К Станиславский - Работа актера над собой
Таким образом, в этом направлении искусства процесс переживания не является главным моментом творчества, а лишь одним из подготовительных этапов для дальнейшей артистической работы. Эта работа заключается в искании внешней художественной формы сценического создания, наглядно объясняющей его внутреннее содержание. При таких поисках артист прежде всего обращается к себе самому и стремится подлинно почувствовать - пережить жизнь изображаемого им лица. Но, повторяю, он позволяет себе делать это не на спектакле, не во время самого публичного творчества, а лишь у себя дома или на репетиции.
- Но Шустов позволил себе это сделать на самом показном спектакле! Значит, это было искусство переживания,-заступился я.
Кто-то поддержал меня, говоря, что у Паши среди неверно сыгранной роли было вкраплено несколько моментов подлинного переживания, достойных нашего искусства.
- Нет,-протестовал Аркадии Николаевич.-В нашем искусстве переживания каждый момент исполнения роли каждый раз должен быть заново пережит и заново воплощен.
В нашем искусстве многое делается в порядке импровизации на одну и ту же тему, прочно зафиксированную. Такое творчество дает свежесть и непосредственность исполнению. Это сказалось в нескольких удачных мометах игры Названова. Но у Шустова этой свежести и импровизации в чувстаовании роли я не заметил. Напротив, он восхитил меня в нескольких местах четкостью, артистичностью. Но... во всей его игре чувствовался холодок, и это заставило меня заподозрить, что у него уже есть раз и навсегда установленные формы игры, не дающие места импровизацин и лишающие игру свежести и непосредственности. Тем не менее я чувствовал все время, что оригинал, с которого искусно повторялись копии, был хорош, верен, что он говорил о подлинной живой "жизни человеческого духа" роли. Этот отзвук когда-то бывшего процесса переживания сделал в отдельных моментах игру, представление, подлинным искусством.
- Откуда же у меня. у родного племянника Шустова, искусство представления?!
- Давайте разбираться, и для этого рассказывайте дальше, как вы работали над Яго, - предложил Торцов Шустову.
- Чтоб проверить, как у меня внешне передается переживание, я обратился к помощи зеркала,- вспоминал Паша.
- Это опасно, но вместе с тем и типично для искусства представления. Имейте в виду, что зеркалом надо пользоваться осторожно. Оно приучает артиста смотреть не внутрь себя, а вне себя.
- Тем не менее зеркало помогло увидеть и понять. как у меня внешне передаются чувствования,- оправдывался Паша.
- Ваши собственные чувствования или же подделанные чувствования роли?
- Мои собственные, но пригодные для Яго.
- Таким образом, при работе с зеркалом вас интересовала не столько самая внешность и манеры, а главном образом то, как у вас физически отражались переживаемые внутри чувствования, "жизнь человеческого духа" роли? - допытывался Аркадий Николаевич.
- Именно, именно.
- Это тоже типично для искусства представления. И именно потому, что оно искусство, ему нужна сценическая форма, перевоплощая не только внешность роли, но главным образом внутреннюю линию ее - "жизнь человеческого духа".
- Помню, что в некоторых местах я был доволен собой, когда увидел правильное отражение того, что чувствовал. - продолжал вспоминать Паша.
- Что же, вы зафиксировали однажды и навсегда эти приемы выражения чувства?
- Они сами зафиксировались от частого повторения.
- В конце концов у вас выработалась определенная внешняя форма сценической интерпретации для удачных мест роли, и вы хорошо овладели техникой воплощения их?
- По-видимому, да.
- И вы пользовались этой формой каждый раз, при каждом повторении творчества дома и на репетициях? -экзаменовал Торцов.
- Должно быть, по привычке,- признал Паша.
- Теперь скажите еще: появлялась ли эта раз установленная форма сама собой, каждый раз от внутреннего переживания, или же она, однажды родившись, навсегда застывши, повторялась механически, без всякого участии чувства?
- Мне казалось, что я переживал каждый раз.
- Нет, на показном спектакле это не доходило до зрителей. В искусстве представления делают то же, что делали и вы: стараются вызвать и подметить в себе самом типичные человеческие черты, передающие внутреннюю жизнь роли. Создав для каждой из них, однажды и навсегда, наилучшую форму, артист учится естественно воплощать ее механически, без всякого участия своего чувства и момент своего публичного выступления. Это достигается с помощью приученных мышц тела, с помощью голоса, интонации, всей виртуозной техники и приемов всего искусства, с помощью бесконечных повторений. Мускульная память у таких артистов от .искусства представления развита до крайности.
Привыкнув к механическому воспроизведению роли, артист повторяет свою работу без затраты нервных и душенных сил. Последняя считается не только ненужной, но даже и вредной при публичном творчестве, так всякое волнение нарушает самообладание артиста и изменяет рисунок и форму, раз навсегда зафиксированные. Неясность же в форме и неуверенность ее передачи вредят впечатлению.
Все это в той или иной мере относится к отмечаемым местам вашего исполнения Яго.
Теперь вспомните, что происходило при дальнейшей вашей работе.
- Другие места роли и самый образ Яго не удовлетворяли меня. В этом я убедился также с помощью зеркала, - вспоминал Шустов.- Ища в своей памяти подходящую модель, я вспомнил об одном знакомом, не имеющем отношения к моей роли, но, как мне казалось. хорошо олицетворяющем хитрость, злость и коварство.
- И вы стали коситься на него, приспособлять себя к нему?
- Да.
- Что же вы делали с вашими воспоминаниями?
- По правде говоря, я просто копировал внешние манеры знакомого,признался Паша.- Я мысленно видел его рядом с собой. Он ходил, стоял, сидел, а я косился на него и повторял все, что он делал.
- Это была большая ошибка! В этот момент вы изменили искусству представления и перешли на простое передразнивание, на копировку, на имитацию, которые не имеют никакого отношения к творчеству.
- А что же я должен был делать, чтобы привить к Яго случайно, извне взятый образ?
- Вы должны были бы пропустить через себя новый материал, оживить его соответствующими вымыслами воображения, как это делается в нашем направлении искусства переживания.
После того как оживший материал привился бы вам и образ роли был бы мысленно создан, вы должны были бы приступить к новой работе, о которой образно говорил один из лучших представителей искусства представления знаменитый французский артист Коклен
старший.
Актер создает себе модель в своем воображении, потом, "подобно живописцу, он схватывает каждую ее черту и переносит ее не на холст, а на самого себя..." - читал Аркадий Николаевич по брошюре Коклена, подброшенной ему Иваном Платоновичем.- "Он видит на Тартюфе какой-нибудь костюм и надевает его на себя видит его поступь и подражает ей, замечает физиономию и заимствует ее. Он приспособляет к этому свое собственное лицо,- так сказать, выкраивает, режет и сшивает собственную кожу, пока критик, таящийся в его первом я, не почувствует себя удовлетворенным и не найдет положительного сходства с Тартюфом. Но это еще не все; это было бы только внешнее сходство, подобие изображаемого лица, но не самый тип. Надо еще, чтоб актер заставил Тартюфа говорить тем голосом, какой ему слышится у Тартюфа, а чтоб определить весь ход роли, надо заставить его двигаться, ходить, жестикулировать, слушать, думать, как Тартюф, вложить в него душу Тартюфа. Тогда только портрет готов; его можно поставить в раму, то есть на сцену, и зрителе скажет: "Вот Тартюф"... или же актер плохо работал"6.
- Но ведь это же ужасно трудно и сложно! - волновался я.
- Да. Сам Коклен признает это. Он говорит: "Актер не живет, а играет. Он остается холоден к предмету своей игры, но искусство его должно быть совершенно".
И действительно, - добавил Торцов, - искусство представления требует совершенства для того, чтобы оставаться искусством.
- Так не проще ли довериться природе, естственному творчеству и подлинному переживанию?-допытывался я.
- На это Коклен самоуверенно заявляет: "Искусство не реальная жизнь и даже не ее отражение. Искусство - само творец. Оно создает свою собственную жизнь, вне времени и пространства, прекрасную своей отвлеченностью".
Конечно, мы не можем согласиться с таким самонадеянным вызовом единственной, совершенной и недосягаемой художнице - творческой природе.
- Неужели же они в самом деле верят, что их техника сильнее самой природы? Какое заблуждение! - не мог я успокоиться.
- Они верят в то, что создают на сцене свою, лучшую жизнь. Не ту реальную, человеческую, какую мы знаем в действительности, а иную-исправленную для сцены.
