Александра Амшинская - Тропинин
Пожалуй, не менее интересна и характерна, чем оригинальные произведения тех лет, исполненная Тропининым копия с «Мадонны в зелени» Рафаэля. Она также, видимо, писалась с гравюры, так как в цвете не совпадает с оригиналом. В копии привлекает не столько идеальная красота рафаэлевского образа, сколько жизненная одухотворенность поэтично трактованного сюжета. Обращался Тропинин и к искусству Леонардо да Винчи, хотя строгая рационалистичность этого мастера менее органично сочеталась с творческими устремлениями русского художника.
Для одного портрета, датированного 1818 годом, им была заимствована композиция «Джоконды». В изображенной на портрете женщине удалось определить Боцигети-дочь. Мы помним ее по раннему портрету Тропинина в белом атласном платье с током из белых и красных страусовых перьев. Еще в 1813 году она в скромной роли учительницы музыки позировала художнику для заднего плана семейной группы старших Морковых. Теперь же на странице хозяйственной книги эскиз к ее портрету представлен в паре с эскизом к портрету самого графа, а Рамазанов свидетельствует, что в 1818 году Тропинин писал портрет Наталии Морковой и Боцигети для Ираклия Ивановича. Оба они нам известны — они одного размера и составляют удачный пандан друг другу. Красное с черным платье графини и белые страусовые перья ее головного убора вполне гармонируют с синим и черным в туалете Боцигети, также в токе из белых перьев. Ровесницы в жизни, на портретах Тропинина они представлены различно: одна подчеркнуто юна, другой, с помощью леонардовской композиции, придан облик матроны. Пять лет — срок для истории искусств ничтожный, но для судьбы человека весьма значительный. Какая метаморфоза произошла с дочерью гувернантки за это время? Что хотел выразить Тропинин, придавая ей позу и таинственную полуулыбку загадочной Моны Лизы? А вот еще один ее же портрет — на этот раз акварельный. Образ молодой женщины идеализирован в духе того же итальянского Возрождения. Прекрасно ее лицо, которому приданы классически правильные черты. На темные локоны наброшено светло-зеленое покрывало с золотой каймой, чело венчают колосья ржи.
Великолепная акварель эта сохранилась в альбоме Аркадия Моркова, и, если бы не надпись под ней, мы вряд ли узнали бы изображенную. Но известен и подлинный ее облик. Натурный рисунок к портрету 1818 года представляет нам далеко не красавицу и, видно, недобрую женщину с грубыми чертами лица. Разрыв искусства и жизни достигает в этот период предельной для Тропинина степени.
Общение с произведениями великих мастеров обусловило в творчестве Тропинина особое чувство своей сопричастности к искусству, в котором он хоть и занимал скромное место, но которое обязывало его ко многому.
Еще современники рассказывали о приписывании полотен Тропинина тому или иному из известных мастеров, когда необходимо было вмешательство самого художника, чтобы выявить истину. Вместе с тем, говоря о том или другом произведении, друзья Тропинина часто указывали, в манере какого мастера оно написано, изредка отмечая те, которые создавались художником не по заказу, а из дружбы в собственной манере.
Это обстоятельство позволяет предполагать, что целый ряд, особенно ранних, работ русского живописца до времени еще числится среди итальянских или голландских мастеров.
Эпитеты, связывающие его имя то с тем, то с другим из известных мастеров, на которые не скупились современники, не только не коробили художника, но подчеркивали единство его с этими мастерами в решении общих задач искусства. Тропинин как бы обращался за советом и поддержкой к тому или иному из своих великих предшественников. Иной раз он копировал известные произведения, прибегая лишь к незначительным переделкам, в другом случае, идя по стопам известного образца, создавал свое. Однако и эти работы оказывались столь близкими по духу и манере выполнения к своим прототипам, что принимались знатоками и любителями за произведения иноземные.
Подобные рассказы можно было бы отнести за счет неосведомленности «знатоков и любителей», однако случай доставил возможность проверить справедливость этих свидетельств, сравнив икону с изображением св. Варвары, написанную Тропининым для второго иконостаса кукавской церкви в 1818 году, с изображением св. Аполлонии Сурбарана, демонстрировавшимся в Москве на выставке луврских произведений. Поистине удивительно умение Тропинина, не копируя (картина эта никогда ранее не была в России), создать картину в том же ключе, причем так, чтобы она вместе с тем была как бы списана с натуры и вполне отвечала своему времени и назначению.
В религиозной и жанровой живописи крепостного художника влияние итальянской живописи сочетается с впечатлениями современного театра. Как героиня классической трагедии представлена св. Варвара — в царском венце, с пальмовой ветвью в руках. Танцовщика, застывшего в сложной позиции, напоминает фигура св. Дмитрия Солунского. Сцену из мелодрамы разыгрывают на полотне святые Наталия и Андриан. Изящным дивертисментом выглядит этюд очаровательной девушки в русском костюме, несущей корзину с цветами.
Огромный, в рост, портрет многообещающей танцовщицы Карпаковой, погибшей в ранней юности, — свидетельство близости Тропинина в это время к театральной Москве. Портрет был написан в 1818 году. В этом же году Карпакова, только что начавшая свой блестящий дебют на сцене, умерла от чахотки. Возможно, что картина была написана уже после ее смерти. Оригинал для этой картины — этюд, изображающий танцовщицу Карпакову с неизвестным юношей, — посчастливилось найти доктору искусствоведения Э. Н. Ацаркиной в Елецком краеведческом музее. Прелестна улыбающееся юное личико с неправильными чертами в картине Тропинина, изящно проста фигурка присевшей отдохнуть в парке танцовщицы. И опять, как в этюде, изображающем художника за работой, алая шаль и белое платье красиво сочетаются с зеленью деревьев.
Портрет Карпаковой не единственное свидетельство театральных связей художника. Тропинин писал сестру знаменитого П. С. Мочалова — трагическую актрису, дебютировавшую на московской сцене в середине 1810-х годов. Недолгое время она была кумиром московской публики. В газетах печатались посвященные ей стихи. Не выдержав, однако, соперничества с приезжавшей из Петербурга знаменитой Екатериной Семеновой, игравшей те же роли, Мочалова ушла на провинциальную сцену и вскоре незаслуженно была забыта, а впоследствии и осмеяна прессой за исполнение не по возрасту молодых ролей. Конец жизни актриса доживала в доме М. С. Щепкина. В воспоминаниях Нестора Кукольника о Щепкине читаем про хлопоты последнего по поводу продажи портрета актрисы в коллекцию В. А. Кокорева. Кукольник говорит об изображении ее в молодые годы и о том, что портрет — один из лучших в ряду тропининских полотен.
После распродажи коллекции Кокорева след портрета Мочаловой теряется. И так как других ее портретов не сохранилось, поиски казались тщетными. Случай, однако, с большой долей вероятности позволяет предположить потерянное произведение в картине под названием «Женщина со скрипкой», экспонирующейся во дворце-музее в Алупке с авторством итальянского художника Д. Романелли. Дело в том, что именно эта скрипачка в качестве произведения Тропинина некогда поступала на экспертизу в Государственный Русский музей. И действительно, «Женщина со скрипкой» органично вписывается в творчество Тропинина.
Образ актрисы, охваченной творческим воодушевлением, напоминает портрет гравера Скотникова, написанный художником в 1821 году. А великолепное мастерство живописи, элегантное изящество рисунка фигуры приводят на память женские образы нашего художника 1810-х годов, образы святых второго кукавского иконостаса. Картина эта красиво и тонко расцвечена. Синий плащ и светло-зеленый шарф поверх белого платья актрисы гармонично сочетаются с сиреневым тюрбаном и оттеняются золотым позументом. Воздушная легкость этих красок подчеркивается плотным коричнево-красным тоном дерева скрипки, лежащей на переднем плане. И, кажется, именно эту нежно-звучную гамму красок имел в виду издатель «Отечественных записок» П. П. Свиньин, когда в «Письмах из Москвы» давал характеристику крепостному Тропинину: «Имеет счастливые дарования и склонность к живописи. Колорит его похож на Тицианов…»
Действительно, колорит полотен Тропинина 1810-х годов строится на сочетании изящно сгармонированных светлых и ярких красок удивительно красивого тона. Они горят и переливаются, как драгоценность, напоминая картины венецианцев. Так, например, светло-изумрудный хитон, светло-коричневая юбка на иконе св. Варвары оттеняются блестящим золотом ее венца. Голубой сарафан русской девушки гармонично сочетается с золотистым галуном, бледно-розовыми и белыми цветами в ее корзине. В этюдах горячий пурпурный цвет соединен с охрой различной светлоты, создающей иллюзию сверкающего золота.
