Владимир Бушин - Живые и мертвые классики
Нельзя не продолжить. В 1935 году роман «Бесы» вышел в издательстве Academia. Против этого со статьей «Литературная гниль» выступил в «Правде», где он работал тогда и много позже, очень деятельный журналист Давид Заславский. (Почти четверть века спустя, 26 октября 1958 года, он же там же обрушит на голову Б.Пастернака статью, в которой назовет большого художника «литературным сорняком»). Реакция Горького на статью Заславского была четкой: «Мое отношение к Достоевскому сложилось давно, измениться — не может, но в данном случае я решительно высказываюсь за издание «Академией» романа «Бесы»… Заславский хватил через край, говоря: «художественно слабое произведение». Это неверно. Роман «Бесы» написан гораздо более четко и менее неряшливо, чем другие книги Достоевского и, вместе с Карамазовыми, самый удачный роман его». 24 января 1935 года это было напечатано одновременно в «Правде» и «Литературной газете». Вот так советская власть защищала Достоевского.
Но можно вспомнить еще выступление Виктора Шкловского на Первом съезде советских писателей в 1934 году, где он сказал: «Я думаю, что мы должны чувствовать, что если бы сюда пришел Федор Михайлович, то мы могли бы его судить, как люди, которые судят изменника…» Федор Михайлович не пришел на суд Виктора Борисовича. А тот в 1957 году выпустил о Достоевском книгу «За и против», в которой ни о каком суде уже не было и помину.
Я знаю, маэстро, откуда у вас в левом полушарии эта чушь о «негативном отношении» Советов депутатов трудящихся к Достоевскому. Ее запустил туда ваш знакомый, которого вы величаете «мощнейшим национальным писателем нашего времени». Сорок с лишним лет тому назад он уверял, что в советское время Достоевского «делали недоступным для чтения». Я тогда писал, адресуясь к Мощнейшему, что всего после революции, по данным Книжной палаты на ноябрь 1981 года, к 160-летию со дня рождения, в нашей стране вышло 34 миллиона 408 тысяч книг писателя. Получается что-то около 540 тысяч ежегодно да еще, повторю, многочисленные инсценировки, экранизации. Вот так недоступный! А теперь, болезный, раздобудьте данные за последние 15 лет, когда вам жить стало лучше, жить стало веселей, и сопоставьте с советскими. Вот бы я на вас при этом посмотрел…
Но кое-что словно сквозь зубы товарищ Бортко все же признает: «Полностью зачеркивать гениального писателя, стоящего в ряду самых крупных художников мира, просто не представлялось возможным». Очень хотелось советской власти зачеркнуть и вычеркнуть, но неудобно, дескать, перед цивилизованным человечеством. И что же? О, коварству советской власти не было границ! «Она нашла выход в трактовке героев Достоевского как неких условных персонажей… Некая условная Настасья Филипповна…» Да вы, сударь, понимаете ли, что лепечете? По указанию советской власти несравненная Юлия Борисова сыграла условную Настасью Филипповну, великий Грибов — условного Фому Фомича Опискина, бесподобный Марк Прудкин — условного дядюшку на сцене МХАТа и условного Федора Карамазова в фильме Ивана Пырьева… Да за такие слова надо отбирать диплом об окончании ВГИКа и сажать в карцер. Тем более, что ведь за этим стоит уверенность, будто лишь вам, только теперь при благоуханной демократии удалось создать не условные, а живые образы в «Идиоте», за которого Мощнейший отвалил вам премию в долларах США, в основном там, в США, и заработанных.
Так вот, сопоставьте, Бортко, два выпада Заславского и Шкловского против Достоевского со всем остальным, что было вокруг него в советское время: издания-переиздания, гигантские тиражи, юбилеи, памятник, музей, улица в его честь, инсценировки, косяки фильмов — сопоставьте и подумайте, как вы смотритесь на этом фоне. Не так ли, как старухи, которых выпустили вы в своем фильме из варьете голыми на Садово-Триумфальную?
Но все это — одна сторона дела. А есть и другая. Ну, допустим, так и было: «советская власть» только и мечтала, как бы по указанию Ленина зачеркнуть Достоевского и сбросить его с парохода современности, как мечтали еще до революции футуристы. Но вот большие художники, для которых это указание было не так уж обязательно: Некрасов, Тургенев, Чайковский, Горький, Бунин… Последний из них даже лютый антисоветчик. И, представьте себе, все они, мягко выражаясь, отвергали не отдельный роман, скажем, «Бесы», а вообще Достоевского. Одни сочиняли на него злые и даже злобные эпиграммы и пародии, сравнивали с маркизом де Садом, другие находили его стиль неряшливым и, как Бунин, считали, что это нарочно из неуважения к читателю, а Чайковский, сразу после смерти Достоевского перечитав «Братья Карамазовы» (главная книга!) писал брату: «Достоевский гениальный, но антипатичный писатель. Чем больше читаю, тем больше он тяготит меня». Что же получается? Выходит, не в советское время, а в царское, когда городовые на перекрестках всем бесплатно раздавали колбасу, кое-кто не любил, а кто-то и поносил классика. Да ведь он и сам кое-кого поносил…
Но что там Чайковский! Взять хотя бы и вашего Мощнейшего. С каким раздражением он всегда говорит о Достоевском, как уличает его в желании «всегда разодрать и умилить», как глумится он, получавший в лагере посылки с плюшками и шоколадом, который поглощал, почитывая «Войну и мир», над кандальной каторгой Достоевского, не имевшего там никаких книг, кроме Библии, и писавшего: «Меня ужасало огромное количество тараканов во щах».
Как видим, Ленин-то был сосем не одинок в своем неприятии Достоевского. Совсем! Более того, если исключить Мощнейшего вместе с Заславским и Шкловским, то выходит, Владимир Ильич пребывал в весьма почтенной компании. Весьма!
Но вернемся к фильму Бортко и к статьям в «Литературке». Там Игорь Серков писал, что будто бы бесполезно спорить об отдельных образах: «Тут дело вкуса и собственных представлений о героях. Культурные люди говорят об общем художественном впечатлении». Кому же не хочется прослыть культурным! В надежде на это мы и объявляем свое общее впечатление от фильма: скука зеленая! И от нее не спасают ни стадо голых старух на Садово-Триумфальной, ни полет, кажется, тоже голой Маргариты вдоль Арбата, ни учиненный ею погром в квартире критика Латунского (вот если бы Смелянского!), ни бал сатаны, растянутый на целую серию, ни всюду снующие страховидные чекисты, которых, как и голых старух, нет в романе, ни тупоумная речь их главы, как бы смахивающего на Берию, который вообще-то пребывал об эту пору в Грузии.
Без Берии и страхолюдных чекистов, без клеветы на Ленина или Сталина, на советскую власть или на КПСС сейчас не может выйти не только фильм, но и пятнадцатиминутный выпуск теленовостей. Есть на НТВ в программе «Сегодня» четверка (две леди и два джентльмена) особо выдающихся старателей на этом поприще. Вот в Архангельске в одном доме произошел умышленный взрыв газа и в результате пожара погибло 58 человек. Леди из этой «банды четырех», то ли Кацуева, то ли Грицацуева, начинает сообщение о трагедии игривой цитаткой из детского стишка: «А у нас в квартире газ. А у вас?..» Другой теледжентльмен, то ли Хряков, то ли Хрюков, когда израильский премьер Ариель Шарон лежал в коме, спросил корреспондента, находящегося в Тель-Авиве: «А как обстоит дело с его внутренними органами? Ведь говорят, он завещал их для трансплантации». И они начинают обсуждать проблему внутренних органов живого человека. Таков общий уровень этих человекообразных.
А вот пример их антисоветского подонства. 20 января отмечался столетний юбилей великого Игоря Моисеева. Всенародный праздник! Всеобщая радость! Торжество! А на НТВ думают, как изловчиться и метнуть горсть дерьма во всенародный праздник. И вот леди Белова изыскала и с ликующим видом объявила: «Игоря Моисеева 18 раз уговаривали вступить в партию, но он всегда отказывался». И не соображает, убогая, конечно, как при этом выглядит. Никаких 18 раз, разумеется, не было, ну, раза два-три могли пригласить, а он отказался. И что? Председателю Союза писателей СССР Константину Федину, Первому секретарю Союза писателей России Леониду Соболеву тоже предлагали, и они отказались. И моей жене Татьяне, когда она была директором ВУЗФИЛЬМА тоже предлагали и тоже отказалась. Ну и что? А беспартийному начальнику Генштаба Красной Армии командарму первого ранга Б.М.Шапошникову предложили, и он вступил. Беспартийному генерал-лейтенанту Л.А. Говорову предложили — вступил. А Бортко, возможно, и не предлагали, сам пришел.
Вернемся, однако, еще раз к статье Людмилы Донец. В начале она восклицает: «Вообще Владимир Бортко — большой молодец!» Да, среди овец. А завершает статью так: «А напоследок я скажу нечто совсем несусветное». Что такое? А то, что сериал большого молодца слабее романа. Это и есть несусветное? Нет, оно дальше: «Но и отношение к самому роману, к самому Булгакову считаю завышенным. Да, Булгаков замечательный писатель. Но когда его называют великим и гениальным, мне кажется, что это интеллигентское преувеличение». Вот кто настоящий-то большой молодец — Людмила Донец!
