Александр Амфитеатров - Женское нестроение
Слышалъ я стараго сойотскаго шамана. Долго онъ пѣлъ и причиталъ, тряся своимъ разрисованнымъ бубномъ. И, когда я попросилъ знакомаго инородца перевести мнѣ смыслъ пѣсни, — вотъ что, оказалось, пѣлъ шаманъ:
— Я стою одинъ на высокомъ холмѣ и пою въ снѣжную степь свою громкую пѣсню. Меня слышитъ пустыня, я не слышу никого. Слова мои замерзаютъ въ воздухѣ, потому что стоитъ жестокая зима. Когда настубитъ лѣто, они растаютъ, разольются съ холма шумными ручьями, и пустыня отвѣтитъ имъ…
Хорошо думалъ и пѣлъ старый сойотскій шаманъ. Съ удовольствіемъ принимаю пѣсню его своимъ девизомъ…
1903 г.
III
(Г. A — ту въ «Нов. Времени»)
* Владимиръ Карловичъ Петерсенъ. Скончался въ 1904 году.
М. Г.!
Прочиталъ я вашъ фельетонъ «Понемногу о многомъ», a въ немъ отдѣлы «Бѣлыя невольницы» и «Правда ли это?» со слѣдующими строками по моему адресу:
«Нашелся какой-то очень краснорѣчивый Иксъ (побоялся выступить безъ забрала, несчастный!), который дерзнулъ сказать, что бѣлыя невольницы попадаютъ въ веволю не по роковому предназначенію, a потому, что это выгодно женщинѣ въ экономическомъ отношеніи. Конечно, такая дерзость безнаказанной пройти не могла, и явились горячіе протестанты, предавшіе Икса растерзанію по всѣмъ правиламъ благонамѣренныхъ прописей и чувствительной филантроаіи.
«Увы! Иксъ струсилъ и пошелъ на компромиссы и сталъ каяться и божиться, что онъ и не думалъ нападать и оскорблять бѣлыхъ невольницъ, но что онъ хотѣлъ тодько подчеркнуть, какъ можно рѣзче, что всѣ пріюты, создаваемые для реабилитаціи и спасенія кающихся Магдалинъ, суть палліативы и что, пока женщинъ не сравняютъ вполнѣ въ правахъ съ мужчинами на экономическомъ ристалищѣ труда и заработка, до тѣхъ поръ проституція неизбѣжна, такъ какъ, несомаѣнно, женщинѣ она выгодна, какъ профессія.
«Ахъ, какъ я огорчился такому выпаду несомнѣнно умнаго, но, вѣроятно, еще несомнѣннѣе, трусливаго человѣка! И ты, благородный Брутъ, за уравненіе правъ? И вы за нѣчто невыполнимое и немыслимое? — думалъ я, стараясь въ то же время выяснить себѣ экономическое неравенство трудящихся мужчинъ и женщинъ. Вѣдъ сколько объ этомъ неравенствѣ сказано жалкихъ словъ — и перечислить немыслимо»!..
Чувствительнѣйше благодаря за комплименты моему уму, я долженъ, однако, замѣтить, что статьи мои о борьбѣ съ проституціей вы прочитали, вѣроятно, изъ пятаго въ десятое, потому что приписываете мнѣ мысли, которыхъ я не имѣлъ, и поступки, которыхъ не совершалъ. A именно:
1. По вашему мнѣнію, я «дерзнулъ сказать, что бѣлыя неволъницы попадаютъ въ неволю не по роковому предназначенію, a потому, что это выгодно».
Не знаю, что вы хотите выразить словами «роковое предназначеніе», въ качествѣ противоположенія «выгодѣ«. Моя мысль была такова: въ деспотически мужскомъ строѣ современнаго общества женщина — безправная и дурно оплаченная работница, въ которой наивысшую цѣну имѣетъ ея полъ; поэтому, покуда строй мужского преобладанія будетъ управлять обществомъ, женщинѣ выгоднѣе промышлять своимъ поломъ, чѣмъ инымъ трудомъ: поэтому, въ современной цивилизаціи торговля поломъ есть именно роковое предназначеніе жеящины, отъ котораго честному, самостоятельному труду удается отбивать для себя только натуры выдающіяся — героинь и мученицъ; масса обречена кормиться своимъ поломъ, въ формѣ ли брака, въ формѣ ли проституціи, за милость мужчины… Торговля собою — единственный настояще выгодный промыселъ, оставленный женщинамъ мужскою опекою. Какого же вамъ еще рокового предназначенія угодно?
2. «Иксъ струсилъ и пошелъ на компромиссы и сталъ каяться и божиться, что онъ и не думалъ нападать и оскорблять бѣлыхъ невольницъ» и т. д. Я не могъ ни въ чемъ подобномъ каяться — тѣмъ паче съ божбою, — прежде всего потому уже, что изъ оппонентовъ моихъ, мнѣ извѣстныхъ, никто меня въ этомъ не обвиняль, да, полагаю, и не могъ обвинить, потому что тезисы мои быть можетъ, непріятны для мужского самолюбія и лицемѣрія, a ужъ никакъ не для женщинъ, которыхъ эти милыя силы нашей культуры держатъ въ физическомъ и нравственномъ рабствѣ, вяжутъ по рукамъ и по ногамъ. Я же зову женщину къ свободѣ, къ равноправію съ мужчиною. Равенство половъ во всѣхъ правахъ и отношеніяхъ общественныхъ опредѣлитъ новую культурную эру, о которой взываетъ наша дряхлѣющая цивилизація. A зарею такого равенства является для меня все болѣе и болѣе наростающая потребность въ экономическомъ уравненіи женщинъ и мужчинъ.
3. Да, я — за уравненіе правъ, что отнюдь не значитъ — «за нѣчто невыполнимое и немыслимое». О невыполнимости и некыслимости я уже достаточно сказалъ, отвѣчая г. Зѣньковскому на его теорію «можности». Есгь слово:
— Необходимость.
И… гдѣ оно раздается, тамъ нечего говорить о можномъ и неможномъ, о выполнимомъ и невыполнимомъ, о мыслимомъ и немыслимомъ. Необходимо, — и должно быть. Вопросъ о равенствѣ общественныхъ правъ мужчины и женщины уже близокъ къ этой принудительной грани.
4. Въ качествѣ «человѣка, несомнѣнво, умнаго, но, еще несомнѣннѣе, трусливаго» я спрошу г. A — та, какъ человѣка, несомнѣнно, храбраго:
— Потребность въ женскомъ добычливомъ трудѣ наростаетъ для общества съ каждымъ днемъ. Семья уже не въ силахъ кормиться заработкомъ одвого мужчины. Вы признаете, что наивыгоднѣйшій способъ заработать деньги для женщины — проституція. Предположимъ, что такъ. Какую же будущность готовятъ обществу этя положенія?
Полагаю что, когда потребность въ женскомъ трудѣ насущно необходима, a способовъ къ удовлетворенію потребности нѣтъ, могутъ быть предложены только два исхода:
Или широкое изысканіе новыхъ формъ и областей женскаго труда, которое завершится полнымъ равенствомъ его съ мужскимъ.
Или признаніе существующихъ способовъ правомѣрными и согласными съ нравственностью общества
То есть, попросту говоря, либо надо дать женщинѣ выгодный выходъ изъ области полового труда во всѣ остальныя трудовыя сферы, либо признать половой трудъ, т. е. проституцію, законнымъ, честнымъ, нравственнымъ, равнымъ всякому другому.
Первый выборъ — мой. Второй неминуемо вытекаетъ изъ разсужденій г. A — та о неисполнямости и немыслимости коренной реформы женскаго вопроса. Полюсы женскаго будущаго: или равноправіе съ мужчиною, или общественное торжество проституціи. И… какъ бы ни поддразнивалъ меня г. А — тъ трусостью, я сознаюсь откровенно, что не имѣю достаточно храбрости, чтоби утѣшаться второю перспективою, какъ соціальнымъ идеаломъ. Belle, oneste e stimatissime cortigiane di Venezia («прекрасныя, благородныя и высокопочтенныя венеціанскія проститутки») очень хороши на картинахъ Бордоне, Тиціана, Веронезе, но сомнѣваюсь, чтобы и г. A — тъ желалъ видѣть этотъ почетный классъ воскреснувшимъ къ жизни.
Г. A — тъ, сомнѣваясь въ малоцѣнности женскаго труда, приводитъ въ примѣръ высокіе заработки пѣвицъ, актрисъ, талантливыхъ художницъ, модистокъ и мамокъ.
На это я отвѣчу:
а) Доказывать, чго женщинамъ хорошо и заработно живется, именами Самокишъ-Судковской, Бемъ, М. Фигнеръ, Дузе, Сарры Бернаръ, Савиной, столько же логично, какъ — если бы я сталъ, напр., дѣлать выводы о зажиточности русскаго мужика по состояніямъ Кокорева, Губонина, a о степени его развитія по генію Ломоносова, по талантамъ Кольцова, Никитина, Сурикова. Геній не имѣетъ пола, большой талантъ также. Женщины, названныя г. A — томъ — «выдающіяся»: онѣ возвысились, въ дарованіяхъ своихъ, одинаково надь мужскою и женскою массою. Удача исключительной личности не можетъ быть мѣриломъ благополучія общественной единицы. Впрочемъ, за развитіемъ этой части моего возражеиія я попрошу г. А — та обратиться къ «Послѣсловію» моего публицистическаго романа «Викторія Павловна: тамъ оно изложено подробно.
б) Въ этомъ же романѣ г. A — ть найдетъ главу о доходности женскаго сценическаго труда, о соотношеніи въ немъ заработной платы съ расходами производства и т. д. Здѣсь же я отмѣчу только, что женскій сценическій трудъ — очень недавнее завоеваніе женской эмансипаціи: ему всего 150–200 лѣтъ… При томъ лишь весьма немнго лѣтъ тому назадъ, — y насъ, въ Россіи, пожалуй, нѣтъ еще и полувѣка, — трудъ актрисы и пѣвицы очистился отъ обязательной проституціонной примѣси. Этому герофскому завоеванію женской эмансипаціи гг. мужчипы покорились не съ большею радостью, чѣмъ, напр., крѣпостники — освобожденію крестьянъ. И процессъ этого завоеванія до сихъ поръ нельзя считать совершенно законченнымъ, что доказывается закулиснымъ обиліемъ негласной и привилегированной проституціи добровольной. Въ обществѣ, обладающемъ столь поучительною пьесою, какъ «Таланты и поклонники», актриса — честная труженица только для лучшихъ мужчинъ его, для Мелузовыхъ; для массы она — добыча, приманка, соблазнительная кандидатка въ половой развратъ.
в) Оставляя въ сторонѣ сценическій трудъ исключительно талантливыхъ, успѣвшихъ стать внѣ пола величинъ, разсматривая условія его для средней работницы, надо опять-таки съ грустью отмѣтить, что доходность сцены для женщины растетъ постольку, поскольку амплуа ея соприкасается съ половыми особенностями. Г. A — тъ взялъ въ примѣръ огромнаго заработка г-жу Бяльцеву: какъ пѣвица, эта сценическая дѣятельница — совершениое ничтожество, но она, какъ никто, умѣетъ дѣйствовать голосомъ и интонаціями своими на чувственность публики; это — талантъ половой, и успѣхъ его половой. Здѣсь огромныя суммы платятся не за вдохновеніе, трудъ и искусство, a за упраздненіе, такъ сказать, вокальнаго стыда. То же самое Отеро, Кавальери е tutte quante. Насколько публика предпочитаетъ половыя сценическія впечатлѣнія чистому искусству, насколько въ актрисѣ женщина милѣе ей, чѣмъ талантъ, разительное и трагическое доказательство явилъ Петербургъ осенью 1902 г., въ отвратительной исторіи самоубійства антрепренера Морева изъ-за нарушившей контрактъ Кавальери. Труппа, собранная изъ лучшихъ артистовъ Европы, не могла утѣшить публику въ потерѣ наслажденія видѣть очень красивую женщину съ ореоломъ скандала вокругъ головы, съ тѣнью кафешантана за спиною. Толпа «плевать хотѣла» на Маркони, Баттистини, Баронатъ и требовала деньги назадъ.[4] Антрепренеръ прогорѣлъ и застрѣлился… А исторія русской драмы, которую 25 лѣтъ держала въ черномъ тѣлѣ оперетка, покуда полового владычества послѣдней не сломилъ уже совсѣмъ откровенно половой кафешантанъ? Сейчасъ Мельпомена какъ будто возрождается. Но въ преуспѣяніи ея тоже приходится поставить не малую долю на счетъ тому новшеству, что строгая богиня очень смягчила свой былой пуризмъ, и о платонической любви декламируетъ нынѣ «Принцесса Греза» съ разрѣзомъ платья, какъ y «Прекрасной Елены»; учить супружеской вѣрности приходитъ «Монна Ванна», въ чемъ мать родила; цѣломудріе проповѣдуютъ «Рабыни веселья», a семейное начало читаетъ публикѣ проститутка «Заза».
