Наталья Иванова - Русский крест: Литература и читатель в начале нового века
Но интрига жюри шла не только в сторону русскости и «толщины» (об этом тоже сказал Аксенов: ну не в палец же толщиной… мол, роман должен быть толстым). Интрига шла и в сторону… типа того, что Россия должна прирастать Сибирью. И вот уже в списке – два романа Романа Солнцева. У меня только один вопрос по этому поводу: почему не три? И как теперь жюри будет выбирать – между тем Солнцевым и этим? Еще одно: интрига шла в сторону усреднения, «стрижки» газона так, чтобы не высунулся кто поярче тех, на ком (по тем или иным причинам) остановился «зрак» коллективного литературного бога (то есть заменяющих его жрецов). Так не попал в список Михаил Шишкин. Василий Аксенов простодушно до чрезвычайности объяснил почему: «Шишкин – высокохудожественный (ей-богу, именно так: записала с голоса. – Н. И.) писатель, но если бы мы его включили, то он уж точно победил бы. Шишкин достоин большего, чем Букер». Нет комментариев.
А так – без конкуренции победит другой. И мы знаем имя этого человека.
Алла Марченко гневно изгоняла из списка, как она выразилась, «букеровскую тусовку» – видимо, имея в виду тех, кто уже в «списке Букера» побывал (в другие годы). Но что тогда сказать об Анатолии Наймане? Его же тексты, и то, что посильнее довольно вялого «Каблукова», неоднократно попадали в букеровские списки.
А какой список без молодых? Нужен был жюри писатель молодой и о «живой жизни» пишущий. Выбрали Дениса Гуцко – по сравнению с его первой, полной «свидетельских» показаний, прозой (почти non-fiction) роман «Без пути-следа» спотыкается, и даже в слове (!) – та же Алла Марченко заключила, что роман «плохо отредактирован». Но если текст нуждается в плотной редакторской опеке, в пригляде и в серьезной помощи, вплоть до исправлений (не справился в «Дружбе народов» редактор Леонид Бахнов, недоработочка вышла), то какой же из такого автора финалист? Да и вообще – можно ли о таком тексте рассуждать, имея в виду лавры? За «содержание», что ли, будем теперь премии давать, за правильную прописку (лучше всего – в провинции), за идейность и «отображение жизни»?
О Елене Чижовой. Тоже знакомая по «списку Букера» (ее роман «Лавра», лучшего качества, чем «Преступница», но тоже не шедевр, в позапрошлом году засветился в финале, – все к вопросу о «тусовке»). И Олег Ермаков ведь тоже там был – только с отличным романом «Знак зверя», не удостоенным лавров; теперь он представлен слабым романом «Холст», которому и «Знамя», Ермакова открывшее, «закрыло» страницы). Итак, получается, что трое (sic!) из шести, повторяю, каждый второй – из «букеровской тусовки», выражаясь языком члена жюри.
Не выдержал далекий от литературных интриг Владимир Спиваков – музыкант рассказал, и подробно, какой роман из прочитанного произвел на него впечатление самое сильное, но в голосовании, естественно, один голос победить не мог. Наивный Спиваков! Сразу видно, что не писатель.
На вручении премии Таормина Анна Ахматова, по ее же рассказу, записанному Л. К. Чуковской, шепнула Твардовскому: «Уронила бы меня нянька в детстве, не было бы всей этой петрушки». Нянька «уронила» премию Букер при родах, когда вместо лауреата Петрушевской («Время ночь») получился лауреат Марк Харитонов («Линии судьбы, или Сундучок Милашевича»). А когда нянька уронит, то родовая травма сказывается всю жизнь: ребенок рискует остаться инвалидом. Сильнейший сразу был отодвинут в сторону – дабы дать дорогу более слабому. Но что хорошо при входе в метро, то плохо при входе в литературную премию, по «спискам» которой трудно будет себе представить движение литературы конца/начала века. Как невозможно это сделать по спискам «сталинских» лауреатов: большинство имен (и, соответственно, произведений) безнадежно канули в воды той самой Леты. Удивительную книгу (редкий экземпляр!) я обнаружила у себя в домашней библиотеке, называется она «Выдающиеся произведения литературы 1951 года» («Советский писатель», Москва, 1952, составитель С. Бабенышева, тираж 30 000 экз.). Книгу открывает образцово-клишированное, пафосное предисловие К. Симонова – это сборник «статей о книгах» С. Злобина, В. Лациса, В. Василевской, Я. Галана, Дм. Еремина и др. И где они?
Решение о премии (любой!) не может в принципе быть абсолютно справедливым: ее все-таки присуждает не Бог, а люди, обязанные сохранять интеллектуально-литературную честность и не придумывать себе уловки. Хотя само устройство, сам механизм премии выстроен так, чтобы можно было постараться достичь объективности. Единственное разрешение этой коллизии – учреждение новой, своей премии. Если где сегодня у нас и победила демократия, то именно в литературе: публикации, книги, журналы и особенно премии (шесть «шолоховских», три – имени Льва Толстого, несколько «фадеевских» и т. д., всего – за несколько сотен зашкаливает) свидетельствуют об этом. Но история, увы, повторяется почти везде одна и та же: не пущать «особенных» и «выдающихся», пользующихся вниманием критики и – добавлю – весьма квалифицированных читателей. Плюрализм мнений, сменное жюри, а возвращаемся к эстетическим критериям давно и навсегда, как казалось, утраченного соцреализма: значительный герой, жизнь, «сибирское» слово…
Итак, премия у нас – факт, но не литературной, а экономической жизни одного отдельно взятого писателя. Она никак не влияет на тиражи и упорствует в своем игнорировании читателя. Премия вроде бы должна компенсировать (так или иначе) потерю статуса писателем – но если решение жюри противоречит литературному качеству, то премия ничего не компенсирует, а только компрометирует. Что?
Изящную словесность, о существовании которой члены жюри постарались забыть, лицемерно делая вид, что озабочены возвращением русской литературы в ее традиционное русло.
В свое время знаменитый позже как режиссер Владимир Иванович Немирович-Данченко, ко всему прочему автор репертуарных, но не имевших никакой литературной ценности пьес, отдал присужденную ему Грибоедовскую премию Чехову (за «Чайку»). Не берусь утверждать, взял ли ее Чехов или нет, полагаю, что нет, – но поступок Владимир Иванович совершил правильный.
О самих себе, трогательных и драгоценных
1
Как стало известно, в Костромской области затейники-антропологи опрашивают местных жителей, дабы составить четкое градационное представление о русском национальном характере в его приоритетных чертах и качествах, как их определят сами люди. Так сказать, русские в своем мнении, или русские о русских. Прозаик Михаил Кураев еще в 1993 году, вскоре после октябрьских событий – он тогда побывал внутри Белого дома, а я 3 и 4 октября провела в самой непосредственной от него близости, так что мы оба были внутри и снаружи, было о чем подискутировать, – подарил мне одноименное переиздание весьма примечательной книги, впервые выпущенной в 1905-м. Подзаголовок этой «маленькой хрестоматии», составленной тайным советником, директором Горного департамента, публицистом начала прошлого века Константином Скальковским, – «Мнения русских о самих себе». При чтении открывается много неожиданно актуальных наблюдений. Например, князь И. Хворостинин изрек: «Московские люди землю сеют рожью, а живут ложью». О московских людях в следующий раз, сегодня же сосредоточусь на заявленной теме.
Задача выявления особенностей национального характера путем опроса жителей о самих себе, на мой взгляд, более чем странная, ибо русская литература (как, впрочем, и другие национальные литературы) давно уже объяснила (и продолжает объяснять), что национальные характеры «ходят парой», как Хорь и Калиныч, Мышкин и Рогожин, Дон Кихот и Санчо Панса. Могу перечислять и дальше – впрочем, каждый, я полагаю, легко продолжит список вечных национальных оппонентов.
Эта пара не обязательно представляет собою сотрудничество (или дружество). Это может быть и соперничество, в своих ярких чертах, в своей масштабности представляющее характеры героев своего времени.
Сегодня ни литература, ни театр, ни кино, ни («наше всё») ТВ при всем разнообразии своей деятельности таких героев не представило. В самом деле: не считать же такой «героической парой» Петросяна и его жену, хотя по известности они далеко опережают всех литературных персонажей последнего десятилетия, взятых вместе.
Путин и Ходорковский – вот два безусловно ярких современных характера, занимающих сегодня эту нишу. (Предварительно замечу, что эпитет «национальный» у меня лишен этнической обязаловки. Определения даны не по анализу крови, но по языку и ментальности.)
Это архетипическая, вечная пара: авантюрный герой и герой-преследователь. Ее можно и перевернуть: купец и солдат. У каждого – своя правда, каждый осуществляет свою программу, один – в общем нашем хаосмосе – противостоит и «принадлежит» другому. Только вместе, в «паре», они, как две половинки, сообщают информацию о характере, потерять из виду одного – значит утратить знание о целом. И при этом их объединяет нечто большее, чем противоотраженность, – неизбежное совпадение в моменте действия и прозрения, как у совсем вроде бы непохожих вышеперечисленных героев. Метафорически выражаясь, вместе будут плакать у мертвого тела Настасьи Филипповны.
