Николай Шамсутдинов - Журнал «День и ночь» 2009 №4
— Почему же я должен идти отсюда? Здесь так мило, да если всё это ежедневно… Пожалуй, останусь.
— Ты уже изрядно пьян, путник, остановись с вином.
Я и правда выпил немало, но остановиться никак не мог. В очередной раз обращаюсь к старику.
— Я определённо останусь здесь на несколько дней, — пролепетал я заплетающимся языком.
— Не торопись с такими утверждениями, несколько дней затянутся очень надолго. И ещё раз рекомендую тебе быть поосторожнее с выпивкой.
— Да разве ж я пьян? — лепетание само собой сменилось на разгорячённую браваду. — Это разве много вина? Да я, бывало, и больше пил! Вот в Тисмане на последней ярмарке я выпил две, нет почти три фляги вина.
— Не хвастай раньше времени.
— А я и не хвастаю, я на каждой ярмарке устраиваю такие представления, что никому не жалко для меня монеты. А раз деньги есть, то можно и повеселиться. Но сегодня я устрою представление бесплатно, свадьба всё-таки.
Я забрался на стол и сделал стойку на руках, потом стал переступать ладонями через тарелки, попутно ухватывая зубами ягоды винограда и маслины. Но никто не обращал на меня внимания, все продолжали есть, пить, вести разговоры и петь свадебные песни.
— А вот ещё один номер! Ему аплодировала Тисмана, аплодировал Букурешти, а слава дошла до самого Парижа!
Я ловко перескочил с ладоней на ступни и стал изображать пантомиму, упираясь ладонями в воображаемую стену. Вновь полное равнодушие публики.
— Что же, неужели вам совсем неинтересно?! Смотрите, что я ещё умею.
Утро второго дня
— Эй, вставай! Утро на дворе, — старик склонился над моей гудящей головой, пытаясь при этом растормошить лежащее неподвижным поленом тело.
— Где я? — пытаюсь открыть глаза.
— Ничего нового на этом свете, все, кто с вечера перебрал, задают один и тот же вопрос. Ты сам-то помнишь, как здесь очутился, меня узнаёшь?
— А… ну, да… вы Думитру, мы ещё разговаривали вчера.
— Ну, слава богу, пришёл в чувство.
— А вот как я очутился здесь, не помню, то есть я помню, как пил, ходил на руках, как все плясали вокруг, как вы появились, а потом.
— Ну ладно, это сейчас неважно. На вот, попей воды, а я тебе чудное зелье приготовлю, всё как рукой снимет.
Пью воду, исчезает сухость во рту, но тошнота и головная боль усиливаются. В комнате опять появился старик.
— Вот попробуй, это должно помочь.
Зелье оказалось довольно мягким на вкус и довольно сильным на результат, сразу же выйдя наружу.
— Что это?
— Яичный желток в белом вине. Пришёл в себя? Прибери тут за собой, а я на стол соберу.
Ещё всё же нетвёрдым шагом я вышел из своей комнатушки в горницу.
— Весело тут у вас! Простите за возможную неучтивость, но у постороннего путника может возникнуть впечатление, что он попал в город пьяниц. Вчера словно реки винные сливались с реками ракии. Да и на дороге встретили меня два стражника навеселе. У вас правда так много пьют?
— Нет, всё совсем не так. Хотя ты, наверное, прав отчасти. Пьют много, но нечасто. То, что тебе довелось увидеть, бывает далеко не каждый день.
— Но вы говорили, что праздники происходят ежедневно.
— Это тоже верно.
— А те двое стражников так накачались, что даже посчитали меня видением в пьяном бреду.
— Ты и есть видение в пьяном бреду. Не задавай лишних вопросов, выходи на улицу и сам всё поймёшь.
— После вчерашнего наверняка весь город головой мучается.
— Скоро ты разубедишься в этом, ступай!
День первый
Выйдя на улицу из дома Думитру, я услышал радостные возгласы и звуки торжественного марша. Я добрался с окраины до главной улицы, небольшие размеры города позволяли сделать это чрезвычайно быстро. Радостная, празднично одетая толпа следует за украшенным разноцветными лентами экипажем, в котором гордо восседает Илие Доринеску, собирающийся вступить в брак с Феличией Соаре. Ватага ребятишек вприпрыжку бежит рядом с коляской. Я присоединяюсь к процессии.
Вот и дом судьи. Ворота глухо заперты. Илие вылезает из фаэтона и подходит к ограде. Три удара в створ калитки, над оградой появляется Григоре Соаре.
— Кто это к нам пожаловал?
— Голубок припорхал к своей голубке, отворяй ворота!
— А ты сперва докажи, что ты голубок, а не ворон чёрный да не коршун. Собьёшь картуну — голубка твоя, а коли не выйдет, так проваливай подобру-поздорову да облетай стороной нашу голубятню.
Илие ловко подпрыгивает и одним махом сбивает картуну с шеста, черепки и горящая солома оказываются на земле. Григоре отодвигает засов и распахивает ворота. Аугуста размахивает знаменем жениха, из дома плавной походкой ступает Феличия в кружевной фате, кланяется жениху, его родителям и родственникам. Вместе с Илие она забирается в коляску, господин Доринеску делает знак музыкантам, дабы те сменили плясовые ритмы на маршевые. Процессия направляется в церковь.
— Целую ручки, господин Маринеску!
— Здравствуйте, дети мои!
Толпа заходит в храм. Я оглядываюсь: старик Думитру вновь оказывается на крыльце.
— Ну что, начинаешь понимать, в чём здесь дело? — спрашивает меня он.
— Всё как и вчера…
— Да, всё так же.
— Но я не возьму в толк, зачем они опять играют свадьбу?
— А тебе понравился праздник?
— Да, было очень весело, красиво.
— Неужели ты не хочешь повеселиться снова? В полном недоумении я вхожу в церковь.
— Илие Доринеску, согласен ли ты взять в жёны Феличию Соаре и перед лицом Господа обещаешь ли ты любить её в радости и в горести, пока смерть не разлучит вас?
— Да, батюшка.
— Феличия Соаре, согласна ли ты взять в мужья Илие Доринеску и перед лицом Господа обещаешь ли ты любить его в радости и в горести, пока смерть не разлучит вас?
— Да, батюшка.
— А теперь скрепите брачный союз обручальными кольцами.
Мне становится немного страшно, в смятении я выбегаю на улицу. Ищу взглядом Думитру, но след его простыл.
Удар в спину. Меня сбивают с ног, радостная толпа вываливает из церкви на площадь. Да, они действительно не замечают меня. Я с трудом поднимаюсь, уворачиваясь от сапог слепо прущих вперёд гостей свадьбы. Мне удаётся отползти в сторону. Пришедши в себя, я решил опять проследовать к дому Доринеску.
Столы ломятся от угощений. Я подхожу к ним, уже не стесняясь, беру бокал, пью, закусываю.
— Что, вкусно?
— Угу… — хмыкаю я, пережёвывая кусок телятины. Стоп! Кто это? Оборачиваюсь: за спиной стоит Думитру.
— Веселишься?
— А почему бы и нет? Чем я хуже других?
— В том-то и дело, что не хуже, но и не лучше. Я же советовал тебе уходить отсюда как можно скорее…
— Просто давно мне не перепадали столь лакомые кусочки. Завтра уйду.
— Пойдём-ка отсюда, похоже, что ты ещё ничего не понял.
Вечер второго дня
Я и действительно ничего не понимал. То есть я понимал, что сегодня я видел то же, что и вчера. Каждый был на том же месте, говорил те же слова. Я боялся показаться глупцом в глазах старика Думитру, произнеся какую-нибудь дурацкую фразу типа «что-то тут неладно» или выдвигая немыслимые версии происходящего. Заколдованный город? Скажи я об этом вслух, старик поднял бы меня на смех — наслушался, мол, сказок. Но что ещё подумать? Я решил молчать, притвориться, что у меня нет никаких догадок, пусть расскажет сам.
— Сегодня был хороший день, — начал своё повествование Думитру, — и погода удалась, и праздник у людей.
Я постарался изобразить из себя наивного младенца, которому нужно объяснять всё до мелочей. Уж очень хотелось узнать всё из первых рук, не коверкая историю своими домыслами.
— Неплохо бы всё это повторить, не правда ли? — продолжил он. — Дни бывают разные, когда заболеет кто, когда помрёт, когда пожар случится. Таких дней следует остерегаться.
Я наконец решил вмешаться, мне показалось, что теперь-то всё вполне ясно.
— Они решили остановить время?
— Не говори таких глупостей! Ты был на главной площади?
— Ну да, был.
— Что ты там видел?
— Ничего особенного, церковь, ратуша… Всё как и в других городах.
— Утром посмотри повнимательнее, а сейчас пора спать.
Утро третьего дня
На этот раз я проснулся довольно рано. Сегодня у меня есть цель. Сегодня я должен всё окончательно понять. Я быстро оделся и бегом побежал на главную площадь.
На площади пусто. Город ещё только просыпается. Вот батюшка Ион выметает сор с церковного крыльца, изредка появляются одинокие прохожие. Что же особенного на этой площади, о чём говорил Думитру?
Слышу цокот копыт о мостовую. Да, я узнаю эту повозку, кузнец Василе направляет тройку пепельных в яблоках кобылиц к дому Доринеску.
