Николай Федь - Литература мятежного века
Впрочем, не будем гадать, что ведомо, а что не ведомо высоконравственному господину Дудинцеву, коего в Ельцине привлекло "ощущение нравственного народного императива", как он умно выразился. Более того, сразу же после событий 19-21 августа 1991 года сей "инженер человеческих душ" уверял, что Ельцин "пытается вернуть в наше общественное сознание кодекс чести". " дальше: "Вокруг Ельцина, как вокруг большого кристалла чистой породы, образовалась целая, пользуясь геологическим термином, "друза" кристаллов поменьше, но построенных по тому же принципу. И сколько молодых, даже старики рядом с ним молодые".
Странного тут ничего нет. И неожиданного тоже. Так называемая творческая интеллигенция (типа Дудинцева, коих великое множество) никогда не обладала твердыми убеждениями и высокими духовными устремлениями, а посему толком не знала, что ей надо от жизни. Ее рассеянный взор блуждал в неопределенной дали, пока не упирался во что-нибудь показавшееся ей источником истины и добра, - и она, в совершенстве овладев методами первой древнейшей профессии, с воплем прислонялась к нему. Это то, что у Фейербаха называется опустошением человеческой души. Однако ж об этом речь впереди.
...Ориентация на живописание "жареных" фактов и кошмаров прошлого, стремление потрафить вкусам некоей "избранной" публики, наделенной "изысканным", "тонким" вкусом и способной по достоинству оценить "поэзию" недомолвок и иносказаний, - удел сочинителей средней руки, лишенных национальной ориентации и ярко выраженной творческой индивидуальности. При правдивости бытовых реалий, вовлеченных в орбиту повествования, подобные сочинения не поднимаются выше морали, годной для домашнего употребления (рассказы Т. Толстой и В. Попова, сочинения В. Войновича "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", В. Нарбиковой "Равновесие света дневных и ночных звезд" и др.)- Даже в лучшем своем исполнении - это чтиво для публики с чрезвычайно "тонко организованной" нервной системой. Тут есть верно подмеченные детали, модный жаргон, но нет глубины отражения действительности и полнокровного человеческого образа. Оные сочинения отличает примитивизм мышления, - вместо серьезного анализа явлений жизни в них царит отвлеченная ассоциативность, приправленная "мудрой" усложненностью и самоцельной образностью. Несоответствие между замыслом и интеллектуально-эмоциональной тривиальностью исполнения вызывает порою комический эффект. Речь идет об оригинальничаньи и манерности в изображении литературных героев, о плохой индивидуализации, которая сводится к мелочному умничанью. Лишенные важных жизненных примет и самобытности, подобные персонажи клокочут лжестрастями, взятой на прокат мудростью. Конечно, будет несправедливо утверждать, что подобным авторам чужды сочинительские порывы. Нет, они не без известных лицедейских достоинств, а именно: способны вживаться в чужой текст, в чужую интонацию, ритм, идею. Но ни один из них не может подняться к вершинам искусства, ибо ему чужды глубокие чувства, самобытное мышление, вдохновение.
Новые времена порождают новые типы сочинителей. Каково время - таковы и герои. Но есть типы, так сказать, на все времена - они особой закваски и редкой жизнестойкости. Даже при самых сильных штормах времени они неизменно остаются на поверхности. Все, казалось бы, перемещается, гибнет, идет на дно, а они нет - держатся на поверхности. Это - временщики. Временщик неистребим как гриппозная бактерия. Могучий инстинкт выживания определил стихию его обитания - смена (не важно чего!) эпох, мод, идеологий, вкусов, но чтоб царила атмосфера некой неустойчивости, неопределенности, перевода. Тогда он впереди прогресса, имитируя гражданскую доблесть, предавая анафеме вчерашний день и выжимая из своей активности выгод во сто крат больше, чем из пропитанных ядом цинизма критических опусов, посредственных стихов и скучной прозы своей.
Но не долгий век имитатора. Сколько было интервью, круглых столов, восторженных рыданий умудренных жизненным опытом критикесс и многозначительных прорицаний литературствующих экономистов, историков по поводу ультрабольшевистских опусов М. Шатрова, апологии философии предательства "Зубра" Д. Гранина, "Белых одежд" В. Дудинцева, "Ночевала тучка золотая" А. Приставкина вкупе с сочинениями А. Битова, А. Вознесенского, Б. Окуджавы и прочих литературных "светил" перестроечной поры. Где они? Впрочем, это уже и не литература, а некие идеологические постулаты. Тут язык искусства уступил место политическим декларациям.
В связи с этим позволим себе немного раздвинуть рамки данной темы. Какая примечательная особенность поражает читателя в произведениях великих писателей Древнего мира или эпохи Возрождения, классиков XIX века либо талантливых авторов современности? Меняющееся лицо времени. Чаще всего политика и литература перемешиваются друг с другом, каждая из которых не теряет своей специфики. Именно поэтому идейная борьба в литературе и искусстве не может не отражать политического климата в обществе на определенном этапе его развития, а равно состояния сил, борющихся за торжество тех или иных социально-экономических тенденций, за власть.
"Боже мой! - восклицал Салтыков-Щедрин. - Сколько же есть прекрасных и вполне испытанных старых слов, которые мы не пытались даже произнести, как уже хвастливо выступаем вперед с чем-то новым, которое, однако, и не можем даже определить". Таким расхожим словом в конце 80-х - начале 90-х было "плюрализм". Русские писатели не раз выступали с протестом против попыток переносить категории социально-экономической и философской науки на искусство, литературу, отождествлять процессы, происходящие, скажем, в экономической, политической, правовой жизни общества, с законами искусства. Но еще больше встает вопросов, когда мы начинаем задумываться над тем, что такое художественный плюрализм. Не в том, конечно, облегченном, приблизительном и легковесном варианте, кочующем по страницам газет и журналов, а в научном значении, приближенном к искусству. Говорят, плюрализм - это свобода мнений, независимость суждений, право художника на свое видение. Но это формальная сторона дела, нормальное общественное развитие вообще, качественный показатель жизни в культурном государстве. Может быть, многообразие стилей, творческих индивидуальностей, разных направлений и способов художественного мышления? Да, это ближе к истине, хотя и требует многих уточнений и объяснений. Но даже такой подход упрощается и выворачивается наизнанку, как только к нему подступают слишком горячие и подозрительно напористые, суетливые проповедники плюрализма в искусстве. В их витиеватых, многословных и добротно оснащенных цитатами выступлениях все сводится к одному направлению, к вполне определенной группе лиц, а все остальное отбрасывается, перечеркивается, подвергается остракизму.
Подобные старые погудки на новый лад продемонстрировал искусствовед Д. Сарабьянов в статье "На трудном пути к художественному плюрализму" ("Советская культура"). "Многие годы мы могли услышать и прочесть дежурные фразы о необходимости выражать в искусстве интересы народа, демократические идеалы, а художнику - находиться в гуще жизни. Эти слова трактуются буквально, казенно: они утратили смысл, стали стертой монетой, но до сих пор звучат, но уже не грозным, а смешным воспоминанием о былых временах". Да, смеяться не грешно... "Чего же тут смешного?" - спросят меня не только противники, но и сторонники реформ, готовые все бросить в огонь просвещения и исправления, лишь бы его пламя расширялось и кипятило людскую совесть. Действительно, скажут мне, есть великие традиции русской литературы, взывающие к нравственному долгу. Даже живопись в XIX веке просвещала, рвалась в бой за права народа и многого добилась в процессе этих исканий. Особенно преуспели на этом пути В. Перов и ". Репин. Советская живопись долго делала вид, что держится на этих традициях, но недавно в конце концов от этих иллюзий начала освобождаться. Это закономерно. Нельзя бесконечно разогревать позавчерашнее блюдо, как бы ни было оно уместно сто лет назад"9. Проще говоря, реализм в искусстве с его социальными проблемами, обостренным вниманием к духовному миру человека, его гражданскому долгу и т. д. тихо скончался, и Д. Сарабьянов со вздохом облегчения ставит на нем крест.
Насчет "кончины" отечественного реализма - то это давняя "розовая мечта" русофобов всех мастей и отличий. Прикоснемся к некоторым старым изданиям. 7 декабря 1918 года в Петрограде вышел в свет первый номер газеты "Искусство коммуны", которая просуществовала до 18 апреля 1919 года. Редколлегию газеты составили "теоретики "левого" искусства Н. Н. Пунин, О. М. Брик и художник Н. ". Альтман. "Взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы - как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художнику, новому человеку", - таково кредо (автор Н. Пунин) первого номера. К. Малевич призывал "отбросить Грецию", "сжечь в крематории остатки греков". Он неистовствовал: "Скорее можно пожалеть о сорвавшейся птице, нежели о разрушившемся Василии Блаженном". Идейные позиции и творческие принципы так называемых "левых" авангардистов сформулированы Н. Луниным с предельной ясностью: "Все готов был вынести старый художественный мир, но призывов к разрушению искусства прошлого он вынести не мог. " теперь, когда возможность такого разрушения стала совершенно реальной, надо видеть, как растерянно и болезненно сжалось сердце доброго старого "культурного" носителя великих художественных традиций... Для здорового и продуманного "футуристического" мировоззрения разрушение старины - только метод борьбы за свое существование. Только потому, что искусство прошлого претендует еще на влияние и на образование новых художественных форм, оно может стать предметом разрушения". Так было положено начало кампании по дискредитации и обвинению в контрреволюционности, реакционности и прочих грехах всех других художественных течений. "Реалисты крепки и грубы, но для того, чтобы быть действительно творческими художниками, они слишком пассеистичны, их формы стары, изжиты, истерты, в них нет творческой дерзости и подлинно революционного напряжения, они мещански пошлы, бесцветны и бессильны... Реалисты - бездарны... как школа, как форма... " в этом, единственно в этом, безысходная трагедия реалистических (передвижнических) художественных течений. Трагедия эта не изменяется при современной художественной ориентации. Как бы близки ни были реалисты к пролетариату коммунистический пролетариат никогда не сможет включить их в свои ряды".
