Василий Наумкин - Каменный пояс, 1981
Но вот случилась с Фомичом беда: его озлобленный напарник Васька Покидов (он вместе с Фомичом пас колхозное стадо) ночью спилил все любовно взращенные Фомичом яблони и чуть не довел последнего до самоубийства. И люди, поняв истинную величину горя «чудака», прощают ему прошлый «грех» гордыни, протягивают руку помощи (назначают колхозным садовником), ибо знают, что доверие к человеку — куда более действенное лекарство, чем наказание. И Фомич со своей стороны тоже сумел оценить великодушие односельчан.
Так свет добра побеждает в конечном итоге тьму недоверия и зла — эта центральная мысль раскрыта в рассказе с той убедительной ненавязчивостью и правдивостью, что присущи искусству подлинному и высокому.
Неизбежностью победы в человеческом общежитии идеалов совестливости и добра озарены и такие произведения писателя как «Туман на снегу», «Сосновый бор», «Подари мне сизаря»… Только не подумайте, что В. Потанин глядит на жизнь глазами идеалиста-бодряка, не замечая в ней теневых сторон. Есть у писателя и щемяще-грустные рассказы («Соловьи», «Чудо»), есть вещи драматического и даже трагического звучания (повесть «Ожидание моря» и особенно рассказы «В командировке», «Поезда не возвращаются», «Пьяный дом»), но даже и в самых «мрачноватых», если можно так их назвать, произведениях В. Потанина подспудно пробивается к свету сильный жизнеутверждающий порыв.
Да, горько и тяжело читать о судьбе Гришки Малявина, ставшего инвалидом и потерявшего любимую девушку («Поезда не возвращаются»), больно и жутковато следить за буйными оргиями Семена Лисихина и его жены Зойки, запивших с горя после гибели сына («Пьяный дом»), но и знакомство с этими рассказами не оставляет в душе осадка полной безысходности в судьбах героев, ибо слишком активна в них яростная жажда вернуться к нормальной полноценной жизни, вернуться в строй тех людей, что составляют основной костяк деятельных и светоносных героев писателя…
Правда, есть у Потанина рассказ «Легкая», в котором один из главных героев, сорокалетний учитель Валерий Сергеевич, выписан такими негативными красками, что невольно возникает ощущение: нет никакой надежды на его душевное возрождение. Да, Валерий Сергеевич из разряда тех, кто предпочитает больше урвать для своего мещанского благополучия, ничуть не реагируя или почти не реагируя на мнение окружающих, не смущаясь и не опасаясь потерять самое важное в жизни — доверие и уважение окружающих его людей. Однако, если вспомнить, что потанинский герой при всей своей черствости, психической надломленности, озлобленности все-таки непрестанно обращается памятью к светлому образу жизнелюбивей Антонины Ивановны (она погибла, спасая от пожара оказавшихся в огне телят), у которой некогда квартировал, то, может быть, пока не стоит считать его совсем пропащим?..
Виктор Потанин — лирик по складу своего дарования, лирическая струя превалирует в поэтике писателя, определяет своеобразие его стилистической манеры. У Потанина почти во всех произведениях слышен взволнованный голос рассказчика, звучащий то в полную силу («Пристань», «Тихая вода», «Над зыбкой», «Русская печка», «Капли теплого дождя»), то несколько приглушенно, но с большой внутренней напряженностью («Белые яблони», «Поезда не возвращаются»). И даже там, где лирический герой-рассказчик исключен из состава действующих лиц («Ожидание моря», «Огорчение», «В командировке»), его незримое присутствие ощущается непрерывно, его «вмешательство» в сюжетно-событийную структуру, в расстановку нравственных акцентов, в интонацию повествования, наконец, — очень велико.
В этом плане у В. Потанина много общего с такими, например, известными лириками, как Юрий Казаков, Виктор Лихоносов, Владимир Солоухин, Георгий Семенов, а гносеологическая ветвь уходит к гоголевско-аксаковскому корню.
Современный литературовед А. В. Чичерин в книге «Очерки истории современного литературного стиля» (М., 1977), подробно анализируя особенности стилистики Гоголя и Аксакова, отмечает среди прочих и такие: пристально-подробную детализацию в изображении быта и поразительную художническую память обоих писателей. Исследователь так характеризует, например, своеобычие жизневосприятия Аксаковым: «С. Т. Аксаков неоднократно говорил о себе, что ему свойственно помнить, а не фантазировать, не создавать ни сюжеты, ни типы. И это верно. Это едва ли не главная особенность его таланта. Но помнить и вспоминать можно по-разному…
Как живописец, вкладывая в картину давнее, может быть, даже детское чувство, в то же время внимательно следит за игрою света, высматривает строение древесного ствола, расположение и гибкость ветвей, все то, что сейчас у него перед глазами, и таким образом это его давнее чувство, так памятное с детства, бывает обогащено множеством позднейших впечатлений, так и талант Аксакова не столько в том, что он сохранил детские впечатления в неповрежденном, первоначальном виде, сколько в том, что и в старости, внутри своего жизненного опыта, он сохранил прежнее, детское, восторженное и чистое отношение к природе и людям».
В природе потанинского таланта много «аксаковского»: его цепкая память не контактирует с фантазией, зато всегда и, можно сказать, непрерывно обогащается разнообразными впечатлениями окружающей действительности.
И так же, как Аксаков, Потанин сумел сохранить «внутри своего жизненного опыта» по-детски незамутненное, кристально чистое отношение к миру, к людям, среди которых рос, от общения с которыми наполнял и наполняет свою память крупицами мудрости.
Об особенностях потанинской памяти, о его незаурядной способности детально вспоминать минувшее, обогащая его впечатлениями более поздними, говорят как раз те вещи, в которых преобладает лирическая струя.
«Наступил третий год войны. А когда-то уверяли себя, что война пройдет всего три недели. Да не вышло так. Но сосновцы не унывали. И как они обрадовались теперь теплым февральским дням!» — это начало главки «Военная музыка» из повести «Капли теплого дождя». Эти однозначные, экспрессивные предложения появляются вовсе не случайно; здесь мы встречаемся с излюбленным авторским приемом: каждая смысловая единица точно соответствует фразе-предложению (замечу тут же, что устная речь у Виктора Потанина очень близка по структурно-композиционной организации его письменной стилистике — мне неоднократно приходилось слушать выступления писателя перед читателями, и я всегда восхищался чистотой, смысловой точностью его разговорной лексики, ее соотнесенности, что ли, с работой мысли).
И у героев Потанина тональность речи всегда соответствует их психологическому состоянию (вспомним торопливые, захлебывающиеся монологи-причитания Нюры из повести «Пристань», когда за каждым ее жестом, за каждой фразой видна мятущаяся натура). Она, эта речь, не отличается лексической изощренностью, но словарный ее состав наделен осязаемой плотностью, свойственной коренным русским речениям — тут не надо отыскивать подтверждающих примеров, они рассыпаны по всем страницам потанинских повестей и рассказов…
Еще в 1971 году в предисловии «О себе» к сборнику «Ради этой минуты» Виктор Потанин писал: «И теперь, оглядываясь назад, я вижу и чувствую, как удивительно мне везло в жизни на доброту, на сердечность, на дружеское участие. Иногда мне кажется, что, не будь всего этого, мне бы не написать ни одной книги, ни одного рассказа, да и сама жизнь была бы пустой и сиротской, как голая осенняя пашня. Эту мысль я стремился провести во многих своих рассказах. Свет любви согревает людей, в одних пробуждая все лучшее, сокровенное — доброту и сердечность, другим напоминает о высоких целях, которые они призваны достигнуть в жизни».
И далее, говоря о своих любимых героях, писатель замечал: «Мне хотелось бы, чтобы читатель тоже полюбил их, потому что автор и в будущем думает писать о таких простых и таких близких для нас понятиях: красоте земли и красоте человека. Что более достойно творчества? Об этом говорили и наши учителя. А их заветы — священны».
С тех пор Потанин написал еще несколько добрых книг, в которых много света и прежде всего света любви, согревающего читательские души.
В. Потанин оставался и остается верен и другому своему обещанию: писать о таких же героях, что полюбились ему на заре творческих исканий, писать о «красоте земли и красоте человека» — об этом свидетельствуют и самые новые произведения писателя, и в частности, уже упоминавшийся пронзительно-светлый лирический гимн детству — рассказ «Капли теплого дождя».
Вступив в пору зрелости, талантливый прозаик продолжает свои художественные поиски в русле той литературной школы, что настойчиво, последовательно и весьма успешно развивает великие традиции отечественной классики, поэтому нет никакого сомнения в плодотворности этих поисков. Как нет сомнения и в том, что найденная писателем еще в начале пути орбита душевности останется его надежным маршрутом и в будущем.
