Нина Молева - Баланс столетия
18 января. Похороны Валентина Окорокова. Далеко за Москвой. Синеющее к весне небо. Промерзшие березы. Ростепель кладбищенских аллей. Одни студийцы. Дочь с мужем мелькнули, чтобы отказаться от „наследия“ отца. Записки и работы Окорокова никому не нужны — они останутся в Студии.
Не дождался. Очень хотел хотя бы проблеска. Думал о холстах. О поздних и о ранних, которые писал вместе с Владимиром Татлиным. „Он тоже — не дождался…“
В январе уехали все, кого называл в докладе Ильичев: кинорежиссер Михаил Калик, композитор Андрей Волконский, Александр Есенин-Вольпин. Математик. Главное — сын поэта.
13 февраля. Арест Солженицына. Потом задержанный рейс Аэрофлота на ФРГ, чтобы втиснуть туда изгнанного.
Судьба Александра Галича. Исключение из всех творческих союзов, в которых состоял. Прекращение всех договоров. 60-рублевая нищенская пенсия — „по инвалидности“. Единственное средство существования. Приглашение в органы. В 5-е управление. Альтернатива: спокойный выезд, но обязательно с визой Израиля, или обвинение в антисоветской деятельности со всеми вытекающими последствиями. „Мы знаем, что у вас было три инфаркта, что вы можете не выдержать, но — что делать“. Врачам было запрещено выдавать Галичу справку об инвалидности.
25 мая. Показ студийных работ в Абрамцеве по просьбе Союза архитекторов. Три автобуса. Снег. Картины среди сугробов.
27 мая. Фурцеву вывели из состава ЦК.
29 мая. Радио из-за „бугра“ передало о начале уголовного дела против Фурцевой (использование служебного положения). С одной стороны, награждение каждого очередного фаворита званием народного артиста (это бы простили!). С другой — ковры из запасников Музея восточных культур, сактированные. Так говорят искусствоведы. Две хрустальные дворцовые люстры времен Екатерины Великой, подаренные на день рождения организатором музея собственного имени Феликсом Вишневским. Астрономическая стоимость — в ответ прекращение уголовного дела против „музейщика“ и придание официального статуса его собранию.
3 июня. Умерла Фурцева. Подписи под некрологом: агитпроп Тяжельников, председатель Гостелерадио Лапин, председатель Госкомиздата (разрешение или запрещение всех изданий по всему Советскому Союзу) Стукалин, председатель Союза советских писателей и председатель Союза художников. Из партийного руководства никого, хотя 31 мая уголовное дело было отменено и ограничено партийным взысканием. Вечером накануне Фурцева была на праздновании юбилея Театра сатиры, в квартиру ее проводил народный артист СССР Георгий Ансимов.
5 июня. Тело Фурцевой поставили в новом здании МХАТа, на Тверском бульваре. С утра у нас под окнами мегафон: „Поворота налево нет! Проезд только направо!“»
На пост министра культуры был назначен человек куда более ортодоксальный и к тому же не имевший никакого отношения к культуре — в прошлом выпускник одного из химических институтов, профессиональный партаппаратчик Демичев. Это снова был результат внутреннего розыгрыша, позволившего удалить Демичева от дел Центрального Комитета. Пробным камнем который раз оказался Всеволод Мейерхольд.
Приближался 100-летний юбилей со дня его рождения. Репрессированный, истерзанный пытками, расстрелянный и — реабилитированный. Он имел право на самые простые свидетельства уважения: открытие мемориального музея, благо квартира, в которой он провел последние годы жизни, где была зверски убита его жена — выдающаяся актриса Зинаида Райх, сохранилась.
Авторы ходатайства надеялись и на большее: увековечение его имени в названии одной из улиц. После уничтожения и травли за пресловутый формализм это действительно имело общественное значение.
Дмитрий Шостакович, Илья Эренбург, Георгий Товстоногов, Юрий Завадский, Игорь Ильинский, создатель любимых сталинских фильмов Григорий Александров, а рядом с ними предавший Мейерхольда Михаил Царев и отступившиеся от великого режиссера художники-карикатуристы Кукрыниксы могли рассчитывать хотя бы на ответ, обратившись одновременно в ЦК, Министерство культуры СССР и Совет Министров.
Тем не менее ответа не последовало. Это становилось системой: бесследно исчезавшие письма, посланные в самые высокие инстанции. Понять, кто за всем этим стоит, было нетрудно. Теперь уже не скрывалось, что телефонное право было целиком узурпировано Сусловым. Он диктовал подсказываемые ему 5-м управлением КГБ списки нежелательных лиц. И мог даже не следить за выполнением своих указаний: с таким рвением спецслужбы принимались за дело.
Слов нет, студийцы совершили бессмысленный поступок — попытались довести до сведения ЦК свое мнение по поводу того, что происходит. Кто же в аппарате не знал убеждений главного идеолога! Но жить в атмосфере сгущающихся испарений национализма, которого никогда не терпела русская культура, взаимной ненависти и подозрительности, постоянных политических провокаций — а именно они использовались в отношении любого проявления «левизны» — становилось невыносимо. Над студийцами постоянно довлело обвинение в так называемом диссидентстве и соответственно будущей или настоящей «измене родине». Подобная точка зрения усиленно поддерживалась органами: раз «левые», то рано или поздно должны изменить Советскому Союзу. Тем более иностранные радиостанции взахлеб передавали из Вены и Италии интервью с уехавшими, гарантировали их будущий творческий успех, международную славу и обеспеченную жизнь.
Трудности с выездом из страны придавали ореол мученичества, позволяли говорить о политической эмиграции. И никто не задумывался над парадоксом: ореол мученичества у тех, кто уехал, а не у тех, кто продолжал жить в условиях режима и противостоять Молоху.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МИХАИЛУ СУСЛОВУ
Мы, художники, подвергшиеся остракизму более десяти лет назад в результате безобразного скандала, учиненного Никитой Хрущевым в Манеже, и все эти годы наперекор травле Министерства культуры и жестокой неприязни с Вашей стороны, т. Суслов, продолжающие творчески работать и верить в будущее советского искусства, отказываемся дальше молчать. К этому нас вынуждает не наше положение — быть творчески заживо погребенными, наверное, наш удел, — а та удивительная настойчивость, с которой Вы, человек, руководящий идеологической работой, проводите в жизнь курс своей политики.
Достаточно включить телевизор, чтобы понять, какое преимущество предоставляется актерам и певцам сталинских времен в праве олицетворять советскую культуру. А рядом с ними фильмы 1930–1950 гг., возобновленные постановкой балеты столетней давности, этнографические ансамбли с частушками и чечетками, которые должны представлять нашу сельскую молодежь, имеющую законченное среднее образование и составляющую 40 % поступающих в наши вузы студентов. Все это должно символизировать расцвет нашей сегодняшней советской культуры.
О живописи нечего и говорить. Для Вас социалистический реализм — это некое среднее арифметическое, некая сумма канонизированных и Вами дозволенных приемов, за которыми нет поисков и, значит, нет стремления художника создать современное воздейственное искусство. И это еще не самое страшное. Ведь искусство как река — его не остановят ни Ваши запреты, ни железобетонное русло запретов и разрешений, по которому Вы с завидным упорством пытаетесь направить его вспять. Самое страшное, что все это делается Вами сознательно, с единственной целью — лишить русского человека духовной жизни, превратить его в робота, способного выполнять самое жестокое и нелепое Ваше желание. Ваша установка — на примитивизацию советской культуры, на пропаганду убогих идеалов и отрицание сложности духовных интересов советского человека. Ваш основной идеологический принцип — принцип оглупления народов СССР, позволяющий Вам создавать почву для нарушения всех законов нормальной жизни человеческого общества.
Вы прекрасно знаете, что не так просто заставить деятелей культуры творить во вред своему народу, и поэтому Вы своими методами руководства прививаете советскому народу неверие в свои творческие силы, нигилизм, а на практике для такого рода работы Вы создали некую финансовую элиту, которая одна, как идеальная исполнительница Ваших указаний, имеет право главенствовать в творческих союзах, распределять заказы, получать за эту деятельность невиданные в истории мирового искусства денежные вознаграждения…
Для того чтобы поддержать свою концепцию прямого подражания искусству XIX века, концепцию имитации чуждого для наших дней искусства, Вы прибегаете к методу прямой подтасовки фактов, используя данный Вами, в обход всех, аппарат дезинформации и воздействия. Еще до Манежа по Вашей санкции была создана видимость некой художнической оппозиции с нарочитым антисоветским уклоном. В эту сеть, управляемую Вами, были включены так называемые лианозовцы (Рабин, Кропивницкий), художники, допущенные Вами на фестиваль 1957 года, — И. Глазунов, Э. Неизвестный, А. Глезер и некоторые другие. Все они, согласно Вашей программе, получили право и обязанность постоянно общаться с иностранцами, показывать им и продавать на любую валюту «ради хлеба насущного» свои работы.
