Ираклий Андроников - К музыке
«Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы и сидит черт знает на чем; а привстал да замахнулся да затянул песню — кони вихрем, спицы в колесах смещались в один гладкий круг, только дрогнула дорога да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход! И вот она понеслась, понеслась!.. Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?..»
Эти строки несомненно самое великое изображение русской тройки, изображение, ставшее символом. Это и русская тройка. И это уже Россия, мимо которой летит «всё что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
И вдруг стало ясно, что это сверхгениальное гоголевское создание связано с русской народной поэзией — с песнями о тройках и ямщиках, поющих удалые и заунывные песни.
И еще одно стало ясно, что в великую русскую поэзию ввел эту тему Пушкин:
По дороге зимней скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.
Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика;
То разгулье удалое,
То сердечная тоска…
«Зимняя дорога» Пушкина впервые напечатана в 1826 году в журнале «Московский вестник». В 1831 году вышли ноты с картинкой, изображающей русскую тройку— «„Зимняя дорога“, музыка А. Алябьева». А четыре года спустя песня эта стала настолько известной, что пушкинский текст уже включен в «Песенник» Ивана Гурьянова — верный знак, что в начале 1830-х годов мотив ее был уже у всех на слуху.
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печальный свет она…
Еще более знаменита «Тройка», облетевшая всю Россию, — создание поэта-декабриста Федора Глинки:
Вот мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой,
И колокольчик, дар Валдая
Гудёт уныло под дугой.
Ямщик лихой — он встал с полночи —
Ему сгрустнулося в тиши:
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы души.
«Вы очи, очи голубые,
Вы сокрушили молодца:
Зачем, о люди, люди злые!
Вы их разрознили сердца?
Теперь я горький сиротина!»
И вдруг махнул по всем по трем,
И тройкой тешился детина —
И заливался соловьем.
Вначале этот текст составлял часть другого стихотворения Федора Глинки, напечатанного в 1825 году в газете «Северная пчела».
Семь лет спустя оно было напечатано снова — в «Русском альманахе на 1832–1833 год», с заглавием «Тройка» и с примечанием от редакции:
«Сия песня, сделавшаяся народной, в первоначальном своем виде составляла часть стихотворения Ф. Н. Глинки „Сон русского на чужбине“. Она не бцла напечатана особо, и оттого ее пели с разными изменениями. Здесь помещается она по желанию самого сочинителя так точно, как вышла из-под изящного пера его».
Но кто же сочинил музыку на текст Федора Глинки?
Не торопите вашего собеседника, даже в том случае, если он музыкант. Дайте подумать. Большинство вам ответит: «песня народная». Иные прибавят — «она называется не „Тройка“, а „Колокольчик“». И редкие назовут композитора Алексея Николаевича Верстовского — знаменитейшего в ту пору автора опер «Пан Твардовский», «Аскольдова могила», «Громобой»… Песню на слова Глинки он написал в 1828 году. За три года она стала народной.
Не один Верстовский положил на музыку слова Федора Глинки. Есть на эти слова музыка Ивана Рупина, написанная в 1831 году. И Александра Дюбюка. Есть и еще одна песня на эти стихи Ф. Н. Глинки. На нотах ее значится: «„Колокольчик“. Музыка графа М. Ю. Виельгорского, слова А. Пушкина». Очевидно имя поэта-декабриста Федора Глинки не устраивало цензуру или издателя.
В 1834 году в петербургском альманахе «Новоселье» как бы в ответ на «Тройку» Федора Глинки, появилась другая знаменитая «Тройка», которая так даже и была озаглавлена «Еще тройка». Это стихотворение начинается словами:
Тройка мчится, тройка скачет,
Вьется пыль из-под копыт;
Колокольчик звонко плачет
И хохочет, и визжит.
По дороге голосисто
Раздается яркий звон;
То вдали он брякнет чисто,
То застонет глухо он…
Эту написал друг Пушкина, очень известный в ту пору поэт Петр Андреевич Вяземский.
С того времени «тройки» стали появляться одна за другой. А о том, кто написал музыку этой песни, скажем немного позже.
В 1837 году третьестепенный петербургский стихотворец Константин Бахтурин, имевший потом отношение к возникновению либретто будущей оперы Михаила Ивановича Глинки «Руслан и Людмйла», выпустил сборник стихов, в котором напечатал «Песню ямщика».
Аль опять не видать
Прежней красной доли?
Я душой сам не свой,
Сохну, как в неволе.
А бывал я удал:
С ухарскою тройкой
Понесусь и зальюсь
Песенкою бойкой.
Не кнутом Поведем
Только рукавицей
И по пням,
По холмам
Мчат лошадки птицей…
Дальше говорится, как молодец попевал да гулял и догулялся — день и ночь страдает по своей «лапушке».
Эту «Песню» в 1840 году положил на музыку славный романсист Александр Львович Гурилев. Есть на эти слова и другая, — которую сочинил Николай Алексеевич Титов.
В 1839 году в Москве, в типографии Августа Семена (а не Семёна) вышел «Альманах на 1840 год Н. Анордиста».
В этом альманахе напечатаны четыре стихотворения под общим заглавием «Тройки переделанные, четыре». В них варьируются строки Пушкина, Федора Глинки и Вяземского — тут и тройка «борзых коней», и ямщик, и песня о любимой, и парафразы «очи девицы-души», и «Зачем, зачем, о люди злые, Вы наш нарушили покой»…
Первая из этих троек стала распространенной песней, которая живет до сих пор.
У Анордиста стихотворение начинается так:
Гремит звонок и тройка мчится…
Но эту начальную строфу народ отбросил, и песня начинается со второй:
Вот на пути село большое,—
Туда ямщик мой поглядел;
Его забилось ретивое,
И потихоньку он запел:
«Твоя краса меня прельстила,—
Теперь мне целый свет постыл;
Зачем, зачем приворожила,
Коль я душе твоей не мил!»
В этой песне ямщик предчувствует свою скорую смерть, говорит, что о нем «сгрустятся лошадушки», мечтает, чтоб «девица молодая» пришла на его «могилку»:
Уж, говорят, его не стало,
Девица бедная в тоске,
Она безвременно увяла,
Грустя по бедном ямщике.
Из текста неясно, почему девица, которая ямщика не любила, безвременно увядает в тоске по нем. И понятно, что в народно-песенном варианте эта строфа тоже отброшена.
Литературный источник песни в продолжение долгого времени был неизвестен. Его установил уже в наше время замечательный знаток русской поэзии и народнопоэтического творчества Иван Никанорович Розанов. Но разгадать секрет фамилии Анордист не смог. По его мнению весь альманах — в нем более трехсот страниц — заключает в себе сочинения одного автора. Видимо, так и есть. И, вернее всего, что Н. Анордист — псевдоним. Однако составитель великолепного библиографического труда «Русская поэзия в отечественной музыке» Г. К. Иванов указывает, что Анордиста звали Иваном. Это извлечено им из нот. Но каким образом Н. Анордист стал Иваном, покуда не установлено.
К числу популярнейших «Троек» относится та, которую исполняла в своих концертах Надежда Андреевна Обухова:
Пыль столбом крутится, вьется
По дороге средь полей.
Вихрем мчится и несется
Тройка борзая коней…
В следующих строках «разгульный» ямщик запевает русскую песню и «заливается соловьем» под «заливной звон колокольчика». И хоть песня его удалая, громкая, с присвистом, умолкнув вдали, она рождает в душе поэта тревожное и тоскливое чувство. Слова этой песни сочинил ныне никому не известный, а в прошлом веке весьма плодовитый стихотворец Василий Чуевский. Что же касается музыки, то ее написал П. П. Булахов. Песню «Вот на пути село большое» на слова Анордиста написал тоже П. П. Булахов. И песню на слова Вяземского — «Тройка мчится, тройка скачет» — тоже П. П. Булахов.
Позвольте! Как понимать? П. П. Булахов — автор трех «Троек»?
Нет! Тут надо вспомнить, что Булаховых в истории русской музыки было трое. И у всех троих имя начинается с буквы П.
Старший Булахов — Петр Александрович, знаменитый в 20—30-е годы прошлого века московский певец, обладатель тенора необыкновенной мягкости и красоты, был не только оперным певцом, но и сочинителем музыки.
У него было двое сыновей — Петр Петрович и Павел Петрович. Павел тоже обладал тенором и в 1850—1860-х годах славился как великолепный оперный певец и при этом тоже сочинял романсы и песни. Но самым из них выдающимся был старший сын Петра Александровича — Петр Петрович, обладавший не только тенором, но и замечательным композиторским дарованием. Ему-то, более, чем брату и чем отцу суждено было прославить эту талантливую семью.
