Елена Грицак - Мюнхен и Нюрнберг
Из официальных источников известно, что 32 слугам из постоянного штата пришлось испытать побои лично от короля, многие были оскорблены словами, получили толчки и удары арапником. В короткий срок королем было издано три приказа о наказании розгами министров. Все имевшееся во дворце оружие пришлось спрятать, и тогда Его Величество приказывал выколоть ослушникам глаза, высечь, заковывать в цепи, посадить в несуществующую мюнхенскую Бастилию. Особо дерзкие выслушивали примерно такой приговор: «…содрать шкуру живьем, а потом бросить в озеро». Об исполнении приказаний докладывалось ежедневно, и люди благодарили Бога, что король не желал присутствовать на казнях.
В 1886 году странные поступки правителя начали обсуждаться на заседаниях совета, где было признано, что министрам в Мюнхене стала угрожать реальная опасность. После того как комиссия из четырех именитых психиатров объявила, что «Его Величество страдает запущенной и потому неизлечимой паранойей, с неизбежным исходом в виде слабоумия», чиновники решили прекратить вмешательство короля в государственные дела.
Людвиг узнал об этом от кучера и, тотчас собрав жандармов, пожарных, вызвав полк егерей, написал воззвание к армии, отдавая себя под ее защиту. Однако на следующий день докторам была назначена аудиенция, причем король держался спокойно и без волнения согласился «отдохнуть» в замке на озере Штарнбергер. Вскоре все газеты страны сообщили о произошедшей там трагедии: «Отправившись на прогулку с доктором, король дошел до берега и бросился в воду. Старый, преданный врач пытался его спасти, но борьба с молодым, физически сильным пациентом была неравной. Избив, а затем утопив профессора, Людвиг отошел еще дальше от берега и утонул сам…».
В отличие от старшего брата младший сын Максимилиана II Оттон известен истории только как предпоследний баварский король. В детстве очень подвижный, впечатлительный, он рано проявил способности к наукам. В дополнение к домашнему образованию принц поступил в университет Мюнхена и вначале учился охотно. Война с французами позволила ему проявить воинскую доблесть: Железный крест Оттон получил не по статусу, а завоевал на полях сражений. В мирное время былую страсть к наукам сменили увлечения иного рода. Бурные романы вкупе с обилием вина подорвали слабое здоровье принца и быстро привели к слабоумию. Став королем после смерти брата, он недолго наслаждался властью, вскоре уступив правление более разумным родственникам, хотя высокий титул сохранился за ним до конца жизни.
Студенческий рай в Баварском королевстве
К началу XIX века Бавария признавалась самым богатым германским государством. Ее столица, имея такую же славу, могла гордиться своими соборами, дворцами, парками, собраниями древностей, живописью и скульптурой. Мюнхен окружали живописные горы и множество чистых озер, в нем рекой лилось вкуснейшее пиво, но среди всей этой красоты не хватало того, чем уже давно обладали не столь крупные и гораздо менее богатые города. В блестящей, известной всей Европе столице Баварии не было университета. Собственно, он был, и уже давно (с 1472 года), но по воле основателей, герцога Людвига Богатого и папы римского, располагался в Ингольштадте.
В Средневековье учебные заведения Германии, особенно мелкие, не имели столь высокой репутации, как в эпоху Просвещения, и так же не были почитаемы профессора. Тогдашние преподаватели немногим отличались от содержателей приютов, предоставлявших студентам кров и еду. Едва ли преувеличением являлись рассказы о том, что воспитанники университетов получали знания в нагрузку к пиву и вину – продуктам, ценившимся гораздо выше, чем информация, надо сказать, довольно скудная в те времена. Не пользуясь уважением и среди горожан, доктора часто подвергались насмешкам. Даже в литературе XVIII века их изображали в виде заносчивых, вздорных, вечно ворчащих чудаков, обращавших на себя внимание разве что грязным платьем и всклокоченными париками. Не относясь к сливкам общества, они отвергали этикет и, не имея представления о светской беседе, могли часами разглагольствовать о своем предмете, не обращая внимания на скучающих собеседников.
К началу XVII века после глубокого упадка германские университеты испытали стремительный подъем. Так же быстро восстановилась репутация профессоров: их начали уважать и ценить, причем не только в родных стенах. Объяснением тому во многом послужило то, что в Европе открывались все новые и новые высшие учебные заведения, между ними возникало соперничество и к педагогам стали предъявляться иные, намного более высокие требования. В XVIII столетии крупные германские университеты, к которым тогда еще не относилось учреждение в Ингольштадте, служили примером для подражания. Профессора нередко принимали почести в таком неординарном виде, как серенады, которые студенты распевали под окном своего наставника, или факельные шествия и стояния – чисто германский ритуал, не раз производившийся нацистами для прославления Гитлера.
В течение XIX века репутация профессора поднялась от глубокого уважения до сентиментального обожания. Во времена третьего баварского короля любовь сограждан гарантировала ученому мужу неприкосновенность со стороны властей, и тот, не ограничиваясь кафедрой, вещал с трибуны, охотно входя в роль государственного деятеля. Стремление к идеалам основателя Берлинского университета Вильгельма фон Гумбольдта привело к тому, что высшие учебные заведения сделались вместилищем чистой науки, которая зачастую противоречила не только прикладным дисциплинам, но и здравому смыслу.
Все же только тогда немецкие ученые вышли за рамки местной популярности, обретя мировую славу в математике (Карл Фридрих Гаусс), физике (Вильгельм Вебер), химии (Юстус фон Либих), медицине (Роберт Кох и Рудольф Вирхов), философии (Куно Фишер), психологии (Вильгельм Вундт). Именно с них началось возвеличивание профессуры, чей литературный образ теперь представлял собой мудрую и благородную личность, подобную лектору из романа Пауля Гольбейна «Студент в Йене»: «Пожилой ученый с горящим взором вещал благодушно и вдохновенно; почтенная голова его, будто в ореоле, озарялась теплым солнечным светом, струившимся через окно. Студента охватило чистое чувство торжества, он ощущал себя оказавшимся в храме чистой науки и с радостной гордостью думал, что однажды станет в нем служителем».
Один прусский чиновник назвал университетских наставников «рыцарями, выполняющими священную службу во дворце Грааля, исполненном чистой учености». Восторженное поклонение толпы превратило профессоров из активных членов общества в отрешенных от мира людей, что, помимо прочего, подразумевало знаменитую рассеянность – качество, по мнению простого немца, присущее настоящему ученому:
Бредет, невзирая на холод,
В потертой шляпе, сюртуке,
Тяжеловат и, увы, не молод,
С седой головой и совсем налегке.
Не зная, где зонтик потерял,
Он слышит: «Профессионал!».
Да, наш профессор —
Кладезь знаний за скромной завесой
Иногда какой-нибудь ученый в нарушение общепринятых норм появлялся на заседании местного совета или даже в рейхстаге. Однако уже к середине XIX века такие случаи стали крайне редкими, а вскоре прекратились совсем, ведь человеку с возвышенным призванием не полагалось отвлекаться на столь низкое занятие, как политика. Тем не менее даже самые именитые доктора находились на государственной службе, хотя и объявляли себя независимыми искателями истины. Сами университеты были обязаны властям за материальную помощь, без которой лаборатории не имели бы оборудования, библиотеки не пополнялись бы дорогими книгами, а студенты не могли бы рассчитывать на комнаты в общежитиях. Имея положительную сторону, денежная зависимость умаляла академическую свободу, считавшуюся отличительной чертой германской системы высшего образования.
Ингольштадтский университет сыграл неблаговидную роль в пору Реформации, когда здешняя профессура резко выступила против Лютера и его сторонников. Затем больше двух столетий это почтенное заведение находилось под влиянием иезуитов. В 1800 году Максимилиан-Иосиф, еще будучи курфюрстом, распорядился перевести все кафедры в ближайший к столице город Ландсхут, но вскоре и это показалось недостаточным, поэтому в 1826 году университет обосновался в Мюнхене, получив название в честь отцов-основателей: Людвига I и Максимилиана I.
Через 15 лет «форум наук», как именовал свое детище Людвиг, обрел здание, построенное в духе классического романтизма Фридрихом фон Гертнером. В начале следующего века к большому корпусу добавился малый, построенный на Амалиенштрассе, с элегантным модернистским фасадом и внутренним двором.
В начале следующего века Мюнхенский университет существенно расширился. В 1913 году в его состав вошла ветеринарная школа, на базе которой был открыт ветеринарный факультет. После Первой мировой войны, падения империи и провозглашения Веймарской республики профессора использовали кафедры для нападок на демократию в ее германском варианте. Несмотря на убедительные доводы лекторов, студенты воспринимали такие проповеди как реакционный вздор и внимательно прислушивались к призывам активистов Национал-социалистической партии. С приходом к власти Гитлера университетские профессора в общем поддержали его, но, как вспоминал доктор теологии Иосиф Пашер, «среди множества сияющих лиц, на которых издали читалась надежда на тысячелетний Германский рейх, некоторые не скрывали озабоченности, а отдельные персоны испытывали страх».
