Ада Сконечная - Русский Парнас
Не кто иной, как Виельгорский, рассказал Пушкину о странном сне майора Батурина, который воплотился затем в гениальном «Медном всаднике» — в грозном видении несчастного безумца.
Михаил Юрьевич крестил дочь Пушкина Наталью; он находился у постели умирающего поэта и вошел после смерти Пушкина в совет по опеке над его детьми и имуществом.
Среди близких друзей Виельгорского и К.Н. Батюшков, с которым они сблизились еще в юности, в годы пребывания в Риге. «...Воспомни, милый граф, счастливы времена, когда нас юношей увидела Двина», — обращался к нему поэт в одном из стихотворений.
Дружеские отношения связывали Михаила Юрьевича с Гоголем. Знаменитое письмо Гоголя о живописце А.А. Иванове было адресовано Виельгорскому. Известно, что на руках у Гоголя умер от туберкулеза в 1839 году в Риме двадцатидвухлетний сын Виельгорского Иосиф.
В 1838 году Виельгорский совместно с Жуковским организует выкуп из крепостной неволи великого поэта Т.Г. Шевченко.
...В 1826 году Виельгорский переехал в Петербург. В доме у Михаила Юрьевича «раза два, три в неделю собирались не только известные писатели, музыканты и живописцы, но также и актеры и начинающие карьеру газетчики, — вспоминает зять Виельгорского писатель В.А. Соллогуб. — Почти каждую неделю на половине самого графа, то есть в его отдельном помещении, устраивались концерты, в которых принимали участие все находившиеся в то время в Петербурге знаменитости».
Для приезжих артистов это была как бы генеральная репетиция, первая «апробация» перед публичными концертами. Слушательская аудитория домашних концертов у Виельгорского превышала триста человек.
Вскоре эти собрания приняли характер государственной отборочной театральной комиссии, тем более что сам граф Виельгорский с 1827 по 1829 год был членом комитета по управлению казенными театрами.
Много было сделано для пропаганды серьезной симфонической и камерной музыки в России Виельгорским, популяризировавшим произведения Моцарта, Гайдна, Керубини, Вебера и других крупных музыкантов. В доме Виельгорских прозвучали концерты исторического цикла «от Глюка до Беллини».
Этот дом в Петербурге посещали такие знаменитости музыкального мира, как Лист, Берлиоз, Р. и К. Шуман, П. Виардо-Гарсиа.
Виельгорский, который слушал Листа еще в 1839 году в Риме, первым из русских музыкантов сказал о нем: «Это — царь пианистов».
О своем пребывании в 1844 году у братьев Виельгорских писал Г. Берлиоз: «Я был им (Мих. Ю. Виельгорским. — А. С.) представлен находившимся у них замечательным лицам, виртуозам и литераторам». Известно, что на одном из домашних концертов у братьев дирижировал своей симфонией Шуман, который называл Виельгорского «гениальнейшим дилетантом».
Серьезные, обоюдно уважительные отношения связывали Виельгорского с Глинкой. Считая Глинку выдающимся национальным композитором, он относился к его творчеству с особым интересом и взыскательностью, разбирая как знающий музыкальный критик все написанное композитором, не оставляя вне своего внимания ни единого нюанса.
Вскоре после премьеры глинкинского «Ивана Сусанина», которая оказалась возможной во многом благодаря хлопотам Виельгорского, 13 декабря 1836 года был устроен товарищеский завтрак, на котором прозвучали прославляющие композитора куплеты «Пой в восторге, русский хор...». Михаил Виельгорский выступил автором слов наряду с такими прославленными поэтами, как Вяземский, Жуковский, Пушкин... Музыку к стихам написал В. Одоевский.
Какое собрание разнообразных талантов, умов было в ближайшем окружении Виельгорского! И каждый тянулся к общению с ним, больше того, считался с его мнением, суждением, жаждал услышать от него отзыв.
И хотя, может быть, не так уж заметен след, который оставил Виельгорский в искусстве как композитор, но возможно ль оценить его вклад как слушателя, вдохновителя, знатока, первооткрывателя шедевров?
Годы долго щадили Виельгорского; несмотря на почтенный возраст, он оставался общительным, живым, любознательным человеком.
«Ученейшим из музыкантов нашего времени» называл его Одоевский. Он вспоминал: «В графе Михаиле Юрьевиче было не только глубокое знание музыки, какое я редко встречал в первейших композиторах и гармонистах, но в нем был развит эстетический элемент в высшей степени. Счастливое сопряжение всех душевных способностей давало графу Михаилу Юрьевичу такой верный взгляд на искусство, которым едва ли кто ныне обладает».
А Михаил Иванович Глинка после смерти Виельгорского писал, что «граф М. Ю. принадлежал именно к разряду тех немногих людей, которым, кажется, никогда умирать не следовало».
Первый музыкальный критик
Первый музыкальный критик
«Да, он наш, природный москвич, Московитянин и даже Московский вестник со всеми нашими, для других странными, для нас любезными отпечатками, со всеми нашими родимыми пятнами»,— сказал о Владимире Федоровиче Одоевском Погодин, когда в 1862 году тот вернулся из Петербурга в Москву. «Одним из патриархов Москвы» называл его И.С. Тургенев.
Действительно, лучшие, деятельные годы Одоевского падают на Петербург, но своими вкусами, привычками, привязанностями он оставался москвичом. В Москве он родился, учился в Московском университетском пансионе, в Москве формировалась личность Одоевского, его взгляды, интересы, наклонности, дружественные связи.
Писатель, философ, журналист, музыкант, музыкальный критик, педагог, ученый, просветитель... И можно было бы продолжить перечисление его многочисленных творческих амплуа. Однако музыка на протяжении всей его жизни была самой главной страстью, которой он не изменял до конца.
«...Музыка: в этой высшей сфере человеческого искусства человек забывает о бурях земного странствования; в ней, как на высоте Альпов, блещет безоблачное солнце гармонии; одни ее неопределенные, безграничные звуки обнимают беспредельную душу человека; лишь они могут совокупить воедино стихии грусти и радости, разрозненные падением человека, — лишь ими младенчествует сердце и переносит нас в первую невинную колыбель первого невинного человека.
Не ослабевайте же, юноши! Молитесь, сосредоточивайте все познания ума, все силы сердца на усовершенствование орудий сего дивного искусства...»
Так Одоевский признается в своей любви к музыке в повести «Себастиян Бах».
Только музыке дано величайшее умение передать и самые сложные чувства, и самые сложные коллизии человеческой мысли, считал Одоевский. Поэтому всю свою жизнь он не только сам в многообразных формах служил этому искусству, но и старался приобщать к нему как можно больше людей. Казалось, что и повести о музыкантах Одоевским написаны лишь для того, чтобы постичь секрет высочайшего из искусств — музыки, раскрыть, как сейчас говорят, психологию творчества ее создателей.
«Иногда мне на четыре ноты приходится писать целый том комментарий, и все-таки эти четыре ноты яснее моего тома говорят для того, кто умеет понимать их» — это тоже из «Себастияна Баха». Иоганн Себастьян Бах — любимый композитор Одоевского. Его глубокой, серьезной натуре близка была строгая и величественная музыка Баха, ее философичность.
Именно в лице Одоевского музыка Баха нашла своего первого и лучшего ценителя и истолкователя в России. Свою великую любовь к Баху, его органной музыке Одоевский выразил и в изобретательской деятельности: он сконструировал орган, названный им «Себастианом».
В повести «Последний квартет Бетховена» Одоевский со свойственной романтикам яркостью и напряженностью красок дает трагическую картину последних дней жизни великого композитора. Белинский назвал его произведение «биографией таланта». Одоевский, рассказывая о Бетховене, следует мысли: кажущаяся странность, отрешенность великих людей закономерна и естественна как органичное проявление их художнической натуры.
«Пушкин весьма доволен твоим Квартетом Бетховена... Он находит, что ты в этой пьесе доказал истину весьма для России радостную: а именно, что возникают у нас писатели, которые обещают стать наряду с прочими европейцами, выражающими мысли нашего века», — писал в 1831 году Одоевскому бывший «любомудр» А.И. Кошелев.
Влияние Пушкина на молодого писателя, его роль в жизни Одоевского были велики. Пушкин привлек Одоевского к сотрудничеству в «Современнике». Когда Пушкин погиб, именно Одоевский произнес незабываемые слова: «Солнце русской поэзии закатилось...»
Цикл повестей «Русские ночи» (в него вошли и «Себастиян Бах», и «Последний квартет Бетховена») пронизывает мысль о необходимости совершенствования жизни, поисков путей к ее гармонизации. Героев повестей, вошедших в «Русские ночи», объединяет неудовлетворенность, мятежность души, стремление к воплощению своей мечты.
