Александр Амфитеатров - Женское нестроение
Что каша въ Россіи заварена крутая, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія. Но русскій народъ повторяетъ пословицу, что кашу масломъ не испортишь. A я нарочно остановился подробнѣе на женщинахъ русской революціи, чтобы напомнить, какъ систематически женское вліяніе, женскій политическій тактъ и женская энергія являлись въ нашихъ революціонныхъ кашахъ масломъ, безъ котораго весьма часто каша такъ и прикипѣла бы къ горшку. За женщину — избирательницу, за женщину — равноправную гражданку, — право экономической необходимости и историческихъ заслугъ. Политическія реформы созрѣваютъ во времени, и пространственные примѣры къ нимъ не всегда подходятъ. Вотъ почему не слѣдуетъ смущаться упреками: нигдѣ въ Европѣ! Не въ томъ дѣло, что было въ Европѣ — это прошлое; и не въ томъ, что есть, доживая, — это тоже прошлое. Дѣло въ томъ, что будетъ и на очереди быть.
Да, каша русской революціи крута, и напрасно уповаютъ оптимисты, что ея кипѣніе остановитъ тотъ или другой конституціонный компромиссъ. Мы только въ началѣ кипѣнія, мы — въ верхней пѣнѣ его, a уже дрожитъ, бурлитъ и гудитъ дно. Близится перестройка не только правительственныхъ формъ и гражданскихъ условій, близится перестройка сословій и народностей. Ея не вмѣстятъ въ себя даже самыя благожелательныя формы той медленной постепеновщины, той проповѣди политическихъ видоизмѣненій въ темпѣ andante amoroso, которую можно назвать бюрократіей революціи. И, конечно, если ужъ строить дорогу черезъ болото, то — не шоссе, которое лѣтъ черезъ десятокъ надо будетъ сломать, чтобы замѣнить желѣзнымъ путемъ, a прямо желѣзный путь.
И еще — послѣдняя метафора. Россія строитъ свое новое государственное зданіе не на дѣвственной почвѣ. Для того, чтобы очистилась площадь для постройки, ей приходится разобратъ по кирпичу колоссальный вѣковой дворецъ стараго режима. Въ этомъ процессѣ разрушенія, длящемся пятьдесятъ лѣтъ, русскія женщины работаютъ непрерывно и на первыхъ мѣстахъ. Сколько ихъ убито падавшими камнями, сколько искалѣчено, сколько умерло на работѣ! Старыя стѣны таютъ, на очереди — возводить новыя. Неужели этотъ новый трудъ въ иовыхъ условіяхъ побѣдоноснаго новаго вѣка уволитъ изъ своей арміи этихъ неутомимыхъ работницъ, страстныхъ вдохновительницъ, часто руководительницъ стараго труда? Вѣдь безъ нихъ еще долго не быть бы и новому! Русскія женщины такъ много и хорошо умѣли разрушать, что — уже разрушеніемъ — выучились и хорошо строить!
1905
Заря русской женщины
Вступительное чтеніе въ Русской Школѣ соціальныхъ наукъ въ Парижѣ.
Дорогіе Товарищи!
Буря, гремящая надъ нашимъ отечествомъ, поставила на очередь политическаго выполненія одну изъ величайшихъ соціальныхъ реформъ, — если не самую великую, — какими свидѣтельствуется государственная возможность и готовность «отречься отъ стараго міра», оторватъся отъ. одряхлѣвшихъ устоевъ буржуазно-полицейскаго уклада для перемѣщенія на новые устои строя соціалистическаго. Русская революція четвертаго сословія рѣшительно выдвинула впередъ вопросъ о, такъ сказать, пятомъ сословіи, присущемъ неизмѣнно всѣмъ странамъ и государствамъ, каждому граду и каждой веси, — вопросъ о женщинѣ, женскій вопросъ. Отвѣтъ на него русской революціи, — a кто же изъ насъ сомнѣвается, что устами ея гласитъ предвидѣніе ближайшаго русскаго будущаго? — отличается яркою и дружною онредѣленностію. Въ защиту и признаніе равноправія женщины — равноправія политическаго, юридическаго, рабочаго, образовательнаго, семейнаго — высказались всѣ группы, всѣ программы русскаго освободительнаго подъема. Не говоря уже о партіяхъ соціалистической революціи, въ которой равноправіе женщинъ подразумѣвается само собою, потому что безъ такого равноправія она была бы лицемѣрна, безсмысленна и неосуществима, — не говоря уже о соціалистическихъ партіяхъ, мы видимъ, что необходимости равноправія жевщины, хотя бы лишь избирательнаго, подчинился даже буржуазный конституціонализмъ, выражаемый въ Россіи извѣстною кадетскою партіей. Правда, подчинился съ грѣхомъ пополамъ, съ кислымъ лицомъ и скрѣпя сердце. Но дѣло не въ удовольствіи или неудовольствіи гг. кадетовъ, a въ томъ, что логика вѣка заставила придти къ сознанію правоты и неизбѣжности женскаго равенства даже такую, сравнительно правую, доктринерски-буржуазную группу русскаго общества. Двадцатый вѣкъ — вѣкъ женскаго возрожденія: я думаю — не только въ Россіи, но и во всемъ цивилизованномъ мірѣ. Онъ началъ жизнь сознаніемъ, что безъ женскаго равноправія немыслимы болѣе ни свобода, ни благосостояніе государствъ, ни самозащита гражданства отъ пестрыхъ средствъ и поползновеній политической и капиталистической тиранніи, — немыслимъ тотъ соціалистическій перестрой міра, совершить который — его, XX вѣка, историческая задача. Побѣда соціализма заключаетъ въ себѣ побѣду женскаго равноправія, какъ часть, неотдѣлимую отъ цѣлаго. Я убѣжденъ, что не только дѣтямъ нашимъ, но и намъ еще удастся застать хоть начальные моменты этой великой, святой побѣды, которая искупитъ многовѣковое порабощеніе пола поломъ и сотретъ съ лица земли, по удачному выраженію Куртиса, — «послѣднюю изъ кастъ».
Въ канунъ такой женской побѣды, не лишнее оглянуться на прошлое великой половой войны, которую она заключаетъ. Выяснить источники и средства, которыми женская побѣда исторически подготовилась и создается, а, слѣдовательно, и тѣ начала, которыми предстоитъ ей укрѣпиться въ обществѣ будущаго. Съ этою задачею и предпринимаю я свой небольшой курсъ, предлагаемый слушателямъ Парижской Русской Школы соціальныхъ наукъ.
Обыкновенно, начиная исторію того или другого русскаго института, или бытового или правового, сословія ли, рода ли, изслѣдователь, съ невольною жалобностью, предупреждаетъ слушателей или читателей о бѣдности данныхъ для изображенія утренней зари поднятыхъ вопросовъ и для научнаго о ней сужденія. Не избѣгаетъ подобной участи и исторія русской женщияы. Прямыхъ литературныхъ источниковъ объ ея первобытномъ положеніи такъ мало, они такъ сбивчивы и неопредѣленны, такъ недостойны историческаго довѣрія, что съ ними почти вовсе нельзя считаться, какъ съ фактическимъ матеріаломъ. Даже въ самыхъ лучшихъ случаяхъ, эти источники, — Несторъ, Русская Правда, церковная литература первыхъ трехъ вѣковъ русскаго христіанства, договоры и завѣщанія удѣльныхъ князей, пожалуй, даже упомянемъ сомнительное «Слово о полку Игоревѣ«, - представляютъ собою не болѣе, какъ колодцы болѣе или менѣе подходящихъ подтвержденій для политической, бытовой и правовой экзэгэзы. Они вѣроятны лишь постольку, поскольку оправдываются совпаденіями и аналогіями въ жизви, лѣтописяхъ и юридическихъ памятникахъ другихъ славянскихъ народовъ. Поэтому, введеніемъ и первою главою въ исторіи русской женщины долженъ быть разсказъ и анализъ ея положенія въ славянствѣ вообще, a не въ той лишь узкой Руси, которая нашла свою дикую, хаотическую государственность въ смѣшеніи славянъ съ скандинавами, пруссами или какими-то таинственными южными кочевниками: каждый можетъ выбрать здѣсь ту теорію происхожденія Руси, которая ему больше по душѣ, - нашей темѣ оно сейчасъ совершенно безразлично. Единственный важный для насъ моментъ этой первобытно-государственной Руси — принятіе ею христіанства и, при томъ, христіанства восточнаго, византійскаго. Оно наложило свою тяжелую руку на бытъ славянской женщины съ первыхъ же своихъ шаговъ. Уже «Русская Правда» дышетъ византійскими вѣяніями, а, двѣсти лѣтъ спустя, византійство торжествуетъ по всему фронту русскаго женскаго вопроса, и Даніилъ Заточникъ ищетъ милости y благочестиваго «князя и господина» ругательствами, проклятіями и сатирическими прибаутками по адресу женщинъ — въ духѣ истинно-византійскаго полемическаго краснорѣчія, воспитаннаго на папертяхъ бродячимъ монашествомъ эпохи Соборовъ. Но объ этой эволюціи мы будемъ говорить особо и послѣ.
Интересъ изученія древности славянства значительно поднимается надъ уровнемъ большинства однородныхъ изученій тѣмъ условіемъ, что, кажется, ни въ одной расѣ, какъ въ этой — младшей среди арійскаго племени по выступленію на историческую арену Европы — государственность, хотя бы и самая первобытная, не сѣла болѣе внезапно и на болѣе неподготовленную для нея почву. Опять-таки, дѣло для насъ не въ томъ, были ли призваны какіе-то варяги, и, если да, то кѣмъ, когда, зачѣмъ, откуда. Дѣло въ томъ, что мы застаемъ историческую Русь, уже съ XIV вѣка, въ борьбѣ родового уклада съ государственнымъ началомъ и церковнымъ правиломъ. И, хотя послѣднимъ суждено къ XIV вѣку побѣдить, a первому пойти на послѣдовательное умертвіе, тѣмъ не менѣе уже его невѣроятно долгая жизнеспособность доказываетъ, что государственность застигла предъисторическіе родовые славянскіе обычаи не заживо согнившими трупами какими-то, а, напротивъ, силами еще здоровыми, свѣжими и даже, можетъ быть, молодыми,
