же сознание в природу своего бытия как единого начала, достигнем единства действия Мира с Миром12.
Этой попыткой брошенный в каждую планету разум и ставит себе задачу и цель достигнуть единения, соприкосновения с соседними Мирами; как будто получилось, что природа нарочно разбила все Миры на отдельные единицы, устроив всевозможную преграду к их взаимному сближению. Но тяготение взаимное осталось в каждом, т. е. остались крупицы существа, тяготение и есть {единение} существа; <каждый> стремится к своему единству, и путь к единству один — распыление, а распыление не что иное, как собрание частиц элементов единого начала и действа.
Но как же распыление совершается и кто его распыляет вначале<?> До человека распыление шло самоприродой, шли — рождались живые организмы, <из них> заключили одни свой период и и дальше стали вымирать, но не размножаться. Наступила эпоха человека, вооруженного природоестеством и разумом, и дальнейшее развитие земного сложнения начало совершаться через него. Разум вступил в область изобретений исполнителем задач к достижению цели, он изобрел цель, то, чего нет в существе, и дальнейшее распыление землесложения приняло новый вид построения, началась новая эпоха механизма технического совершенства, все оно развивается потому, что возникает определенная требующая много выполнения заданий через технику. Техникою руководит разум, и возникают через него цели — путь к котор<ым> усыпается заданиями. Каждая цель — освобождение многих материалов из заключения земного черепа, выход их из своего бытия в новое. Но и поверхность земного шара тоже не дает свободы, земной шар — тюрьма, заключение в огороженн<ом> воздушным забором <шаре>; освобожденные из земли организмы вместе с человеком находятся в этом странном заключении шара. Вселенная стихия природы как-то жестоко поступила, распылившись Мирами, как будто сама себя разделила в безднах пространства и оградила такими преградами, что до сих пор человек не может соединиться с соседними планетами, на которых живет единое со мной существо. Она раз навсегда установила механизм — установила систему, но эта система катастрофическая, система, приведени<е> котор<ой> в порядок требует много усилий [<система, из> которой выйти невозможно, представив медлительность и трудность проникновения в существующие силы].
Интуиция и разум*
Интуиция — сила, возникшая во вселенском хаосе событий, движущаяся к чрезвычайной стройности, — и раскрепощенная слитность тел в разбросанной вселенской бесконечности.
Интуиция — молодой разум; прежде был разум тот, который поныне остается в Человеке, уводя его организм по пути старой логики харчевого экономического дела и удобства. Все миры возникли в этом разуме и продолжают свой удобноваримыи путь.
Но вслед за ним или в нем самом возникла интуиция — стремление к иной логике и порядку в самой основе ее движения — разделение прежней слитности вещей, для освобождения энергийной силы каждой; и в то же время — энергийная сила вводится для нового единства, не сливаясь друг с другом, но усиливая экономичность сил в преодолении бесконечного.
