Елена Грицак - Парки и дворцы Берлина и Потсдама
Сегодня в Римских купальнях проводятся выставки, посвященные местному ландшафту. Считается, что чарующая красота парков Сан-Суси достойна кисти живописца или хотя бы внимания хорошего фотографа. С аркады открывается превосходный вид на Шарлоттенхоф и колонну с бронзовой статуей Германии, установленной на ближайшем острове. Отсюда видна тенистая дорожка, ведущая к молочной ферме и фазаннику, где некогда содержались домашние и экзотические птицы, по приказу короля доставленные из дальних стран и различных районов Пруссии.
Облик законченной к 1860 году Оранжереи, приближаясь к образцам искусства Рима и Флоренции, является материальным воплощением тоски короля по Италии. Конструкцию здания с двумя башнями, как и отделку фасадов, разрабатывал сам король, тогда как архитекторы, руководствуясь набросками Фридриха-Вильгельма IV, выполняли преимущественно технические работы. В отчетах авторами Оранжереи называются ученики Шинкеля, молодые зодчие Хессе и Штюлер, а поводом к созданию – подобающее оформление Триумфальной аллеи.
Огромные окна двух 100-метровых залов пропускали свет, достаточный для тропических растений, которые здесь не росли постоянно, а лишь сохранялись в холодное время года. Архитектурный ансамбль завершали боковые флигели с воротами, украшенными полукруглой аркой.
Среди многочисленных комнат центрального корпуса имелись покои для гостей. Самые роскошные из них в свое время занимала чета Романовых – император Николай I со своей супругой, сестрой королевы, которая здесь была просто Шарлоттой. Апартаменты царя состояли из комнаты с убранством цвета слоновой кости, гостиной в стиле буль и зеленой спальни. Для двух комнат царицы приобретались вещи лазурных и малахитовых оттенков. В целом отделка интерьеров Оранжереи оставляет впечатление того, что декораторы, вдохновляясь искусством эпохи регенства и рококо, не сумели постичь суть старинных стилей.
Примерно с 1814 года у владельцев Сан-Суси возникла мысль использовать Оранжерею в качестве художественного музея. Вскоре после разгрома наполеоновской армии в Париже состоялась выставка полотен, привезенных французами из покоренных стран. Светское общество изумило богатство итальянской части экспозиции, особенно картины Рафаэля, до того большей частью недоступные широкой публике из-за их размещения в Ватикане. Не имея возможности купить бесценную живопись, Фридрих-Вильгельм III отправил в Лувр группу художников для копирования всех приглянувшихся произведений.
Следующий кайзер, Фридрих-Вильгельм IV, значительно расширил собрание, тотчас выделив для картин отдельный зал в Оранжерее. Сегодня в зале Рафаэля представлено 47 копий с работ итальянских мастеров. За все время существования музея из нескольких обширных теплиц по прямому назначению использовалась лишь одна, с западной стороны здания. С недавнего времени в восточном зале располагается архив Потсдама.
К 1860 году строительные работы в Сан-Суси были полностью завершены. Вскоре после окончания Первой мировой войны королевские парки Германии перешли в собственность государства. Вновь пришедшей в упадок собственностью монархов управляло столичное ведомство, которое тогда возглавлял Эрнст Галль. По капризу этого господина из парка исчезли не просто отдельные строения, а целые ансамбли: директор приказал уничтожить цветник перед виноградником и верхнюю террасу перед дворцом, назвав их «наслоениями кайзеровской эпохи». После разгрома фашистов бывшими королевскими владениями управлял ученый, профессор берлинского университета Вилли Курт, и бережное отношение ко всему, что связано с прошлым, стало правилом, которое дирекция музейного комплекса с тех пор не нарушала.
Сегодняшний Сан-Суси – не только самый известный дворец Потсдама, но и национальная святыня. Грандиозный по размерам, неповторимый в своей изысканной красоте, он сохранился почти в прежнем виде и, в отличие от своих берлинских собратьев, мало пострадал от бомбардировок. После окончания войны здесь уже никто не жил, зато роскошные апартаменты мог увидеть любой желающий, ведь после реконструкции во дворце начал действовать музей. Огромный парк стал зоной отдыха, где люди получили возможность развлекаться так же изысканно, как в свое время это делали прусские короли.
Танки в Мраморном дворце
Несмотря на конкретное название, Мраморный дворец сложен из обоженного кирпича, и лишь некоторые его детали, например пилястры, обрамление оконных рам и сероватые полосы на фасаде, выполнены из благородного камня, причем не привозного, а германского, добытого в карьерах Силезии. Мысль о возведении второго дворца в Потсдаме высказал Фридрих-Вильгельм II, однако работы оказались не столь простыми, как представлялось в планах и, начатые в 1787 году, с большим трудом были закончены через полвека, уже после смерти императора.
В относительно спокойный промежуток времени между окончанием Семилетней войны и вторжением Наполеона небольшие германские города почти не затрагивало влияние внешнего мира. К Потсдаму это утверждение можно применить с оговоркой, ведь его население, хотя и истинные немцы – покорные, сплоченные, отвергавшие чуждые веяния, невольно перенимало берлинский космополитизм. Пожалуй, нигде кроме Пруссии не употреблялось так часто и в таком возвышенном тоне понятие «немецкий» (нем. deutscher). «О, мой немецкий лес!» – восклицали поэты, причислявшие к национальным достоинствам песни, дома, собак, лошадей, девушек. Лучшим в мире считалось даже немецкое вино! Такие же хвалы звучали по поводу человеческих качеств: аккуратности, доблести, преданности, веселости. Своеобразный немецкий юмор обычно характеризовался как «непостижимая для других народов сладость духа, порожденная преодолением превратностей судьбы». Отдельные авторы отмечали не совсем позитивную суть немецкой веселости, именуя эту черту остроумием, которое не бодрит, а ранит, в то же время искупая тысячи грехов. Постоянно сталкиваясь с берлинцами на улицах, в казармах и особенно на строительстве дворцов, жители Потсдама не теряли своей провинциальности, подражая соседям разве что в грубых шутках. Город же, напротив, постепенно сравнивался с Берлином, обретая все больше и больше иностранных, прежде всего французских элементов.
Судя по документам, проект декоративного оформления Мраморного дворца на берегу озера Хайлигер создал живописец Бернгард Роде, а воплощению не совсем серьезных планов способствовали мастера Экштайн, Шуман, братья Волер. Исполненные ими барельефы над окнами верхнего этажа содержали тонкий юмор: показав такие взрослые занятия, как рыболовство, земледелие, садоводство и виноделие, художники сделали аллегорическими героями детей, вложив в их слабые ручки соответствующие орудия труда.
Незадолго до окончания строительства оказалось, что комнат во дворце хватает лишь для владельцев, поэтому прислугу решено было разместить в двух одноэтажных флигелях. Рядом с одним из них располагалась античного вида кухня, откуда повара проходили в главное здание по скрытой в земле галерее. Подобно многим парковым сооружениям, кухня Мраморного дворца имела вид, не отвечавший назначению. Архитектор Гонтард уподобил ее римскому храму Марса, сделав здание таким же низким, массивным, лишенным обычного для XVIII века множества окон.
Казалось, злой рок препятствовал завершению дворца. При отделке фасада не хватило мрамора и, видимо, не нашлось денег на его закупку. Недовольный долгой стройкой, думая о скорейшем ее завершении, король распорядился снести колоннаду в Козьем парке, чтобы употребить творение Кнобельсдорфа для оформления флигелей. Отдельные части, в частности уцелевшие колонны, мастера приспособили в качестве обрамления входа.
Тем не менее усилия Фридриха-Вильгельма II оказались напрасными, во всяком случае, для него самого. Мраморный дворец упрямо не поддавался строителям, и королю не довелось пожить в его прекрасных апартаментах. В последние месяцы жизни он наблюдал отделочные работы, такую же картину видел его преемник, а готовые интерьеры сумел оценить лишь Фридрих-Вильгельм IV. В 1845 году зодчие Перзиус и Хессе доложили о завершении отделки, стиль которой определяло местное искусство.
Планировка комнат главного корпуса предусматривала сложное освещение. Днем солнечные лучи струились из окон лестничного пролета, по традиции располагавшегося посреди здания. По вечерам слуги зажигали свечи на лестнице и в вестибюле – самом обширном помещении дворца. Ненамного меньшая площадь в проекте отводилась так называемому залу с гротами на первом этаже. Занимая практически весь нижний уровень дворца, он выходил окнами на озеро. На втором этаже находился музыкальный салон, а остальные, боковые комнаты служили спальнями и рабочими кабинетами.
Незадолго до торжественного открытия дворца местный художник Осовский преподнес королю свои работы, созданные по мотивам живописи Карла Вильгельма Кольбе. Изображенные на картинах сцены из «Песни о нибелунгах» как нельзя лучше гармонировали c классичностью главных залов, составляя неповторимую композицию с имевшимися в них пейзажами.
