Алексей Парин - Елена Образцова: Голос и судьба
ак-то у меня был концерт в Будапеште, его организовал мой муж, доктор Мартон, и я смогла пригласить на него Елену, вместе с ней пели также Николай Гяуров, Петер Дворский и Шеррил Милнс. Мы спели третий акт из «Дон-Карлоса» Верди. Концерт назывался «Эва Мартон и ее друзья», Елена была его украшением! Ее Эболи блистала великолепием, это была тигрица, какое-то неукрощенное животное! Сегодня она замечательно поет на pianissimo, но я-то все равно знаю, что там, в глубине, таится дикая тигрица! На том концерте у нее был грандиозный успех.
ы позже встречались достаточно часто. Как-то Елена меня спрашивает: «Я могу петь Тоску, как ты думаешь?» Я ей ответила: «Конечно, ты можешь петь Тоску, ты всё можешь петь! Но ты должна поставить сама себе вопрос: как часто? как долго? и что случится с тобой после этого? У тебя такой голос, что ты споешь и Тоску, и всё что угодно, только задай себе эти вопросы». Она усмехнулась, это было в те годы, когда она часто выступала в «Ла Скала» и пела Сантуццу. Я тогда пела там, кажется, в «Женщине без тени». Мы с Еленой к тому времени уже стали самыми настоящими подружками. У нее есть такая удивительная теплота, такое внимание к людям, к тому же она пленяет своей красотой!
отом я была художественным руководителем фестиваля в Мишкольце, и мы пригласили ее спеть Графиню в концертном исполнении «Пиковой дамы». Вы не можете себе представить, как это было прекрасно! Это было всего три года назад. Она оставалась той, вечно прекрасной Еленой Образцовой. И ведь не важно, что она поет в конечном счете! Так же можно было сказать про великого пианиста Святослава Рихтера — нам было не важно, что он играл и где он играл, на даче или в огромном концертном зале! У Елены такая мощная аура, что она побеждает всех! Таких людей на свете мало. Мы с ней встречались и в Лос-Анджелесе, где я пела Ортруду в «Лоэнгрине», а она — свою великолепную Графиню. Мы там с таким удовольствием болтали, шутили, смеялись!
еще хочу сказать, как ее любят здесь, в Петербурге! Это просто уникально! И как она много для всех делает! Мне приятно это видеть, потому что я у себя на родине стараюсь вести себя так же! Молодые певцы получают так мало, им надо помогать! А как она замечательно пела на концерте Рахманинова! Четвертый и пятый романсы были просто восхитительны! И это так важно для молодых певцов — видеть, что она по-прежнему прекрасно поет! Конечно, у нас у всех в определенный период появляются голосовые проблемы. Помню, она меня как-то спросила: «Эвушка, что же мне теперь делать?» Я ей ответила: «Елена, учись заново!» У женщин есть так называемые «переходные годы», когда можно потерять голос. Тогда нужно быть очень внимательной к себе. Елена начала заново учиться петь, и проблемы ушли. Ей помогли, конечно, еще и ее огромное сердце, огромная душа. Елена Образцова — феноменальная женщина, которой нет равных. Я говорю это без какой бы то ни было зависти. Ведь когда она смотрит мне в глаза и говорит: «Эвушка!», я просто гибну на месте.
* * *Потом я встретился с Сильвией Шаш, тоже венгеркой, которая в 1974 году получила премию на конкурсе имени Чайковского, потом стала большой певицей и спела много вердиевских партий, включая Виолетту, и моцартовских, включая Донну Анну, доказав свою невероятную своеобычность в любой роли. В ее жизни были разные роли и разные партии — ее soprano spinto оказалось многое по плечу — и Медея, и Леди Макбет. Сейчас она сидела в атриуме отеля «Европа» и тоже воплощала других своих героинь — лирических сопрано: длинные распущенные волосы, проникновенный, теплый, грустный взгляд как будто передавали свойственное ей ощущение скоротечности времени. Мы говорили по-английски.
СИЛЬВИЯ ШАШасколько я помню, впервые мы давали совместный концерт в Германии. Кроме нас с Образцовой, в концерте участвовали еще и Альфредо Краус и Пьеро Каппуччилли, дирижировал Нелло Санти. Это была наша первая встреча на сцене — и последняя! Мы потом никогда более не встречались на выступлениях. Конечно, я присутствовала на ее концертах, слушала ее записи, и я была счастлива и горда тем, что она записала «Замок герцога Синяя Борода» Бартока. Это один из абсолютных шедевров, вышедших из-под пера нашего венгерского гения. Большая радость знать, что кто-то из великих мастеров проникает в секреты нашей культуры. Произношение? Ну, вы знаете, носитель языка всегда может найти какие-то недочеты, это естественно, но в целом всё было правильно, и главное, было ясное понимание смысла каждого слова! Знаете, если я буду петь по-русски, вы тоже у меня найдете недоделки! Образцова выложилась максимально, работая над Бартоком, она вложила туда столько души, столько чувствительности, что это не могло не действовать на меня. Потому что всегда задаешь себе вопрос: если столько людей уже исполняли это сочинение, что ты лично можешь внести в его понимание? Артистическая сторона определяет все особенности интерпретации. Образцова пела свою Юдит совсем по-другому, не так, как пели до нее другие певицы. Я лично записывала эту оперу на фирме Decca с маэстро Шолти. Каждый интерпретатор вносит что-то свое — если он настоящий артист! Я была счастлива, что Образцова одержала в этой записи такой большой успех! У Образцовой были не только чисто вокальные достижения, она внесла новое в понимание самого характера Юдит. Ведь записей «Замка» невенгерскими исполнителями не так много, есть еще запись с Кристой Людвиг — тоже великолепная — и всё! Мне как венгерке было очень лестно, что Елена обратилась к нашей музыке. В Венгрии, когда Елена приезжала на гастроли, я старалась их не пропускать. Она пела в Реквиеме Верди в Будапеште — незабываемо! В ней была такая глубина, такая значительность! После нашего единственного совместного выступления мы долго не виделись, а потом я была членом жюри на конкурсе Чайковского, и Елена тоже была в жюри. Для меня это был волнующий момент, потому что ровно за двадцать лет до того я получила вторую премию на этом конкурсе. А в прошлом году мы параллельно вели мастер-классы на летней академии Мусашино в Японии, и я очень рада была вновь встретиться с Образцовой. Как раз тогда она и позвала меня принять участие в работе жюри ее конкурса в Санкт-Петербурге.
* * *На следующий день наступил третий тур. Из боковой ложи Большого зала Санкт-Петербургской филармонии, представшей после тщательного ремонта во всей своей аристократической красе, удобно было следить не только за участниками, но и за членами жюри. А там, кроме Образцовой, наблюдалось еще четыре примадонны высшего разряда. Первой назову сосредоточенную немку Кристу Людвиг, исполнительницу «тяжелого» репертуара, легенду Вены и Зальцбурга, которую Москва видела в роли Октавиана в «Кавалере розы» под руководством великого Карла Бёма в 1971 году. Изящно-изысканная испанка Тереса Берганса, напротив, представляет «легкий» моцартовско-россиниевский пласт. И еще — уже описанные выше две замечательных венгерки — Эва Мартон и Сильвия Шаш. Все певицы, включая Образцову, сохраняли во время выступления конкурсантов невозмутимость, и только экспансивная Берганса то и дело открывала рот, помогая молодым взять нужную ноту, или пальцами отщелкивала правильный ритм.
В третьем туре выступало восемнадцать певцов, из которых только пять относились к сильному полу. Кажется, это стало поветрием всех вокальных конкурсов во всем мире — слабый пол и рвется в бой активнее, и успехов достигает более существенных. Если говорить о национальном составе, то здесь были представлены Россия и Украина, Азербайджан, Китай и Демократическая Народная Республика Корея. Сразу скажу, что певцы с Востока в число лауреатов не вошли.
Конечно, пения как такового было больше, чем интерпретаторских находок или берущего за душу артистизма. Но нельзя было не запомнить обаятельную двадцатилетнюю Александру Максимову из Владимира — в арии Шемаханской царицы она блеснула изяществом фразировок и вниманием к отточенным деталям. Заявила о себе как о темпераментной актрисе с несомненным сценическим излучением получившая третью премию москвичка Ксения Волкова. Петербургский бас Павел Шмулевич (вторая премия), чей изящный внешний облик расходится с привычными представлениями о басе, показал себя мастером в вердиевской арии — и потерялся в нашем привычном Кончаке. Юный саратовский тенор Алексей Саяпин (третья премия) с типично русским голосом вдруг взял да спел арию из немецкой оперы «Марта» (Флотов) по-итальянски и тем сам себя высек, подчеркнув свой принципиально неитальянский вокал. Красотой округленного звука порадовал киевлянин Александр Стрюк, вот только его Мазепе не хватало властности и искренности, а у Фигаро на первый план вышел захлеб самолюбования. Среди не дошедших до премий надо выделить кореянок, обучающихся в Москве, сопрано Хуанг Сунг Ри с ее редкостным пониманием цельности музыкального текста и меццо-сопрано Ми Йонг Паек, чей голос роскошно лёг на сверкающие колоратуры Россини. Может быть, замена арий (из-за отсутствия нот у оркестра) в третьем туре оказалась для них той механической причиной, которая отразилась на общем результате.
