Юрий Лотман - Семиотика кино и проблемы киноэстетики
Последнее замечание подводит нас к еще одной проблеме. Не всякий уровень или элемент, наличествую-щий в системе, присутствует в тексте. Присутствие в системе при отсутствии в тексте воспринимается как значимое отсутствие. Это следует помнить при ре-шении так называемой проблемы бессюжетности. Бес-сюжетность там, где структура зрительского ожида-ния включает сюжет, не есть отсутствие, сюжета, а представляет собой негативную его реализацию, худо-жественно активное напряжение между системой и текстом. Спор о том, что лучше - острый сюжет или его отсутствие - беспредметен в такой же мере, в ка-кой он беспредметен относительно любого художест-венного принципа. Оценке подлежит не тот или иной структурный момент (и тем более "прием"), а функ-циональное отношение его к художественной целостно-сти текста и создаваемому автором художественному образу мира.
Итак, мы получили для структуры повествователь-ного кинотекста четыре уровня, два из которых можно определить как монтажные, а два - как фразовые. Теория монтажного построения киноповествования принадлежит к наиболее разработанным аспектам науки о кинематографе. (********) Мы уже отмечали, что сюжетный уровень более "литературен", чем монтажные. Однако есть ли (95) специфика у кносюжета? Развивается ли сюжет в кино иначе, чем определяемый при пересказе теми же сло-вами некинематографический сюжет? Мы уже отмечали, что в основе всякого сюжета лежит событие, некоторый случай, противоречащий какой-либо из основных классификационных законо-мерностей текста или нашего сознания вообще. Сооб-щение "Иван ходит по полу" в бытовой ситуации не представляет собой свернутого сюжета, а "Иван ходит по стене" или "Иван ходит по потолку" представ-ляет. Однако существенно не изолированное и аб-страктное понятие события, а его соотнесение с окру-жающими его контекстными структурами: рассказ о канатном плясуне, не ходящем по канату, столь же содержателен в сюжетном отношении, что и сообщение об обычном человеке, пробежавшем по канату. Но-велла об артисте цирка, сломавшем ногу и не высту-пающем на арене, будет столь же сюжетна, как и рас-сказ о молодой девушке, случайно попавшей на съе-мочную площадку и вдруг сделавшейся кинозвездой, хотя в одном случае событие будет заключаться в том, что определенное действие не совершается, а в дру-гом - совершается. Художественный текст живет в поле двойного на-пряжения: с одной стороны, он проецируется на неко-торые типовые ожидания последовательностей эле-ментов в тексте, с другой - на такое же ожидание в жизни. Герой волшебной сказки с помощью чудесного средства совершает невозможный подвиг. Это событие вполне согласуется с нашим понятием "сюжет волшеб-ной сказки", но резко расходится с нашим представ-лением о нормах житейского опыта. "Естественное" в одном ряду, сюжетное событие оказывается "стран-ным" в другом. Герой чеховской драмы не совершает "необычных" поступков, ведет на сцене обычную и обыденную жизнь. Это вполне согласуется с нашим понятием "так бывает", но резко расходится с пред-ставлением о законах театрального зрелища. Совпа-дение с одним рядом закономерностей художественно активно при расхождении с другим. Однако в зависи-мости от того, к какому из этих рядов тяготеет текст, возникает различный эстетический эффект. Кинематограф как искусство совершенно иначе, чем (96) литература, относится к проблеме достоверности. Из-вестно изречение Козьмы Пруткова: "Если на клетке слона прочтешь надпись: "буйвол", - не верь глазам своим". (*********) Комизм афоризма основывается на абсурд-ном предположении, что отношение слова и обозначае-мого им предмета более исконно и незыблемо, чем этого же предмета и его зримого облика. Из этого делается вывод, что надпись не может быть ошибоч-на - не верить следует глазам. Как известно, имеет место прямо противоположное: отношение "слово - вещь" воспринимается как условное, поэтому допу-скается, что слово может быть н истинным и лож-ным. Отношение "вещь - ее зримый облик" (ибо фотография, в отличие от рисунка, воспринимается не как иконический знак вещи, а как она сама, се види-мый облик) естественно считать настолько органич-ным, что никакое искажение здесь не может подразу-меваться. Таким образом, представление об истинно-сти повествования, недопустимость самой мысли о его "выдуманности" лежит в основе кинорассказа. Это всегда придает, между прочим, интересу к кинемато-графу, то в большей, то в меньшей степени, сходство с тем интересом, который вызывают у зрителей уличные катастрофы, происшествия, несчастные случаи, то есть сюжеты, порожденные самой жизнью, - нарушения устойчивых закономерностей в самой реальности, а не в ее художественном образе. То, что кино вызывает у зрителя такое ощущение достоверности, которое совершенно недоступно ника-ким другим искусствам и может равняться лишь с переживаниями, вызываемыми непосредственными жизненными впечатлениями, -- бесспорно. Очевидна и выгода этого для силы художественного впечатле-ния. Менее привлекает обычно внимание другая сто-рона вопроса: трудности, которые создаются этими же свойствами на пути искусства. Если ограничиться проблемами, связанными с сю-жетом, то станет необходимо в этой же связи подчерк-нуть зависимость сюжетности от способности повест-вователя менять определенные элементы своего рас-сказа по своему усмотрению. Именно потому, что (97)сюжетное событие - нарушение конструкции мира, оно может произойти или не произойти (предполага-ется, что оно происходит редко или однократно) и произойти несколькими способами. В случае, если опи-сываемое происшествие происходит всегда или даже достаточно часто, оно принадлежит уже самой кон-струкции мира, и повествование теряет сюжетность. Не случайно, сюжетность зарождается в жанрах, где герой получает условную, значительно большую, чем в реальной жизни, свободу относительно обстоя-тельств - в путешествиях, фантастике и детективе. Возможность героя перемещаться - в пространстве, (относительно определенных мест и ландшафтов, в со-циальном мире - относительно определенного обще-ственного окружения и общественных условий, мо-рально относительно прошлых состояний его соб-ственного характера и т.д.является непременным условием сюжетности. Киногерой, такой, каким его дает материал движущейся съемки, а не усилия кино-искусства, как ни странно, отличается неподвижно-стью. Он закреплен в материале автоматизмом отно-шения "объект - пленка". Возникающая при этом истинность убивает сюжетность. Для того, чтобы кине-матограф стал сюжетным, должно было возникнуть умение освобождать поведение героя от автоматизма зависимости его от поведения фотографируемого объ-екта. Если монтаж и передвижение камеры породили киноязык, то фантастика Мельеса и комбинированные съемки породили киносюжет. Они позволили соеди-нить киноочевидность, зримую реальность кадра со свободой от автоматизма обыденной жизни, дали кине-матографу возможность ставить героя в положения, невозможные в фотографируемом объекте, сделали последовательность и сочетание сюжетных эпизодов актом художественного выбора, а не автоматической власти техники. После того, как монтаж был введен в мир кино, им уже не обязательно было пользоваться, отказ от него также сделался средством художественного языка. После того, как кинематограф смог показать любую фантастику с достоверностью реальности, от нее мож-но было уже и отказаться: простое, самое "рабское" следование за событиями жизни становится актом (98) выбора, то есть может нести художественную инфор-мацию. Специфика киносюжста в том, что он не просто рас-сказывается изобразительными знаками имеете слив, напоминая этим книжку-картинку, лубок или комикс, а представляет собой рассказ, связь элементов кото-рого воспринимается как предельно достоверная: мы .верим, что художник не имел выбора, нее было опре-делено самой жизнью - и одновременно этот же рас-сказ дает такую широту ситуативного выбора, такое количество возможных вариантов, которых не имеет ни одно другое искусство. Если увеличение количеств? возможностей, из которых художник выбирает свое решение, приводит к неслыханному росту информативности текста, то вера в то, что сообщаемый нам вариант обладает бесспорной истинностью (и, следовательно, художник как бы не имел никакого выбора) повышает ценностную характеристику информации Ведь известно, что величина информации и ее ценность не совпадают автоматически. Величина зависит о меры исчерпываемой неопределенности: если я узнаю что совершится событие, которое могло произойти не одним из двух, а одним из десяти возможных способов информативность сообщения резко возрастает. 0днако ценность информации может этим не определяться: в хорошем ресторане я выбираю одно из десятков блюд, отвечая на вопрос: "Жизнь или смерть?" - я выбирав одно из двух. В первом случае я получаю гораздо больше информации в двоичных величинах, но во втором - она имеет значительно большую ценность. Специфика сюжета в кино делает его и наиболее информативным, и наиболее ценностным сравнительно с другими искусствами. Таким образом, раскрываются некоторые особенности нарративной структуры кинематографа. Более глубокое решение этих проблем, видимо, зависит от создания общей теории повествовательных структур, которая в равной мере охватывала бы синтаксически конструкции в языкознании, теорию повествования кинематографе, музыке и повествовательные струи туры живописи (например, орнамент), являясь одновременно механизмом описания сюжетно-повествовательных структур художественной литературы. (99)
