Дитрих Эккарт - Большевизм от Моисея до Ленина
— Позволить каждому человеку спасаться по своему фасону, — подчеркнул я, — не стоило бы рекомендовать. Молчаливой предпосылкой был достойный образ мыслей, настоящая вера, а не какое-то жалкое фарисейство.
Это различие определенно нужно было подчеркнуть. Этого не произошло, и у религии менял было преимущество. Иисус Христос не был таким терпимым. С хлыстом он выгонял «детей дьявола». Несмотря на то, что он говорил: «Любите врагов своих»!
— Любите, да, — ответил он, — если это настоящий враг, открытый, пусть даже, как по мне, и очень жестокий, то его также можно любить, по крайней мере, его можно уважать, и именно так это понимал также и Христос; но чтобы мы тех чистых бестий, людей, которых любовь целого мира не могла бы отвадить от того, чтобы они отравляли нам душу и тело, могли бы впустить в свое сердце, это Христу не пришло бы в голову даже во сне. И он сам не делал этого. Наоборот, он бил их, бил так крепко, как только мог, и то, что он, полный возмущения, бросил в лицо этому сброду, дышит самой непримиримостью. Для меня это был бы славный основатель религии, между действиями и учением которого не было самого незначительного противоречия! В противном случае все блеф. Почему тогда «набожные» никогда не руководствовались этим? И они — в самой меньшей степени. Они до смерти преследуют даже приличного противника; если точнее, то именно его. Зато перед самыми прожженными жуликами они закрывают глаза. «Баварская народная партия» точно знает, что мы без всякой задней мысли защищаем христианские основы нашей нации; однако, она знает, что мы, пока она не изменится, не будем иметь с ней никаких дел; и потому она предпочитает иметь дело с евреем, так как надеется остаться у власти с его помощью. Но ее ждет сюрприз. Еврей, источая приветливость, использует ее, и потом плетями погонит ее к палачу, как только у него в руке будет власть.
— Это неизбежно, — согласился я с ним, — но с нами у них этот страшный опыт не получится. Мы не убиваем, менее всего нашу собственную плоть и кровь. Что касается нас, то пусть даже эти господа снова придут к рулю государства, лишь бы только этот свинарник был приведен в порядок, и тогда они поняли бы, насколько мы были правы. Мы боремся не ради власти. Но мы хотим немецкого духа, мы хотим настоящего христианства, мы хотим порядка и дисциплины, и хотим, чтобы это укрепилось настолько, чтобы также наши дети и внуки не смогли бы ничего в этом изменить.
— Они считают, — сказал он, — что это невозможно, и поэтому видят в нашей программе только пустые фразы, те самые фразы, которыми они сами так сознательно жонглируют. Но это не только возможно, но даже определено; пусть даже это и нельзя сделать за один день. Нужно только начать. Еще нигде и никогда не было настоящего социального государства. Всюду и всегда верхний слой гораздо больше тяготел к принципу: «что твое — мое», чем к «что мое — твое». В том, что нижний слой, преисполненный ярости, теперь совершает упомянутую ошибку, эти умники должны винить себя сами. У еврея есть преимущество перед обоими. Один озабочен своими делишками, другие их исполняют. Поэтому мы выступаем против обоих. При нас закончится как засилье бонз с их привилегиями, так и рабство. Это арийское, это христианское мировоззрение. Оно коренится в свойственном нам от природы разуме, раньше оно было неосознанным, и стало осознанным со времен Христа.
— Верно, — ответил я, — мы боремся и против левых, и против правых. И потому происходит нечто весьма странное: с нами борются оба направления, которые и так враждуют между собой. Красные кричат, что мы реакционеры, а для реакционеров мы большевики. И тут, и там еврей трубит сигнал к атаке против нас. Нижний слой этого еврея не видит, пока не видит, и потому ненавидит нас из глупости; верхний слой видит его, но хочет воспользоваться им в своих корыстных целях, и потому с еще большей бессовестностью нападает на нас со спины. Тут нужно очень много веры, чтобы не утратить мужество.
— У нас ее, слава Богу, более чем достаточно, — выпрямился он со смехом. — Ни одно слово не обращено к нам больше, чем «Не бойтесь!». И эти слова должен был произнести еврей? Эта креатура вечного страха? Что за чепуха!
— Подлог тут очевиден, — ответил я. — В Евангелии от Иоанна Христос объясняет самаритянину, что спасение приходит от евреев, и в том же самом Евангелии несколькими главами позже он кричит евреям, «вы не от Бога», подчеркивает там даже, что он говорит правду, но Авраам этого не делал[72] Быть не от Бога и быть детьми дьявола, это, в принципе, одно и то же. И из этой местности должно было прийти спасение? Даже слепой заметит здесь позднейшую вставку известного фокусника. И тот же обман там, где говорится о Христе, что он пришел не нарушить закон, а исполнить. Ни одна йота и т. д.[73]
Чепуха! Он шаг за шагом ломает закон, с очевидным намерением! Он советует это даже своим апостолам, да еще и так часто. Он идет с ними в субботу через посевы, срывает колосья и ест их, что запрещено; в синагоге он ест хлебы предложения, которыми могут питаться только священники, и разрешает их есть своим спутникам; что касается законов о приеме пищи, то он публично требует их нарушать[74] — очень странное «исполнение» законов! Полная чепуха, и там она только для того, чтобы мы верили в его прирожденное почтение перед еврейской религией из задницы.
— Ты касаешься, — постучал он меня пальцем по груди, — основного рычага евреев для отвлечения от прирожденной подлости их расы. Народ, который произвел спасителя, должен быть избранным! При этом этот глупый сброд был настолько глуп, что он наряду со своими фальшивками оставил там самые явные противоречия. Если бы мир не был настолько простодушен, он давно бы уже разгадал этот фокус.
— Ну, — подмигнул я, — все же, вероятно, они были умными. Я имею в виду; умные, которые были достаточно умны, чтобы не быть умными.[75] Подумай о Лютере! «Евреи хотят все свои дела делать двусмысленными и ничего не делать определенного», пишет он.[76] Всегда их тактика приводит к какому-то замешательству. Спор о Христе был неизбежен. И он дороже им, чем всеобщая вера в «еврея» Христа. А то, что теологи, в особенности протестантские, снова и снова вытаскивают на свет Божий эту лживую легенду, то тут мы знаем, с кем имеем дело.
— Это чистая теология, — сказал он, — причислять Христа к народу, религиозные книги которого[77] беспрерывно ругают его как «байстрюка», как «животное разврата», как «повешенного», как «погребенного на навозной куче мертвого пса», и наслаждаются надеждой, что он отправился в «ад с кипящими экскрементами». Тут можно просто схватиться за голову из-за этого избытка психологических знаний. Неудивительно, что недавно студенты теологии Тюбингенского университета в честь светоча их кафедры всерьез переоделись в еврейских священников и в торжественном шествии пели псалмы[78]. Либеральная «Мекленбургская газета» называет это «торжественным примером объединения науки и народного духа». Ну да, конечно.
— Блаженны простаки, — проворчал я, — ибо их назовут идиотами.
Глава V
— И в любое время, — продолжил он, — еврей сразу оказывался на переднем плане, если нужно было испортить что-то новое и важное. Он как собака чует то, что опасно для него, и потом со всевозможными хитростями стремится справиться с ним. Извратить, сделать из этого что-то другое, или, по крайней мере, направить в другую сторону, вот его цель. Шопенгауэр называл его «пеной человечества», «скотом», называл его «великим виртуозом лжи» — и что же он делает? Он основывает Общество Шопенгауэра. Также и Общество Канта — тоже дело его рук, вопреки тому, или, скорее как раз потому, что Кант весь еврейский народ в совокупности считал «нацией мошенников».[79]То же самое и с Обществом Гёте. «Мы не терпим евреев среди нас», говорит Гете.[80] «Их религия дает им право грабить чужаков», пишет он.[81] «И этот хитрый народ видит для себя только одну открытую дорогу: пока поддерживается порядок, то ему не на что надеяться», продолжает он.[82] Категорически он подчеркивает: «Я воздерживаюсь от всякого сотрудничества с евреями и с сообщниками евреев».[83] Все напрасно. Еврейское Общество Гёте существует. И оно существовало бы, даже если бы он сам недвусмысленно запретил его как мошенничество.
— С тем же самым правом, — заметил я, — мы оба можем присоединиться к Союзу талмудистов. Что же это за бесстыдство! Ума не приложу.
— Но не для еврея, — ответил он. — Для него нет бесстыдства. Для него есть только польза или вред. Подходить к нему с другими мерками, это значит покупать кота в мешке.
— Наши чародеи и гадатели, — сказал я, — все делают это. Гёте, Кант, Шопенгауэр, похоже, кажутся им самыми настоящими болтунами.
