Лев Выготский - Психология искусства
Полоний говорит об этой любви, что она игра крови – не больше. Офелия рассказывает:
Со мной не раз он в нежности пускался
В залог сердечной дружбы.
…
Отец, он предлагал свою любовь
С учтивостью.
…
И в подтвержденье слов своих всегда
Мне клялся чуть ли не святыми всеми.
И эта его записочка, которую Полоний передает королю и королеве: «Небесной, идолу души моей, ненаглядной Офелии». «На ее дивную белую грудь эти…» – и т. п. «Не верь дневному свету, Не верь звезде ночей, Не верь, что правда где-то, Но верь любви моей». О дорогая Офелия, не в ладах я со стихосложеньем. Вздыхать в рифму – не моя слабость. Но что я крепко люблю тебя, о моя хорошая, верь мне. Прощай. Твой навеки, драгоценнейшая, пока эта[машина] принадлежит ему. Гамлет" (II, 2).
Это удивительно глубокое предчувствие, это необходимо запомнить на все дальнейшее чтение трагедии: «пока эта машина принадлежит ему» – он уже чувствует, что эта машина (какое удивительное слово для объяснения всего дальнейшего «автоматизма» Гамлета в трагедии) начинает принадлежать не ему. Ведь в этом вся грядущая трагедия. Гамлет не обманывает Офелию, обещая любить ее вечно до тех пор, пока и т. д. Теперь еще он любит ее глубоко – опять на такой душевной глубине, которая невыразима, – стихи не даются ему. Только в самых общих чертах обозначена эта любовь, и первое – это ее глубина (смысл записки), но уже видна ее трагическая сторона. Лаэрт говорит, что любовь Гамлета – фиалка, ее жизнь – минута, не больше. Цветок, отцветающий скоро, издающий запах одно мгновение, – не больше. Конечно, он имел непосредственно в виду другое, но какой глубокий смысл приобретают его слова, его предчувствия трагической развязки этой любви – опять два смысла: один, вкладываемый лицом говорящим, и другой – трагедией. Он почему-то боится любви Гамлета к сестре, пугается ее, хочет уберечь ее от этого. Так и Полоний.
Полоний
…А как ты отнеслась
К его – как ты их назвала – залогам?
Офелия
Не знаю я, что думать мне о них.
Полоний
…точней – совсем не верь.
А клятвам и подавно…
Лаэрт себе и сестре истолковывает, как и Полонии, свои опасения просто – естественные опасения брата за ее девическую честь, обыденным и понятным языком. В Гамлете играет молодая кровь, он, может быть, и любит ее сейчас, но он принц, он в своем выборе не волен, он связан своим высоким положением, он «в себе не властен», он «подданный своего рождения», он не может сам устраивать свою судьбу, он должен считаться с одобрением народа – следовательно, ему нельзя верить и надо его любви остерегаться.
Лаэрт
Пусть любит он сейчас без задних мыслей.
Ничем еще не запятнавши чувств.
Но каким глубоким отзвуком грядущей трагедии звучат ого слова, имеющие в виду совсем не то, не таинственное озарение, отблеск грядущей скорби и несчастий, а будничное и обыкновенное рассуждение и опасение брата, дорожащего девической честью сестры. Но не все ли здесь, в этой трагедии, имеет два смысла:
Подумай, кто он и проникнись страхом -
По званью он себе не господин.
Он сам в плену у своего рожденья.
Не вправе он, как всякий человек,
Стремиться к счастью. От его поступков
Зависит благоденствие страны.
Он ничего не выбирает в жизни,
А слушается выбора других
И соблюдает выгоду народа.
Поэтому пойми, каким огнем
Играешь ты, терпя его признанья…
и т. д.
Опять: свяжите это с «до тех пор, пока» … Лаэрт чувствует, что «эта машина» принадлежит не Гамлету – он раб своего рождения, он в себе не властен. Опять намек на трагедию рождения – «зачем я был рожден»… Итак, в отношении к Офелии – обе эти стороны Гамлета обрисовываются очень ясно: он еще наполовпну здесь, как все, он любит девушку – Офелию, но уже наполовину (в предчувствии) не свой, его «машина» не ему принадлежит, он раб своего рождения, он не сумеет любить, любовь кончится гибельно – уже есть предчувствование таинственное, озаряющий намек грядущей трагедии любви Гамлета к Офелии.
Таков Гамлет до явления Тени: весь предчувствие, весь полузнание, полуздесь – полутам, на пороге двух миров. Тень вовсе не извне навязывает ему месть. Он, гам не зная того, идет навстречу Тени.
Гамлет
Отец – о, вот он словно предо мной! (I, 2), -
говорит он вдруг пришедшим рассказать ему о явленпп Тени, он чувствует ее приближение. Вот разгадка всего Гамлета: он все время видит в очах души отца{95}.
Горацио
Где, принц?
Гамлет
В очах души моей, Гораций.
Горацио
Представьте, принц, он был тут ночью.
Гамлет
Был? Кто?
Горацио
Король, отец ваш.
Гамлет
Мой отец?
Горацио
Спокойнее. Сдержите удивленье
И выслушайте. Я вам расскажу,
Меня поддержат эти очевидцы, -
Неслыханное что-то.
Гамлет
Поскорей!
В напряженнейшем изучении выслушивает он удивительный рассказ (опять рассказ!) Горацио о привидепип, не перебивая его ни словом, – в молчании. В превосходной картине изумления, удивления, но не чрезмерного, не потрясенного, с каким Гамлет выслушивает это в картине, выдержанной с изумительной художественной яркостью, сказывается все отношение Гамлета к Тени. Едва рассказ окончен, как он со стремительностью, перехватывающей слова поспешностью начинает расспрашивать, как о деле – опять удивительном, но не чрезмерно: где это было, говорили ли с ним?
Гамлет
Я слов не нахожу![18]
И только: это очень странно – не больше. Ни одно слово не повторяется здесь столько раз, как strange.
Гамлет
Да, да, все так. Сейчас я успокоюсь.
Кто ночью в карауле?
Марцелл и Бернардо
Мы, милорд.
Гамлет
Он был вооружен?
Марцелл и Бернардо
В оружье.
Гамлет
В полном?
Марцелл и Бернардо
Во всем.
Гамлет
И вы не видели лица?
Горацио
Нет, как же, – шлем был с поднятым забралом.
Гамлет
И что ж, он хмурил брови?
Горацио
Нет, смотрел
Скорей с тоской, чем с гневом.
Гамлет
Он был бледен? Иль красен от волненья?
Горацио
Бел, как снег.
Гамлет
И не сводил с вас глаз?
Горацио
Ни на минуту.
Гамлет
Жаль, не видал я!
Горацио
Вас бы дрожь взяла.
Гамлет
Все может быть.
И что ж, он долго пробыл?
Горацио
Я мог легко бы до ста досчитать.
Марцелл и Бернардо
Нет, дольше, дольше.
Горацио
Нет, при мне не дольше.
Гамлет
С седою бородою?
Горацио
Не совсем.
С едва посеребренной, как при жизни.
Гамлет
Я стану с вами на ночь. Может статься,
Он вновь придет.
Горацио
Придет наверняка.
В напряженной и прерывистой экспрессивности этого разговора{96} с яркостью обрисовывается это полуудивлеппе Гамлета – точно он узнал нечто удивительное, но что и раньше видел в очах своей души, точно подтвердилось и оправдалось в действительности прежнее ощущение его. Гамлет не ужасается – Дух его ужаснул бы, – его удивляет, как исполнившееся пророчество его души. И он сам идет навстречу Тени, сам хочет ее обо всем спросить, выведать.
Гамлет
И если примет вновь отцовский образ,
Я с ним заговорю, хотя бы ад,
Восстав, зажал мне рот.
А к вам есть просьба.
Как вы скрывали случай до сих пор,
Так точно и вперед его таите,
И чтобы ни случилось в эту ночь,
Доискивайтесь смысла, но молчите.
Он уже предчувствует неизреченность тайны – заклинает молчать – всему давать смысл молча (это тоже надо запомнить на все чтение дальше) – как все построено на молчании. Он сам идет навстречу Тени, что-то тянет его. Заклинание молчать – предчувствие страшной клятвы на мече; да и вообще вся сцена (прежде встречи с Духом, он встречается с ним в рассказе в разговоре!) – предварение, отблеск, предчувствие сцены явления Тени Гамлету (еще художественная деталь: при определении времени – очевидцы расходятся, определить пребывание Тени на время нельзя, потерялось чувство, расстроилось время – отзвук[21] «время вышло из пазов»). Удивителышй разговор в «отражениях» показывает всю ужасную реальность явления Тени. Сам Гамлет знает почти все: